Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945

Потом появились откуда-то две эстонки, седая старуха и очень некрасивая плотная молодайка, обе одетые по-дорожному, молчаливые и строгие. Нам непонятно было, зачем они притащились с котомками на станцию, через которую поезда еще ходить не могут. Впрочем, крестьянки могли об этом и не знать.

Заняться нам было совершенно нечем, и мы с Махневым стали учиться спрашивать по-эстонски о самом необходимом у молодой женщины, которая умела, хотя и с сильным акцентом, говорить по-русски и оказалась гораздо общительнее своей спутницы, ни разу не раскрывшей рта. Через полчаса набор нужных слов и фраз был записан мною вместе с переводом на обложках немецко-финского солдатского разговорника, которым, как выяснилось во время этого «урока», вполне можно пользоваться в беседе с эстонцами.

Поблагодарив женщину, залезаю на башню, нагретую солнцем, и повторяю про себя: «Рээкит тэйе ээстикельт? Тэр! Кис он сильд? (Говорите ли вы по-эстонски? Здравствуй! Где мост?)». Упражнения мои опять прервал одиночный орудийный выстрел. Звук резкий, хлесткий — калибр небольшой. Странная какая-то пушка и бьет почему-то в нашем тылу, где-то не очень далеко, за лесом. С тех пор как мы приехали на станцию, это уже пятый или шестой выстрел...

Наконец пришла автомашина из полка с тремя автоматчиками для охраны самоходок и с приказом для меня — поспешить на выручку нашей ИСУ-152, засевшей в болоте. Машина та — из второй батареи, которую принял от раненого Кугаенко гвардии старший лейтенант Сергей Федотов. Он прислал за мною сержанта-заряжающего, чтобы показать дорогу.

Махнев садится в кабинку к шоферу и машет мне на прощание, а я, оставив всех автоматчиков при махневской машине, вывожу самоходку на хорошее, почти не разбитое шоссе и гоню через еловый лес. Дорога плавно закругляется вправо, вскоре начался небольшой уклон, и поэтому перехожу на вторую ускоренную передачу и все «погоняю»: «И какой же русский не любит быстрой езды!» Вдруг лесок кончился, шоссе резво ныряет с пригорка вниз и бежит дальше уже по широкой болотистой равнине, живописно заросшей густым камышом с курчавыми островками кустарника. Ветер с упругой силой врывается в открытый смотровой лючок и приятно обвевает лицо. Машина, [384] тоже успевшая отдохнуть после буксировки, слушается хорошо, и вести ее — одно удовольствие.

Навстречу мне, подпрыгивая на выбоинах дороги (это уже гать!), мчится порожняя полуторка, самая знаменитая и выносливая из всех фронтовых колесных машин, отечественных и иностранных. Почти не убирая газа, вежливо принимаю немного вправо, к обочине, — шофер и не думает сторониться. В последний момент, опасаясь задеть на встречных скоростях грузовик, слегка дотрагиваюсь до правого рычага поворота — самоходка резко кренится вправо, сползая в кювет, к реву двигателя примешивается угрожающий скрежет правой гусеницы. Торопливо тяну на себя левый рычаг, чтобы выровнять машину, да не тут-то было! Разлетевшись под гору, наша пятидесятитонная громадина проползла еще несколько метров вперед, калеча дорогу, пока прочно не уперлась во что-то. Сели! Как мимолетны редкие счастливые минуты в нашей жизни!

Раздосадованный, отталкиваю наводчика от его люка и высовываюсь из башни: невредимый грузовичишко за нашей кормой неторопливо удаляется, а водитель его, распахнув левую дверцу кабины, широко и, как мне показалось в ту минуту, издевательски улыбается. Нет чтобы посочувствовать! И такого хама пожалел! Со злостью грожу ему кулаком. Он быстро захлопывает дверцу, газует — и был таков. На заднем борту полуторки перед номером большая яркая буква «Е». Точка! В таких гиблых местах не давать больше никакого спуску автомашинам с этим литером! Пусть пятятся задом или садятся в болото. Утешив себя этим планом «кровной» мести, приступаю к осмотру ходовой части правого борта. Катки все целы — прекрасно, но самое неприятное то, что гусеницу вырвало из-под опорных катков и она оказалась прижатой днищем к земле, когда обочина дороги срезалась под несущейся во весь дух тяжестью. Да, не зря говорится на Руси: «Поспешишь — людей насмешишь». «Выручил» своих — нечего сказать!

