Арабская литература

Еще большим поэтическим дарованием обладал современник Ибн ал-'Араби 'Умар ибн ал-Фарид (1182–1235), который повсеместно был провозглашен величайшим арабским поэтом-мистиком и единственным достойным соперником великих персидских мистиков. Подобно всем им, он выражает свои мистические переживания на языке человеческой любви, хотя неизменно "возлюбленным является бог, к которому поэт обращается и которого славит под многими именами, то как одну из героинь арабского миннезанга, то как газель или погонщика верблюдов или стрелка, мечущего смертельные взгляды из своих глаз; но чаще всего просто как Его или Ее. Оды сохраняют форму, условности, сюжеты и образы обычной любовной поэзии; их внутренний смысл поч-{90}ти никогда не бывает навязчив, хотя его присутствие всюду проявляется в странной экзальтации чувств" **.

______________

** R. A. Nicholson, Studies in Islamic Mysticism, Cambridge, 1921.

Искусство Ибн ал-Фарида примыкает к традиционной арабской поэзии не только по своему внешнему характеру; риторическая фразеология, причудливые образы, игра слов и tours de force все близко примыкает к стилю, созданному ал-Мутанабби. Из его дивана — тонкого томика, содержащего немногим более двадцати од, а также другие мелкие произведения, — наиболее известны часто переводимая "Винная песня" и длинная дидактическая поэма в 760 строк "Восхождение мистика", которая рассказывает о его собственном опыте и считается высшим достижением арабской мистической поэзии.

Приводимый ниже отрывок из одной его малой оды, описывающий видение божественной красоты, обнаруживает все очарование его языка:

Хотя он ушел, каждая частица моего тела видит его

Во всем очаровательном, изящном и прекрасном:

В том, как звучит лютня и заливается свирель.

Гармонично смешиваясь с мелодичными песнями:

В зеленых лощинах, где при вечерней прохладе

Или на утренней заре пасутся газели, щипля траву;

И где собираются облака и льют воду

На цветной ковер, сотканный из цветов;

И где на рассвете зефир с мягко волочащимися полами

Доносит до меня свой сладчайший бальзам;

И когда, целуя уста бутылки,

Я посасываю вино в приятной тени.

Даже у второстепенных светских поэтов наблюдается временный отказ от полного подчинения содержания форме, что на протяжении двух столетий выхолащивало жизнь из арабской поэзии. Баха ад-Дин Зухайр "из Египта" (ум. в 1258 г.) — самый известный придворный поэт этой эпохи. Его диван отличается простотой языка, отсутствием лести и подлинной глубиной чувства, которые вместе с изящной игрой фантазии придают его стихотворениям некоторое сходство с поэзией Запада и побудили английского переводчика ** сравнить его с Герриком. {91}

______________

** E. H. Palmer.

О слепой девушке

Они называли мою любовь бедной слепой девушкой.

Я люблю ее больше за то, — я сказал;

Я люблю ее, потому что она не может видеть

Эти седые волосы, которые безобразят меня.

Мы не удивляемся, что раны наносятся

Вынутым из ножен и обнаженным лезвием;

Удивительно то, как мечи станут убивать,

Когда они находятся в ножнах.

Она — прекрасный сад, где я

Могу не бояться ничьих подглядывающих глаз.

Где, хотя в красоте цветет роза,

Нарциссы смыкают свои веки.

О карьере Саладина, естественно, появилось несколько биографий, из которых две наиболее ранние написаны людьми, служившими при нем. 'Имад ад-Дин из Исфахана (1125–1201) был крупнейшим историком своего времени. Юношей он поступил на службу к сельджукским правителям Ирака, а достигнув средних лет, перебрался в Дамаск. Позднее он служил у Саладина в качестве главного секретаря по делам Сирии и сопровождал его во всех походах. Помимо биографии Саладина, он написал историю своих первых хозяев, Сельджуков, и подробную всеобщую историю своего времени (большая часть которой утрачена); все они написаны невыносимо витиеватым стилем, свойственным официальной переписке того времени. Менее изощренно, хотя и в хвалебном духе, выдержана биография Саладина, принадлежащая перу его главного секретаря Баха ад-Дина из Мосула.

