Любовь и французы

Обычаи и одежды стали более смелыми. Период с середины четырнадцатого по конец пятнадцатого века был отмечен непристойностью в одежде. Платья женщин были глубоко декольтированными и так туго облегали бедра, что в принадлежности их обладательниц к женскому полу не оставалось никаких сомнений, а на грудь даме «можно было ставить подсвечник» — так подтягивал ее корсет. Что до туфель (всегдашней женской слабости), то Пьер ле Гро отмечает: «Они делались столь тесными, что их насилу можно было носить, от этого ноги женщин покрывались мозолями, уродовались и болели». Пьер Мишо выказывал больше доброжелательности к прекрасному полу, по крайней мере, пока речь шла о замужних женщинах. В своем Doctrinal de cour [82] (1466) он советует дамам показывать свои прелести: «Обнажайте ваш бюст, если у вас красивое тело». Как мы уже видели, этот совет не нужно было повторять дважды дамам вроде Аньес Сорель.

Что же касается юных франтов с их braguettes [83], то Пьер ле Гро упоминает о них в своем fardin des nobles [84] как о «folastres sont ces cuidereaux au cul decouvert que de si grands cheveux portent» ^{55}. Приближалась эпоха Возрождения, сопровождаемая свитой ослепительно нагих богов, спустившихся с Олимпа, не знавшего стыда. Она несла обществу более широкий и свободный взгляд на любовь и жизнь.

Любовь, то есть сочетание искусства и добродетели, культивировавшееся аристократической elite [85], становилась все более престижной, и ее изысканно описывали трубадуры и литераторы, такие как Кретьен де Труа, Гийом де Машо и Карл Орлеанский, вдохновленные знатными дамами, задававшими тон в изящной жизни в эпоху, по-прежнему остававшуюся варварской во многих своих обычаях и душевных движениях. Существовало также мощное течение, направленное в сторону земных наслаждений, которое служило противовесом куртуазной любви,— его представляли гений Вийона, насмешливые авторы фабльо и трубадуры-реалисты. Женщины — будь то ворчливые жены или мифические дамы сердца — занимали чрезвычайно много места в литературе того времени.

Любовь, кроме того, являла собой важный исторический фактор. Если бы Элеонора Аквитанская была менее страстной, она не стала бы супругой Генриха Плантагенета, а значит, большой кусок французской территории не отошел бы к Англии. Благодаря любви Тибо де Шампаня к королеве Бланке Кастильской был остановлен мятеж баронов. Распутство Маргариты Бургундской закрыло женщинам путь на французский трон. Две женщины побудили Карла VII сражаться с английскими захватчиками и положить конец Столетней войне: девственница Жанна д’Арк — своей любовью к Господу и стране и куртизанка Аньес Сорель — своей, не менее искренней, плотской любовью к суверену.

Мне бы хотелось закончить этот раздел, посвященный средневековью, упоминанием об образе, который, по моему мнению, является квинтэссенцией любовного идеала того времени, соединяя в себе самый неистовый полет химерической фантазии и нежнейшие моменты из романов и поэтических творений: о шпалере пятнадцатого века «Величание невесты» из «Дамы и единорога», хранящейся в Музее Клюни. Это символическая Роза из волшебного сада Гийома де Аорриса, рисеllе [86], которая поет chansons de toile и ухаживает за ранеными рыцарями, перевязывая их раны и утешая прекрасными словами, далекая принцесса трубадура Джауфре Рюделя, нежная юная жена menagier`а, Дева Чудес, хозяйка замка, о которой писали Гийом де Машо и Гутьерес.

Дама запечатлена стоящей в несколько напряженной позе в беседке, склоненной под тяжестью диадемы из золота и сапфиров и платья из голубой и золотой парчи; в одной руке у нее цветок — символ юности, красоты и любви — ключ ко многим тайнам. Она окружена геральдическими зверями, сцепившимися в поединке. Говоря словами поэта, ее современника, «она — рай на земле»:

Влить силу в хилые сердца,

В смех обратить унынья вой,

Дать разум скорбному главой,

Учтивым сделать наглеца

Способна ты, наш рай земной...

Часть вторая. Ренессанс: Платон и вожделение

Невозможно вырвать страсти из душ людских. Пока у нас есть кровь, печень, сердце, артерии, вены, не запретим себе испытывать волнение.

Пьер де Ронсар ^{56} Discours sur les vertus [87]

Глава 1. Общество, располагающее свободным временем

Во времена правления королей из династии Валуа в эпоху Возрождения придворная жизнь била ключом, и дворец слыл средоточием изысканности и любви. «Двор без женщин подобен весне без цветов»,— восклицал галантный Франциск I. (До его царствования свободное общение дам с королем и придворными не допускалось, монарха и его кавалеров во время их частых переездов сопровождала группа официально назначенных filles de joie [88].)

Оживление в обществе началось благодаря соприкосновению с Италией, блеском дворов итальянских государей ^{57} и повторному открытию классической античной культуры с ее культом красоты и разума. Человеческое тело гордо выставлялось напоказ, но высокий лоб, указывавший на ум своего обладателя, ценился не меньше, чем красота. Женщины учили латынь и греческий, читали Платона и Петрарку. ^{58} Были известны двенадцати-тринадца-тилетние девочки-вундеркинды. Как писал Мишле ^{59}: «Мужчины и женщины Возрождения вновь отыскали Древо Жизни». Возможно, ему следовало добавить, что они пересадили его в языческий рай, в котором законы были неизмеримо мягче, нежели в Эдеме. Люди сладострастно упивались этой новой атмосферой свободы личности. Говоря словами их современника: «Дует ветер свободы... быть живым — это удовольствие!» Сейчас они могли немного отдохнуть от войн. За итальянскими кампаниями, продолжавшимися в течение полувека, с 1495 по 1544 год, последовали религиозные войны, длившиеся с 1560 до 1598 года. Однако, когда стихал грохот орудий, при дворе ухитрялись веселиться, процветала галантность, совершенствовался вкус. Это было столетие контрастов, которое Вольтер сравнивал с «шелковым платьем, выпачканным кровью».

Менялась структура общества. В городах приобретала вес буржуазия; крестьяне начали посылать сыновей в города учиться на юристов и врачей. Представители высшей знати не были больше феодалами, а мелкие дворяне, жившие в маленьких сельских замках, свободно общались с крестьянами, когда долгими зимними вечерами господа и слуги собирались вместе в большой замковой кухне возле пылающего очага, чтобы читать Amadis de Caul и другие романы.

Двенадцать томов Амадиса продолжали пользоваться огромным успехом у читателей на протяжении первой половины столетия и несколько раз переиздавались. Когда Франциска I мучила подагра (а это случалось довольно часто: на дворе была эпоха подагры — люди потребляли чрезвычайно много мяса и вина), он часами лежал, подложив под ноги подушки, и читал Амадиса. Последнее издание Roman de la Rose было выпущено в 1538 году, когда начали появляться первые сентиментальные романы. Переиздавалась и история Тристана и Изольды, но — в осовремененном варианте. Турниры все еще устраивались, однако к ним уже не было такого серьезного отношения, как в средние века. Тем не менее Генрих II, которому Амадис и ему подобные романы довольно серьезно вскружили голову, случайно погиб на одном из них. ^{60}