Кто убил классическую музыку?

С возрастом он стал по-другому вести себя в обществе. Мальчик из брайтонской семьи среднего класса приобрел простонародный акцент, начал изъясняться на жаргоне хиппи, выказывая нарочитое пренебрежение к формальному синтаксису. Его любимыми словечками стали «жуткий» и «морочить». Никто не одевался так, как он — по большей части в дешевые тряпки, купленные с лотка на улице; с дерзкой ухмылкой он появлялся в таких нарядах на самых изысканных концертах. Вначале он придумал себе вневременной костюм, а потом, увидев, что публике это понравилось, сделал его своим фирменным знаком. «Я тут приехал из Нью-Йорка и малость мозги всем заморочил, — рассказывал он. — Суббота, вечер, мне надо вылезать на сцену в Ройял фестивал-холле. Ну, я хотел вещи повесить, чтобы были не мятые, а когда чемодан открыл — их там нет. Я пошел на Кэмден-маркет фрак поискать, так у них ни одного не было. Ну, я купил, что у них там нашлось черное, и в этом играл. А потом все приходили и говорили: "Эй, Найдж, классно ты придумал, классике это на пользу".

На «И-Эм-Ай» придерживались того же мнения, но боялись, что Кеннеди может зайти слишком далеко. Им нравился популизм, но они опасались его последствий. Найджел любил пить шампанское прямо из бутылки; а ведь они помнили, что его отец умер от алкоголизма. Прилетев из Амстердама, скрипач сразу же начинал расхваливать товар, который предлагали ему в экзотических кафе. «И-Эм-Ай» не желала видеть его пьяным или накурившимся. Становилось ясно, что Найджелу нужен наставник, человек, которому он бы доверял и на которого могла бы положиться компания.

В 1987 году босс «И-Эм-Ай» Руперт Перри познакомил Кеннеди с Джоном Стэнли, бывшим менеджером поп-группы «Бэй-Сити роллерс». Хорошо воспитанный человек с седеющими волосами, на тринадцать лет старше Кеннеди, Стэнли считал, что может облегчить становление творческой личности. «Я принимаю на себя ответственность за воплощение в жизнь чьей-то мечты, — убедительно говорил он. — Агенты этим не занимаются» [702]. Стэнли увидел, что хочет сделать Кеннеди с «Временами года», и сказал, что может помочь. Его практический ум, его понимание и очевидное преуспеяние расположили к нему скрипача. Стэнли ездил на синем «роллс-ройсе». «Почему-то, увидев, сколького он достиг, я подумал, что он, наверное, темная личность — знаете, такой денежный мешок. Оказалось, все совсем не так, он был вполне нормальным… Он на самом деле стоял за спиной, и следил за моей карьерой в целом, и прикидывал в уме, на что я в действительности могу рассчитывать», — рассказывал Кеннеди в воспоминаниях, продиктованных им Стэнли [703]. Менеджер заставил его прождать ответа в течение нескольких недель. «Я долго размышлял, прежде чем взять Найджела Кеннеди, — говорил Стэнли. — Я не разбирался в классике, но он был заинтересован в том, чтобы пробиться в поп-музыку, а это я понимал». В конце концов его убедил концерт, на котором Кеннеди перемежал классическую музыку с джазом, а в заключение исполнил соло скрипичный вариант темы из футбольной телепрограммы «Матч дня», шедшей на Би-би-си. «Очень скоро после этого, — вспоминал Кеннеди, — Джон взялся за дело» [704].

Спустя пять лет, когда партнерство осталось в прошлом, а Кеннеди превратился почти в отшельника, мнения относительно того, какую именно роль сыграл Джон Стэнли в «создании» Найджела Кеннеди, разделились. Дробление и запись «Времен года» состоялись до их знакомства. Идеи продвижения не менялись. Судя по всему, главное, что сделал Стэнли — это установил военную дисциплину и по-военному четко определил задачи. Он создал в «И-Эм-Ай» командный центр, откуда день за днем, час за часом руководил деятельностью Кеннеди. Из-под его контроля не могло ускользнуть ни одно обращение к скрипачу, будь то по музыкальным или по самым обыденным вопросам.

