Повседневная жизнь Монпарнаса в Великую эпоху. 1903-1930 гг.

Монпарнас гурманов

В жизни Монпарнаса гостиницы играли меньшую роль, чем кафе, но совсем не рассказать о них нельзя. Поначалу местные гостиницы предназначались для путешественников, прибывавших на близлежащий вокзал. Даже сегодня большинство отелей на улицах Деламбр, де-ла-Гэте, Дю Депар, Де л'Ариве, на бульваре Монпарнас и даже на бульваре Распай носят названия, так или иначе связанные с Бретанью и океаном.

Очень долго эти невзрачные заведения были начисто лишены всяческих удобств. Ими пользовались для коротких свиданий, платных любовных услуг, и один их вид призывал к бдительности и осторожности. Некоторые сдвиги к лучшему произошли лишь после 1920 года, но горячая вода в кранах, ванна на этаже все еще казались необычайной роскошью. Вертес, венгерский рисовальщик «легких женщин Парижа», человек изысканного вкуса, рассказывал мне, как, остановившись в одном из этих нищих «караван-сараев», он брал такси и ехал в «Кафе де Пари» на площади Оперы, чтобы оказаться в «пристойном месте». И это, повторяю, в 20-е годы. Другой очевидец, голландский сюрреалист Корнелиус Постма, вспоминает, что принять душ можно было лишь в одном из специальных заведений. Вокруг вокзала их располагалось не меньше десятка; некоторые из них, на улицах Кампань-Премьер, д'Асса, Деламбр, Одессы, сохранились без изменений, со своими керамическими украшениями и вечнозелеными растениями в глиняных вазах. Фудзита, сделавший ванную у себя на улице Деламбр, слыл богачом, и натурщицы частенько испрашивали у него разрешения ею воспользоваться, чтобы лишний раз не тратиться. В то время даже напевали песенку:

От всех этих гостиниц резко отличался только «Медикаль Отель» на бульваре Араго, где как-то останавливались Шагал и Ив Танги: в его коридорах пахло эфиром. На самом деле это была клиника, сдававшая палаты, когда они пустовали. Вальдемар Жорж уверял, что в коридоре неизбежно встречались хирурги в запятнанных кровью халатах, медсестры, толкавшие перед собой металлические каталки с только что прооперированными пациентами… Монпарнас был переполнен, и где только не приходилось жить. Самая крохотная комнатенка на улице Бломе, улице дю Шато или в гостинице, зараженной клопами и пропитанной запахом гари (постояльцы готовили еду прямо в комнатах на спиртовках), стоила 250 или 300 франков в месяц, как сообщает Миллер в своем «Тропике Козерога».

Полу сельский район, каким Монпарнас оставался до 1914 года, не имел на своей территории больших ресторанов, только несколько неплохих бистро. Здесь не знали изысканной кухни, и обычное меню состояло из вареной говядины, телячьей головы в соусе, свежепросоленной свинины с чечевицей и рагу из баранины, к превеликому удовольствию посетителей: каменщиков, маляров и кучеров, к которым присоединялись и художники.

Из многочисленных питейных заведений упоминания заслуживают лишь немногие: ресторан «Лавеню», переименованный в «Дюпон-Парнас» (сегодня это «Таверна мэтра Кантера»), куда старики приходили поиграть в домино, рассеянно слушая скрипача-немца, исполнявшего для них Бетховена. После 1919-го здесь собирались политики, как сегодня «У Липпа»… Ресторан «Бати», находившийся на углу бульваров Монпарнас и Распай, напротив кафе «Дом»… И наконец «Ле-Вигурей», расположенный выше по бульвару Распай, на углу улицы Кампань Премьер. Оба эти ресторана воспеты Аполлинером. Автор сборника «Алкоголи» вовсе не гурман, а, к сожалению, просто обжора. Весело смеясь, Вламинк рассказывал о соревнованиях в поглощении пищи, какие Аполлинер устраивал вместе с ним и Дереном. Они должны были заказывать из меню все блюда подряд, начиная с закусок и заканчивая пирожными и фруктами… Затем предполагалось начинать все с начала. Тот, кто первым просил пощады, оплачивал общий счет. Старый фовист вспоминал, как однажды выдержал это испытание аж до половины второго раунда, ведь при большем проигрыше он уже не смог бы заплатить нужную сумму.

