Всеобщая история искусств в шести томах. Том 4 (с иллюстрациями)

К 1780-м гг. в Чехии зарождается архитектура классицизма. Представление о нем дает городской театр — ныне театр имени Тыла в Праге (1783), построенный архитектором А. Хафэнеке-ром. По своему характеру это сооружение, выполненное в духе раннего классицизма, еще достаточно тесно связано с барочными традициями в том смысле, что оно сохраняет пластичность основных своих объемов. Внутри театр неоднократно перестраивался, и декор того зала, где когда-то пражане присутствовали на премьере моцартовского «Дон-Жуана», не сохранился до настоящего времени. Особое место в чешском искусстве 18 в. занимают садово-парковые комплексы, обильно украшенные скульптурами. Такова сюита пражских «заград» — садов, террасообразно расположенных на крутых склонах Градчанского холма. Прихотливая смена пологих дорожек, крутых лестниц, террас, каменных беседок, боскетов, цветущих клумб образует полный очарования неповторимый ансамбль. С террас этих садов, поднимающихся над узкой полосой прижатых к реке городских кварталов Малой Страны, развертывается панорама «Златой Праги». Интересна архитектура Выртбовского сада, осуществленная в типичном барочном стиле (ок. 1720), ив особенности террасные сады Ледебургского (ок. 1710) и Коловратского (ок. 1780) дворцов, сочетающие прихотливую позднебарочную пространственную планировку с интимными садовыми сооружениями.

Церковь св. Троицы в Братиславе. Продольный разрез и план.

Наиболее значительным ансамблем 18 в. является замок и парк графа Спорка в Куксе (1707-1719). Потомок одного из военачальников Габсбургов, разбогатевшего на контрибуциях и императорских пожалованиях, Спорк стал представителем нового поколения передовых кругов дворянства 18 в. Широко образованный человек, собиратель прекрасной библиотеки, меценат и филантроп, Спорк занимал резко отрицательную позицию по отношению к официальному католичеству и к господствующим в Чехии иезуитам. Его взгляды представляли собой странную смесь янсенизма с чертами раннего просветительства. На принадлежащих ему землях он построил большую богадельню-больницу, органически вошедшую в огромный ансамбль дворцовой усадьбы. Строения ансамбля располагались на двух холмах, разделенных рекой. Оба склона были превращены в украшенный скульптурами сад. От обоих фасадов к перекинутому через реку мосту вели каменные эскалады. Сам замок не сохранился до нашего времени, уцелела расположенная на противоположном холме церковь-усыпальница с большим зданием дома призрения. На открытой площади-террасе, разбитой перед этим зданием, расположены справа и слева от церкви две группы статуй (1719). По правую сторону — аллегории добродетелей, по левую — пороков, каждая из групп возглавляется ангелами смерти.

Матьяш Браун. Лесть. Аллегорическая статуя дворцово-паркового ансамбля в Куксе. Камень. 1719 г.

Эти группы, как и ряд других, частично дошедших до нас скульптур ансамбля, выполнены замечательным мастером чешского ваяния Матьяшем Брауном (1684— 1738). Статуям свойственны присущие барочной скульптуре сложные пространственные развороты, повышенная экспрессия жеста, смелое применение светотеневых живописных эффектов. Однако своеобразие искусства Брауна определяется не только этими качествами и высокой степенью мастерства, с которой он композиционно связывает с архитектурной средой как каждую статую, так и целые группы, а жизненной передачей характера своих персонажей. Так, «Лесть» в образе гибкольстивой и коварно-ласковой молодой женщины в полумаске — живой тип, а не символ. Часто сами аллегорические аксессуары даны с грубовато-жизненной, почти жанровой конкретностью — крепкий, добротно скованный сундук у «Скупости», корзина со снедью у «Обжорства». Наряду с этим в кульминационном образе ангела светлой смерти мастер достигает подлинной поэтической приподнятости. Пожалуй, самой любопытной частью этого ансамбля является расположенный в глубине примыкающего к усадьбе леса так называемый Вифлеем. Человек, идущий по петляющей лесной тропе, сталкивается с каменными путником и женщиной, присевшими на край бассейна («Христос и самаритянка у колодца», ок. 1731). На окруженной купами деревьев лужайке заснула каменная Мария Магдалина. Из расщелины пещеры выползает на четвереньках обросший волосами, давно покинувший суету мира отшельник. И, наконец, в скале длинного отвесного обрыва высечены большие многофигурные рельефы, например «Видение св. Франциска» или «Чудо св. Губерта», в котором изображены и волшебный олень с распятием между ветвистых рогов, и деревья каменного леса, чьи стволы ритмически перекликаются со стволами живых деревьев.

