Шерлок Холмс и рождение современности

Но я, собственно, не о переводчиках и не о переводах. Я об идеологическом сюжете «Человека с рассеченной губой» и «Союза рыжих», исторически ограниченном, — хотя, кстати говоря, имеет смысл спросить себя насчет протяженности и цельности этих границ. Но сначала — краткое изложение содержания обоих текстов — и для тех, кто их подзабыл, и для тех, кто хорошо помнит, ведь пересказ известных сюжетов часто наводит на новые мысли. Итак, «Союз рыжих». Ватсон женат и живет семейной жизнью где-то за Гайд-парком. Заглянув однажды вечером к своему другу, он обнаруживает там заурядного толстячка с огненно-рыжими волосами. После непременной демонстрации величия дедуктивного метода (татуированная рыбка с розовой чешуей, масонские запонки и перетруженная правая рука клиента) посетитель (заметим, тоже с ветхозаветным именем Джабез, явно из семьи методистов или даже баптистов) рассказывает свою историю. Недалеко от Сити у него ломбард. Мелкий бизнес, ничего особенного. Нанялся к нему недавно ловкий помощник, за половинное жалованье, что приятно. Два месяца назад помощник прочел в газете сообщение о некоем Союзе рыжих, где есть вакансия, — чтобы ее занять, нужно только быть рыжеволосым, прочее — пустяки. Контора Союза на Флит-стрит; в назначенный день там образовалась толпа претендентов, как художественно выразился клиент Холмса (в переводе М. и Н. Чуковских): «Попс-корт был похож на тачку разносчика, торгующего апельсинами». Странным образом Джабеза Уилсона взяли на службу; не обошлось, впрочем, без комических проверок истинности огненного цвета его волос. Работа непыльная и совершенно абсурдная — приходить в контору Союза и переписывать «Британскую энциклопедию». Оплата — выше всяких ожиданий; к тому же на время отсутствия хозяина за лавкой присматривает тот самый помощник Винсент Сполдинг, ловкий малый. Джабез переписывал-переписывал, пока, придя, как обычно, на работу, не обнаружил закрытую дверь и на ней объявление, что Союз рыжих распущен. Попытки навести справки и найти концы успехом не увенчались — липовые адреса, несуществующие конторы и имена (одно из них, заметим, Уильям Моррис). Халява кончилась. Расстроенный мистер Уилсон прибежал жаловаться к Холмсу. Дальнейшее разворачивается стремительно: Холмс с Ватсоном отправляются гулять вокруг лавки Уилсона, Холмс обозревает колени Сполдинга, стучит тростью по мостовой, обнаруживает за углом от ссудной кассы огромный банк, потом они едут слушать скрипача Сарасате (здесь следует аматёрский психологический пассаж о «двух Холмсах» —, меломане и ищейке), после чего расстаются до вечера. Холмс просит Ватсона заехать за ним на Бейкер-стрит, чтобы поучаствовать в развязке истории. В старой доброй квартире миссис Хадсон Ватсон обнаруживает полицейского инспектора и надутого банкира; по мере продвижения на кэбе к Сити, он узнает, что шайка мошенников обманула наивного Джабеза, что они придумали абсурдную работу в Союзе рыжих (и сам Союз рыжих), чтобы удалить хозяина из лавки, — пока его не было, они вели подкоп в подвалы банка за углом. Там — и тут в разговор вступает надутый финансист — хранится огромная сумма в золотых наполеондорах, которую его банк занял у французов. Преступники — а главный из них тот самый Сполдинг (на самом деле — сбившийся с истинного пути аристократ, выпускник Итона и Оксфорда Джон Клей) — хотят наполеондоры украсть. И точка. Меж тем компания уже переместилась в банковские хранилища, темнота, запах нагретой лампы, закрытой шарфом, стук в подполе, луч света, белая аристократическая рука появляется в черном проеме, мышеловка захлопнулась, финал, Флобер пишет Жорж Санд о том, что «человек — ничто, дело — все».

