Последние бои Вооруженных Сил Юга России

Затем следовали детали: час отъезда, без оружия, взять с собой котелки, ложку и т. д. — что само собою разумеется; что обед на месте работ, уже на базе; что «рабочая сила» придет из Джанкоя, так же как и материал; что мы станем старшинами рабочих групп; что работа уже начата раньше и планировка сделана.

— Воропай, Липеровский — головная группа: открыть пикеты, наладить укладку шпал и рельс…

Шли все остальные работы и определение старшин к ним… Тут нам вспомнились уроки нашего первого командира поручика П. Ивашкевича о постройке пути, что он нам читал у Нежина… Так вот почему на третьем пути стоит длиннющий поезд со шпалами и рельсами! Еще было совсем темновато, когда паровоз «ОВ» потащил недлинный поезд товарных вагонов по тому самому пути, что уходил влево. Прошли выемку — и перед нами открылась широкая степь — все бело, снег! Поезд идет очень осторожно! Гора шпал, рельсы, инструменты. «Выходи!» Оказывается, с нами сюда прибыл инженер, который ведает работой. По списку вызывает старшин, кратко объясняет, что делать. Первыми головная группа — вручили нам красно–белые трасирки, дали еще двух солдат — и мы первыми ушли в степь — искать пикеты: все в глубоком снегу! Пикет — столб с номером — каждые 25 саженей на прямой, и чаще, в зависимости от рельефа местности. За нами обрисовалась линия оси полотна! Интересно! В полдень свисток паровоза нас звал на обед. «Шрапнель» и камса, но если хочешь добавки — пожалуйста! И целый хлеб. Не ахти как, но сытно! «Рабочей силы» сегодня не много — грузили шпалы на платформы. «Рабочая сила» прислана со ст. Джанкой из стоящих там воинских эшелонов — обед будет только там, на работе! От начальников наших узнали, что наша 1–я рота «Желбата» ушла в Симферополь, что завтра тут много будет «рабочей силы»; потому мы готовили головной участок в пикетаже. После обеда мы с Алексеем дошли с пикетажем до «имения» — не помню названия. Тут должен быть «рабочий» разъезд; наметили место стрелок и крестовин — на это уже были чертежи и пикеты.

Как мы доехали вечером на базу — не помню: мы спали как убитые; поужинали на базе и спали до ранней побудки завтра. И снова выезжали на постройку. «Рабочей силы» был просто муравейник — так что снег оказывался утоптанным у возникающего полотна дороги. Сначала, конечно, были большие затруднения, ведь люди совершенно не знакомы с этой работой. Но все наладилось — так что дня через четыре уже в группах объявились помощники нам, и работа шла успешно.

По обозначенной линии между пикетами одна группа клала шпалы — целая цепь людей несли шпалы на плечах! За ними шли рельсы. Это была самая тяжелая работа — но было холодно, мороз — если не работал, тогда мерз. Рельсы «пришивались» сначала только двумя костылями, только чтобы закрепить; группа позади выравнивала по шаблону и «шила» как положено каждую шпалу с железными подкладками, соединяла на четыре болта. И затем — уже паровоз поезд с материалом подталкивал вперед и вперед. И это все просто на утрамбованном снегу! Пустым составом нас увозил на базу, остальных в Джанкой. Не помню, чтобы поезд сошел с рельс! Это был муравейник — гудел всякими голосами, вплоть до многоэтажной брани — но работа двигалась! Работа уже шла автоматически, потому что выделились группы на каждую отрасль. А те, кто прибывал как «новые» силы, шли на разгрузку–погрузку. Кто только не перебывал здесь! Даже появились «представители» из базы бронепоезда «Волк» — никого не миновала эта работа. И как новым — им пришлось нести рельсы на головной участок — так в своих кубанках с гиканьем, и криком, и матом, конечно. Потом из них образовалась хорошая команда забивать костыли — играючи гнали их в шпалы!

Уже было почти к отъезду — смотрю, среди казаков с «Волка» такая знакомая мне фигура, тоже смуглый, но это не ему эта работа — это вижу: «Дядя Боря — так это же ты!» — «Володя!» Положили рельсу казаки — и замерли, а мы обнимались. Очень встреча их растрогала — сейчас же водкой потчевали — она у них всегда была. Возвращались в поезде мы с дядей Борей вместе, не спали.