И взялись мы втроем, засучив рукава, за шанцевый инструмент... В поте лица, набивая мозоли на ладонях и ссаживая кожу на пальцах, долго подкапываемся под катки, потом с превеликими муками рассоединяем гусеницу в нескольких местах и к вечеру вправляем-таки ее на место. Уф-ф!

В самый разгар нашей работы проходила мимо вперед пехота, усталая, пыльная, без строя, большими и малыми группами. Закончив выбивать очередной соединительный палец (это [385] пришлось делать в очень неудобном положении), вылезаю из канавы с кувалдой и выколоткой в руках и с наслаждением распрямляю ноющую поясницу. Медленно шагая посередине шоссе, приближаются двое пожилых солдат, с винтовками за плечом и с вещмешками за спиной, о чем-то негромко беседуют между собой.

Оказавшись рядом с повисшим стволом нашей пушки, они задержались на минуту, и один из них, что повыше, в расстегнутой шинели, в очках на худощавом интеллигентном лице с Пробившейся редкой седоватой щетиной, вполголоса говорит товарищу, показывая на пробоину в башне слева от маски и на наши подкопы: «Вот поистине героический труд! А кто его видит?» Второй, с морщинистым хмурым лицом, согласно кивнул, и солдаты побрели дальше. Похвалу неизвестного человека слышать приятно, но из-за того, что пожинаешь чужую славу, да еще сидя с машиной в кювете, тебя одолевает жгучий стыд... Подхватив кувалду, опять иду стучать натощак. Некоторые пальцы выходят из траков очень туго. По-видимому, позаклинивались.

Сделав все, что было в наших силах, после работы закуриваем, чтобы приглушить чувство голода и чтобы не так рьяно атаковали комары, тучами поднимающиеся с болот, над которыми уже поплыл легкий белый парок. Однако махорочный дым не помог, и мы отступили в машину, тщательно задраив все люки. Радовались мы недолго: назойливые маленькие стервецы исхитрились просочиться в боевое отделение в какие-то щелки между маской орудия и башенной броней, возле прицела (дыру во лбу и смотровую щель я предусмотрительно заткнул ветошью).

Звонко бацая себя то по лбу, то по затылку, слушаем с наводчиком рассказ сержанта, нашего проводника, о том, как три машины нашего полка (в их числе и та, что застряла во время боя в болоте и в которой в то время находился сам рассказчик) участвовали в перехвате немецкого бронепоезда. Бронепоезд этот, в результате нашего быстрого продвижения вперед, неожиданно очутился у нас в тылу и попытался прорваться к своим. Но не тут-то было! Самоходчики, предупрежденные по радио, повернули машины обратно и успели подойти на прямой выстрел к железнодорожной ветке, когда пестро камуфлированный состав, крадучись, втягивался в лес. Огонь открыли с ходу, и 152-миллиметровый снаряд разбил [386] один из броневагонов. Поезд застрял. Замыкающая состав двухбашенная платформа попробовала было отстреливаться, но после прямого попадания снаряда взорвалась. Из вагонов горохом посыпались фашисты, спасаясь от огня самоходных орудий и разбегаясь кто куда по болотистому лесу. Их начала преследовать наша мотопехота, прибывшая к месту побоища на вездеходах. По словам пехотинцев, они нашли в поезде много съестных припасов. Один из вагонов оказался доверху набит посылками, пришедшими из Германии, да так и не розданными солдатам.

«Юнкерсы», прилетевшие, очевидно, для прикрытия бронепоезда при прорыве, явились к шапочному разбору, и их запоздалая ярость ни к чему не привела: им удалось только загнать в болото две тяжелые самоходки и одной из них сделать из автоматической пушчонки маленькую пробоину в задней броне рубки. Никто из членов экипажей не пострадал.

Укладываясь спать в машине, слушаем по рации про освобождение воинами нашего фронта древнего города Тарту. Остзейские немцы называли его по-своему — Дерпт, а когда-то это был русский город Юрьев. 26 августа

Рано утром пришли сразу два тягача, и с их помощью наша машина вылезла на дорогу, но при этом правая гусеница, которую вчера невозможно было ни надеть как следует на катки, ни тем более подтянуть, совсем спала. Изрядно повозились и попотели, пока протаскивали ее тягачом под катками. Остальную половину гусеницы, разостланной впереди, я хотел через поддерживающие катки затянуть «звездочкой», но двигатель не завелся: горючего в баках маловато и воздух скопился в системе питания, а выгнать его нечем, потому что «альвейер» у Кабылбекова не работает. В результате пришлось до конца «обуваться» с «нянькой». Счастье наше, что тягачи не поторопились уехать.