"В течение последних пяти лет карьеры Саладина, — говорит Лэн-Пуль в своей превосходной биографии, — Баха ад-Дин был авторитетнейшим знатоком и очевидцем происходившего, близким другом и советником султана. Его биография, несомненно, отличается правдивостью, благодаря чему личные пристрастия автора и восточную склонность к преувеличениям легко можно сбросить со счета. Поскольку Баха ад-Дин является единственным прямым свидетелем переговоров между Ричардом I и Саладином, его простодушная правдивость представляется для нас особенно важным качеством".

Более поздняя биография, составленная Абу Шамой из Дамаска (ум. в 1268 г.), представляет собой третье жизнеописание Саладина, принадлежащее его современ-{92}нику, однако настроенному к нему враждебно. Ибн ал-Асир (1160–1233), араб по рождению, принадлежит к числу величайших арабских историков. Его первая книга — "История атабеков Мосула", законченная в 1211 г., рассказывает о главных мусульманских противниках Саладина, и, следовательно, достижения Саладина принижаются в пользу прежних покровителей историка. Более беспристрастен он в своем объемистом сочинении Камил ("Совершенный по истории"). Этот обширный труд в двадцати томах содержит всеобщую историю ислама вплоть до эпохи автора, написанную на основе работ предшествующих историков; часть его, посвященная раннему периоду, по существу представляет собой сокращенное изложение большого труда ат-Табари (слишком сложного для поздних ученых) с добавлениями из других источников. Его ценность состоит не только в отрывках из ныне утраченных произведений, но и в несколько более критическом отборе материала, чем у большинства мусульманских историков. Любопытно, что Ибн ал-Асир до девятнадцатого века не был известен и все ранние востоковеды, не исключая и Гиббона, были вынуждены пользоваться в своих работах лишь подражаниями и сокращенными вариантами его труда, сделанными коптом ал-Макином (1205–1273) и султаном г. Хама Абу-л-Фида (1273–1331), обладавшим литературными талантами.

Отметим еще два сочинения, представляющие более общий интерес. "Описание Египта" 'Абд ал-Латифа (1162–1231), филолога и врача с энциклопедическими знаниями, является одним из самых оригинальных научных трактатов на арабском языке. Кроме полного описания флоры, фауны и древних памятников Египта (включая рассказ очевидца о попытке снести пирамиды), оно содержит описание ужасающей вспышки каннибализма в Каире во время повального голода 1200–1201 гг., и, между прочим, проливает некоторый свет на медицинские исследования того времени.

Гораздо более известен как в Европе, так и на Востоке биографический словарь ("Даты смерти выдающихся людей") Ибн Халликана (1211–1282), сирийца по рождению, притязавшего, однако, на принадлежность к знаменитому бактрийскому роду Бармекидов. Еще юношей он учился в Алеппо вскоре после смерти Йаку-{93}та, и, возможно, именно биографический словарь Йакута натолкнул его на мысль о создании подобного же, но более обширного сочинения. Вместо того чтобы ограничиться определенной категорией писателей, он охватил в своем труде выдающихся лиц всех областей жизни, за исключением лишь первого и второго поколения мусульман и халифов, о которых уже было написано много биографий (например, Ибн ал-Асир составил биографическое сочинение о 7500 «сподвижниках» пророка под любопытным названием "Львы чащи"). Стремясь к наибольшей точности, он даже не включил лиц, о смерти которых не мог найти достоверных сведений. Стиль его свободен от потуг достичь риторического эффекта, так сильно портящих позднюю литературу; кроме того, наряду с многочисленными выдержками из ныне утраченных произведений книга оживлена разнообразными анекдотами и сведениями, сообщаемыми как бы между прочим, что делает ее не только интересной, но и весьма ценной как источник знаний о средневековой мусульманской жизни **. О том, насколько высоко ценилась эта книга, свидетельствует тот факт, что она была переведена на персидский язык еще при жизни автора, а также снабжена дополнениями и продолжениями более поздних писателей.