Похоже, «Бати», где любили бывать Макс Жакоб, Аполлинер, Сальмон, Андре Бийи, Венсан д'Энди и где, говорят, видели Троцкого (что касается русских революционеров на Монпарнасе, ничего нельзя утверждать наверняка), считался рестораном более высокого разряда, чем остальные. Его меню ограничивалось блюдом дня, всегда очень вкусным. Его вина из Сансерруа и Луары пользовались популярностью. Цены здесь оставались вполне умеренными, хотя для художников частенько бывали недоступны. Для многих этот ресторан символизировал удачные дни. Шагал, приглашенный на обед Аполлинером, не мог забыть своего изумления от предложенной ему еды, так сильно отличавшейся от его обычных огурцов с селедкой. По словам Анри Рамея, в 1913 году здесь удавалось поесть в среднем на 2,5 франка, но некоторые вина могли удвоить счет. Поэтому… если только подумать, что у мадам Ледюк, в кафе-молочной на бульваре Распай, еда обходилась в 1,25 франка, почему оно и стало резиденцией английских художников, становится ясно, какой сказочной роскошью представлялся ресторан «Бати». Стоит еще добавить, что в кафетериях позволялось заказывать по полпорции каждого блюда, так что из двух полупорций получался вполне сносный обед.

Бати, хозяин ресторана (еще мальчишкой ему посчастливилось обслуживать Жорж Санд в Ноане), выглядел хмурым и малообщительным человеком. Его угрюмость еще больше усилилась в 1914-м из-за мучительного беспокойства о сыне, находившемся в окопах. Все четыре военных года его ресторан, в большей мере, чем «Ротонда», служил чуть ли не пристанищем для мобилизованных писателей и художников. Отпускники приходили сюда получить какие-нибудь известия с фронта о своих товарищах. Блез Сандрар обедал здесь в последний раз вместе с Аполлинером, за шесть дней до смерти поэта. Под впечатлением от процессии катафалков, двигавшейся по бульвару Распай к Монпарнасскому кладбищу, Аполлинер не переставая говорил об обрушившейся вслед за войной «испанке». А вернувшись домой, почувствовал первые признаки болезни.

По окончании войны безутешный Бати, не дождавшийся возвращения сына, продал свое дело, и с его исчезновением частично разрушился привычный облик старого Монпарнаса.

Сальмон и Аполлинер также заходили в «Ле-Вигурелль», более скромное бистро, чьим основным украшением были две миловидные дочери хозяина, мсье Вигуру. Добрые и не слишком стеснительные девушки охотно принимали участие в студийных гулянках. Художники оспаривали сестричек друг у друга. Их же, должно быть, Аполлинер описал в «Сидящей женщине».

Мсье Вигуру отличался простотой и наивностью. Чтобы расположить к себе клиентов-художников - Дюнойе де Сегонзака, Дерена, Люк-Альберта Моро, - он говаривал им: «Господа, хоть я и трактирщик, но очень люблю искусство: по воскресеньям я хожу либо в кино, либо в Лувр!»

Начало перемен

В 1911 году открыли бульвар Распай, и над огромной сценой Монпарнаса словно поднялся занавес. Пятьдесят лет создавался этот бульвар. Тридцать пять из них ушло на преодоление последнего участка: улица Вожирар - перекресток Вавен. Но, как только умчался блистающий экипаж президента Пуанкаре, все стало стремительно меняться. Заманивать артистическую публику принялась «Ротонда», несколькими месяцами раньше открывшаяся на одном из перекрестков.

В предвоенные годы изменился и состав населения района: появились новые типы и социальные категории. Заметно оживились улицы, строительство новых зданий вызвало интенсивное движение грузового транспорта. «Монпарнас в то время, - говорил Цадкин, - представлял собой обширную строительную площадку, вверенную землекопам и каменщикам…» Маляры, штукатуры, каменщики и рабочие всевозможных организаций пополнили собой первичный контингент баров, состоявший из кучеров, конюхов и перевозчиков, переставших быть королями этих мест. Появились и первые прибывшие с Востока художники. Они затесались в ряды местных жителей, стараясь не привлекать к себе внимания. Главным образом это касалось евреев, которых царский режим сделал очень пугливыми.