Дядя Боря — мамин старший брат. Гимназию в Варшаве окончил с золотой медалью и затем в Петербурге Горный институт тоже с золотой медалью. Мы с ним встречались в Кошелевке у бабушки. Служил в Донском бассейне директором шахты в Рутченко, прежде был в Юзовке. Он пережил революцию на шахте, а затем, когда пришла Добровольческая армия, то он записался добровольцем–вольноопределяющимся и поскольку чина офицерского не имел, то был послан сюда на работу. Мы виделись только два дня — и их неожиданно «сняли» со ст. Джанкой и перевели по линии на Феодосию. Но и мы не остались на месте. Это было в конце января 1920 года. В полдень чины нашей команды получили приказ спешно вернуться на базу — работа уже могла идти с успехом с выученным персоналом.

Наш командир поручик Окишев вызвал Воропая и меня и отдал приказ: «Спешно и секретно подготовить боевую часть к отъезду на юг, рано утром завтра». База останется на Таганаше; вообще об отъезде, как таковом, может знать только боевая команда, которая уже ночует на боевом составе. Комендант станции знал об этом приказе, так что мы без задержки произвели маневры, поставив бронеплощадку на юг, как исключение теплушка командира шла с нами, за паровозом, за нею склад и задние контрольные площадки. Команда 12 человек, спали одетыми, конечно; как всегда, внешняя служба снаружи. Перед шестью утра командира вызвали к телефону. «Отход в шесть, никого не будить! — распорядился поручик Окишев. — Ст. Джанкой проходили без остановки, путевую и приказ принять с мачты!» Мачта — это столб с приспособлением для передачи «жезла с путевой» для курьерских поездов, которые тут ходили прежде. Для скорости и ради секрета нам приказ был передан этим способом. Приказ был короток: «Занять участок ст. Курман–Кемельчи — мост реки Салгир». Сначала была степь, а потом предгорье крымских гор. Станция у подножия гор, очень живописно кругом. У коменданта наш командир получил разъяснительный приказ: «Охранять железнодорожное полотно, станцию и, главное, мост через реку от возможного нападения повстанцев, возглавляемых капитаном Орловым». Выставили охранение у моста, оставался я там, а поезд гулял потихоньку туда и сюда. Был полный покой, так мы простояли там два дня. Получили приказ: «Отбой, вернуться на базу». Всю дорогу спокойно спали. Получили три дня отдыха. Потом вернулись на работу на постройку дороги Джанкой — Перекоп. Все это время там работала наша команда пути.

На постройку мы не вернулись — калейдоскоп повернулся иначе! Только кончился наш отдых — затребовали половину нашей путевой команды спешно на базу. Нас «спешили», после полуночи все были погружены в сани, и весь длинный обоз вышел за поселок. Куда мы идем, никто сейчас не знал; на вооружении были винтовки и четыре пулемета «льюис» из комендатуры станции. Кругом была монотонная степь под покровом снега, даже удалось спать в санях. Даже время как‑то потерялось — какое‑то небольшое поселение, там нас кормили, распределили по хатам. Охранение ушло вперед, куда — не знаю, всюду бело! Но по хатам‑то нам рассказали, что было: тут была застава из казаков, впереди Арабатская стрелка, отмель в Азовском море. Казаки пошли «домой», говорят, что увели с собою генерала Ревишина; ушли все заставы, что стояли против Арабатской стрелки. Тогда стала понятна та спешка нашей отправки сюда! Посидели мы и в «окопах» совсем у замерзшего моря. Была полная тишина вокруг! Потом опять поехали, и через два дня нас сняли, сказали, что нас сменили, — не видели мы никого. Мне кажется, что только один из всей команды был очень доволен — это наш хозяйственный каптер: говорит, ему удалось заказать «жратву» в обоих поселках — приближалась Пасха! А он у нас «дальновидный» был!

Много, много лет спустя в журнале «Морские записки» № 42 я прочел статью лейтенанта Н. Кадесникова [158] о боях канонерской лодки «Терец» у Арабатской стрелки, на подступах к Геническу, в середине февраля 1920 года. «Терец» совершенно вмерз в море, во льды, положение было критическое: красные напирали упорно, неоднократно, пытаясь прорваться в Крым. Тогда стало известно, что казаки–кубанцы ушли с позиции «домой», к красным, захватив с собою и генерала Ревишина. Своим уходом с позиции кубанцы открыли прямой проход на ст. Джанкой, в Крым. Жидкие роты 13–й пехотной дивизии [159] были расположены правее по берегу, а сюда на защиту Арабатской стрелки подвезли нас.