«Человек с рассеченной губой». Айза Уитни приучился курить опий. Ватсон уже женат, живет в Кенсингтоне (примерно за сто двадцать лет до того, как там поселились русские оли- и мини-гархи и арабские принцы). Июньский вечер 1889 года, доктор отдыхает после тяжелого трудового дня. Вбегает жена несчастного Уитни, просит помощи и вынуждает Ватсона отправиться в опиумный притон в Сити и привезти оттуда Айзу. Добропорядочный благородный доктор мчится на другой конец города, спускается в адово подземелье, которое содержит некий малаец-ласкар. Следует живописное описание притона, мрачного средоточия порока. Ватсон встречает там переодетого Холмса; вытащив любителя де Куинси из курильни и отправив его на кэбе домой, доктор присоединяется к своему другу. Холмс засел в притоне (хотя, утверждает он, если его там узнают, расправа неизбежна), пытаясь выяснить судьбу некоего пропавшего Невилла Сент-Клера. По дороге в загородный дом Сент-Клера, где Холмс устроил полевую штаб-квартиру, он рассказывает Ватсону суть дела. Сент-Клер — благополучный представитель среднего класса, жена, дети, все такое. Пару раз в неделю он по делам ездит в город, в Сити. В один из дней там же случайно оказалась его жена; идя по улице, она неожиданно посмотрела наверх и увидела — о ужас! — мужа в окне одного из домов: Невилл с расстегнутым воротом, без галстука с изумлением смотрел на нее, делал странные жесты руками, после чего его будто мгновенно отдернули от проема. Далее последовала рутина: страх несчастной, поиски, полицейский обыск в доме (том самом, в подвале — опиумный притон), ласкар и обитатель комнаты, где только что был Невилл Сент-Клер: отвратительный рыжий (!) нищий с рассеченной губой, известный всем, кто когда-либо бывал в Сити, — веселый, наглый, зловещий. Все на месте, но никакого мистера Невилла там не было. Его не было нигде. Нашли только утопленный в реке пиджак Сент-Клера с туго набитыми мелочью карманами. Ласкар арестован (но вскоре выпущен, так как нет улик), нищий арестован и ничего не знает, Холмс с Ватсоном едут в кэбе в пригород, где ждет вестей испуганная мать семейства. Сказать им ей нечего. Ночь. Несколько часов молчаливого потребления крепкого табака, и Холмс будит Ватсона (4:20 утра); они мчатся назад в Лондон. Заявившись в полицейский участок, где содержится рыжеволосый попрошайка, Холмс требует мокрую губку и входит в камеру со спящим арестантом. Одно движение руки — и сыщик театрально представляет почтенной публике мистера Невилла Сент-Клера, того самого, пропавшего навеки, утопленного ласкаром, съеденного всеми нищими Сити. История проста и гениальна одновременно: лет за десять до того молодой журналист Сент-Клер, выполняя задание редакции, прикинулся нищим (вот она, заря эпохи «репортажей с поля»!). Оказалось, что дневная выручка попрошайки равна недельному заработку репортера. Устоять невозможно, и Невилл Сент-Клер тайно становится профессиональным нищим, используя макияж и прикид не хуже самого Дэвида Боуи. О его промысле не знал никто, кроме ласкара, который сдавал ему комнату в том самом зловещем доме. Однажды, закончив попрошайническую смену, Сент-Клер зашел переодеться и случайно оказался у окна. О ужас — по улице шла жена, и она увидела его. Все остальное понятно. Финал истории прост: Невиллу Сент-Клеру ужасно стыдно, его отпускают домой к жене, дело закрывают, рыжий нищий с рассеченной губой исчезает навеки. Никто не помнит ничего.

Перед нами — несмотря на разные детали — один и тот же сюжет. Это сюжет об опасностях, исходящих от неправедно заработанных денег. Джабез Уилсон клюнул на нелепую халтурку и оказался в дураках. Невилл Сент-Клер клюнул на легкий заработок и в прямом смысле этого слова «потерял лицо», не говоря уже о тратах общественных денег на полицейское расследование и прочую параферналию. Миру неправильного заработка противостоит мир заработка правильного, освященного общественной моралью, традицией, дисциплиной, скромностью и трудолюбием. До рокового копирования «Британники» Джабез Уилсон вел не шибко приятные ломбардные дела по правилам — пусть и едва сводил концы с концами, зато честно (или, скажем так, привычно). Невилл Сент-Клер получил хорошее образование, много путешествовал и работал журналистом, пока его не попутал бес. Прочие положительные персонажи тоже подпирают трудовые и идеологические устои общества — взять хотя бы практикующего доктора Ватсона, усталого по вечерам, но всегда готового помочь заблудшим. Деньги как таковые представляют угрозу буржуазному викторианскому миру; сам он, конечно, стоит на деньгах — но их в его системе не видно, они где-то внутри, неспешно перемещаются по его кровеносным сосудам. Как только они всплывают наверх, на всеобщее обозрение, случается беда. По субботам Джабез Уилсон обнаруживает на своем столе переписчика четыре полновесных золотых соверена. Идея ограбить «Городской и пригородный банк» возникает у Джона Клея, когда туда привозят тридцать тысяч золотых наполеондоров, аккуратно уложенных в корзины. Невилла Сент-Клера свел с ума вид 26 шиллингов и 4 пенсов, вырученных за день попрошайничества. Средний класс, буржуазия мелкая, средняя и крупная, попадает в неприятности при первом же столкновении с наличностью, этим грубым и реальным воплощением денег. Перед нами общество, которое — хоть и вынуждено использовать деньги в качестве универсального знаменателя — не шибко-то их любит, даже стыдится самого их вида. Викторианство — это не про деньги, а про сословия и социальные классы, про устои и правильное моральное отношение к жизни.