«Джон блестяще проявил себя в выборе времени, особенно в первые полгода продаж "Времен года"», — утверждал Барри Маккан, директор «И-Эм-Ай» по маркетингу и личный друг Кеннеди. Стэнли создал вокруг скрипача атмосферу напряженного ожидания, привычную для шоу-бизнеса, и научил своего клиента манерам, которые раньше считались подходящими для кинозвезд или национальных героев. Его выбрали для участия в телепрограмме «Это ваша жизнь», идущей в самое лучшее время, и в подростковом шоу «Клуб X». Известность не ограничивалась рамками одной страны. В Британии продавалось менее одной пятой записей Кеннеди. В Скандинавии показатели продаж были гораздо выше, в Австралии — просто гигантскими, в Америке неуклонно росли. В посвященной ему статье в «Нью-Йорк таймс» Роберт Шварц писал: «Родилась новая суперзвезда по имени Найдж».

Стэнли оживлял выступления Кеннеди лазерной подсветкой и участием струнного ансамбля, состоящего из молодых девушек. Афиша на лондонском театре «Доминион» гласила: «Кеннеди — Жуткая гулянка» [705]*. Продюсер «Битлз» Джордж Мартен намеревался снять о нём видеофильм. Это не всем нравилось. Джон Драммонд, музыкальный редактор Би-би-си, называл Найджела Кеннеди «Либерейсом девяностых» [706]*. По мнению журнала «Страд», библии скрипичного дела, новый облик делал его «из безвкусного отвратительным» [707]. Классических критиков ужасало его манерное растягивание звука. Музыканты, нанятые для участия в шоу «Monster Bash», спустя два года после концерта все еще не получили за него денег. Людям, платившим немалые деньги за входные билеты на концерт на открытом воздухе, приходилось еще доплачивать за стулья.

Подобная реакция огорчала Кеннеди, и он пытался наладить отношения с миром классики. Он решил записать концерты Брамса и Бетховена и избрал для этой цели Клауса Теннштедта, ведущего немецкого дирижера «И-Эм-Ай». Теннштедт отличался хрупкой нервной системой, и его реакцией на внезапную известность, свалившуюся на него после многих лет прозябания в провинции, стала бесконечная череда болезней. Кеннеди с пониманием отнесся к его повышенной уязвимости. Теннштедта же привлекали в Кеннеди его по-юношески искреннее уважение, выдающаяся техника и фантастические показатели продаж. Они почти не понимали язык друг друга, но с одинаковой, не требующей словесного выражения иронией относились к абсурдным условностям звукозаписи. В каждом концерте Кеннеди исполнял собственную каденцию — в четырехминутных соло смешивались классическая техника пассажей и отголоски мелодий его нового кумира, Джимми Хендрикса. Он купил на аукционе бандану рок-мученика, пропитанную его потом, и повязывал ее на лоб как талисман, где бы ни играл.

Ни Брамсу, ни Бетховену не удалось даже близко сравняться по успеху с диском «Времен года», но продажи исчислялись шестизначными цифрами, а для классики это очень много. Способность Кеннеди находить общий язык с любой аудиторией не подвергалась сомнению. В июне 1992 года в Киле, родном городе Теннштедта, он вышел перед полупустым залом, где сидели голштинцы в лучших воскресных нарядах, в черной шелковой рубашке, бархатных брюках и кожаных сапогах до середины икр. Когда он приветствовал облаченного во фрак концертмейстера взмахом открытой ладони и словами: «Привет, жуткий тип!», раздались смешки. Но когда зазвучал концерт Бетховена, между ним и публикой установилось полное взаимопонимание. Он ни минуты не стоял на месте, он то подскакивал к дирижеру, то уходил к альтам. Он наслаждался игрой оркестра, но при этом постоянно помнил о зале. Он играл в этом холодном балтийском зале добросовестно, словно жиголо, отрабатывающий свою плату до последней лиры, он ластился к публике, потрясал ее, ублажал ее, трогал до глубины души своим обликом маленького потерявшегося мальчика. Концерт завершился бурей аплодисментов и бесконечными бисами. Я надолго запомнил этот концерт в Киле, потому что он стал одним из последних появлений Найджела Кеннеди на публике.