В этой единственной в своем роде композиции, столь оригинально переосмысляющей некоторые традиции итальянской парковой скульптуры, проявились своеобразные мистические настроения, причудливо окрашивающие гуманистические искания просвещенного филантропа и его кружка. Вместе с тем здесь содержится мотив интимно-лирической связи человека с природой.

Среди других многочисленных работ Матьяша Брауна следует упомянуть ряд его скульптур, выполненных для знаменитого скульптурного ансамбля Карлова моста в Праге. Среди этих статуй истинным, хотя и несколько приподнятым драматизмом чувства отличается группа «Св. Луитгарта у распятия» (1710).

Фердинанд Максимилиан Брокоф. Св. Франциск Ксаверий. Скульптурная группа Карлова моста в Праге. Фрагмент. Камень. 1711 г. Прага, Национальный музей.

Вместе с Брауном над скульптурными украшениями моста работал и другой крупный скульптор этого времени, Фердинанд Максимилиан Брокоф (1688—1731)— лучший представитель целой династии скульпторов. Его сложные многофигурные композиции в большой мере связаны с традиционным типом позднебарочной скульптуры, с общим духом экстатической экспрессии, начинающей приобретать черты некоторой манерности. Правда, ранним его работам это свойственно в малой степени. В таких же его композициях с Карлова моста, как группа Заточенных в темницу мучеников (1711), отдельные персонажи отличаются чертами грубоватой и чуть наивной жизненности. Очень выразительны отличающиеся подлинной энергией и экспрессией моделировки большие фигуры негров-рабов с фасада дворца Морзинского в Праге (1714). Однако уже в блестящем по мастерству надгробии Братислава из Митровиц в церкви св. Якуба (Прага, 1717) остроумные аллегории, несколько манерная экспрессия жестов, виртуозность обработки мрамора решительно вытесняют силу и искренность чувства. В дальнейшем Брокоф создал ряд статуй, демонстрирующих незаурядную виртуозность и понимание места скульптуры в декоративно-монументальных ансамблях— церквах Яна Непомуцкого (1725), св. Петра (1728) и других.

К середине 18 в. наблюдается измельчание барочных форм, связаннное с исчезновением барочного пафоса, постепенным обмирщением и одновременно перерождением господствующей культуры. Именно в эти годы в скульптуру проникают черты изысканного жеманства, элегантности и более камерной, почти интимной декоративности, во многом аналогичной рококо. Характерно, что если мастера чешского барокко любили работать в камне, великолепно владея возможностями этого материала, то мастера-эпигоны все чаще прибегают к более податливому и послушному материалу — дереву, широко используя раскраску и позолоту статуй. Типичны для этого периода такие работы, как кокетливо-манерная «Мадонна с младенцем» Карела Иосифа Хиернле (1740), как фигуры полуобнаженных ангелов алтаря церкви в Желихове (1770).

Монументальная живопись 18 в. развивалась по схожему со скульптурой пути от более пластически мощных и эмоционально напряженных композиций к более легким и изящно-камерным, в которых переплетались влияния как Тьеполо, так и французской декоративно-монументальной живописи рокайльного периода.

Примером живописи первых десятилетий 18 в. могут служить росписи Рейнера (фрески купола церкви Крестоносцев), Карела Коваржа и других. Для последующего периода характерна живопись позднего Рейнера (проникнутая рокайльными чертами роспись замка в Младоболеславе, 1740), Ф. Лукса (фрески монастыря в Хотешове), Ф. Шеффлера (фрески замка в Иемништах, 1754).