В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии

На следующее утро мне что-то понадобилось в нашей машине. Пошла искать Красного. Он спал в комнате у ребят, с которыми вчера поминали. Разбудила, попросила ключи от машины. Ключей не оказалось. Перевернули все, что можно. Заподозрив неладное, вышли на улицу. Нашей «Скорой» на месте не оказалось. У дежуривших на КПП бойцов узнали, что на машине выехали какие-то бойцы около 6 утра. И до сих пор не вернулись. Вызвали начкара. Скандал разгорался нешуточный. Ведь это же не просто машина, это гарантия жизни и здоровья наших бойцов. Я так сильно перенервничала, что у меня резко подскочило давление. Юрий вызвал машину из госпиталя, и меня немедленно положили под капельницу. Пока я лежала, происходили разные события. Поисками машины занимались службы МВД и МГБ. Благо у нас и там и там были друзья. За время поисков всплыло очень много разной информации. Не особо приятной для руководства Спецназа и командира Крота в частности. Вечером приехал наш Красненький и рассказал удивительную вещь. Днем его вызвал командир и сказал ехать в Макеевку, якобы там комендатура задержала нашу «Скорую» по ориентировке. И он бы туда поехал, но в тот момент к нему подошел какой-то боец. Спросил: ты Красный? Тебя к телефону. В трубке он услышал голос нашей знакомой девушки-снайпера. Она ему сказала: «Не приезжай за машиной, у меня приказ убрать того, кто за ней приедет». Красный поступил умно — выпил водки и никуда не поехал. К вечеру машина стояла на базе, но была не совсем исправна — сломана педаль газа. До сих пор я не знаю, где она была все это время и кому понадобился весь этот спектакль. Вечером после лечения мы поехали обратно в подразделение — оставаться в госпитале на ночь я не захотела. По дороге заехали в МГБ и Юрий отдал рапорт по результатам случившегося. На обратном пути нашу машину обстреляли. Слава богу, не попали, но сам факт говорит о многом.

Этим приключения не закончились. Приехав в располагу, Юрий дал экземпляр рапорта одному из командиров взводов. Рассказали, что и как произошло. На следующий день я чувствовала себя немного лучше. Нас попросили бойцы провести занятия по медицине, и на 4-м этаже все собрались за длинным обеденным столом и ждали нас. В это время к нам в комнату пришел командир одного из взводов и боец Мороз. Они рассказали, что «Грады», под залпами которых погибли наши ребята были не вражеские, а наши. С их слов (а мы им целиком доверяем) «Грады» навели на своих специально — чтобы не платить зарплату, которую задолжали за несколько месяцев. Это было шоком. И еще Мороз дал номер телефона матери Арсения и попросил нас позвонить ей и поговорить. Он, видимо, думал, что нам, как медикам, это будет легче сделать. Представьте себе наше состояние, когда позвонив матери, мы оказались первыми, кто сказал ей о смерти сына! Хотя нас руководство заверило перед похоронами, что с родственниками связались и те дали добро на захоронение его в Донецке! Это очень страшно, сообщать матери о смерти её единственного сына. Я никому такого не пожелаю. Это очень страшно.

Под впечатлением этих новостей и разговора с мамой Арсения мы спустились на 4-й этаж к нашим бойцам. Не успели приступить к лекции, как послышался шум и в помещение вошел командир Крот. Со словами: «Кого ты тут вором обозвал?» он навел на Юру пистолет с глушителем. В ту же секунду в моей руке оказался мой «ПМ»: «Если ты выстрелишь в Юру, я тебя убью. У меня патрон в стволе». Все знали, как я стреляю и как люблю Юрия, и поэтому никто не усомнился в моих словах. Крот отошел в сторону. Говорил Капа. В его руках оказался тот самый экземпляр рапорта, который мы дали так неосмотрительно командиру взвода. Ситуация была очень напряженная. В этот момент приехал офицер из штаба корпуса, позывной «Гюрза». Мы его не знали лично, но наслышаны были с хорошей стороны. Я уже не могу сейчас вспомнить этот разговор дословно, нас упрекали во всех смертных грехах. А все потому, что всегда говорим правду, сами не воруем и другим не позволяем. Рассказали Гюрзе о ситуации с угнанной машиной, про скандал с Японцем и его феминой. По ходу разговора выяснилось, что у командования совсем иная информация о состоянии дел в медицине данного подразделения. Он считал, что свой медицинский расчет с машиной «Скорой помощи» есть в каждой роте, а оказалось, что мы одни на батальон. Видимо, какое-то финансирование поступало, но уходило в карман командованию. Мы же служили на голом энтузиазме и на свои деньги. А также на деньги друзей из России, которые помогали приобретать необходимые вещи: бинокли, рации, ночник, прицел к «СВД». Очень правдивая поговорка: «Кому война, а кому мать родна». Ведь не зря же рядовые бойцы говорили, что зарплату, которую обещали бойцам впервые за все время боевых действий, намеренно не выдавали. Ждали, когда пройдет активная фаза, и тогда выдать деньги. Только вот не все до этого момента доживут. По результатам этого разборок мы с Юрой решили, раз в наших услугах больше не нуждаются, мы уходим из подразделения. Не опуская пистолет, я на глазах у всех набрала номер наших друзей из МГБ и сообщила, что нас пришли арестовать прямо в помещении нашей базы. Нас не тронули, но разоружили. Когда сопровождающие Гюрзу офицеры поднялись с нами на наш этаж за оружием, забрали автомат Юры и мою «СВД», посмотрели с уважением. Извинились со словами, ничего личного. Это наша работа.

После этого нам не осталось ничего иного как покинуть подразделение. Мы собрали свои личные вещи, рюкзаки с медикаментами, и ушли. Нам помогал нести вещи Тихан. Спасибо ему большое, что не испугался. Бойцы в общей массе были на нашей стороне, но ни у кого не хватило духу встать на нашу защиту. За нами приехал наш друг Андрей, и мы уехали из этого места службы в неизвестность. На душе было очень горько и обидно. Даже не столько за себя, за то, что с нами обошлись несправедливо, сколько обидно за ребят. Ведь с нашим уходом им некому будет оказать ту помощь, которую оказывали мы, прямо на поле боя.

Такие случаи на войне не единичны. И случалось такое не только с нами, но и со многими нашими знакомыми. Очень грязная эта война. Столько вылезло мерзости, которая на крови своих же друзей и земляков делает бизнес. Не считаясь ни с чем, перешагивая через друзей. Жажда наживы — прежде всего. Видимо, эта война назрела еще и для того, чтобы почистить народ, избавиться от балласта ненужных, пустых и непорядочных людей. Но вот беда в том, что погибают самые храбрые, сильные и умные. А вся эта мерзость, которая всплыла на волне революции, она ведь сидит в тылу, где нет ни единого шанса получить пулю или осколок. А потом, после войны, увешанные наградами, будут всем рассказывать, как они доблестно воевали. Может быть я покажусь слишком жестокой, желая смерти этим мразям, но на моих руках и глазах погибали люди гораздо лучше и чище этих гнид. Я верю в Высшую Справедливость. «Каждому — по делам его». Еще не один раз мы столкнемся с подобными людьми за время нашей дальнейшей службы. Рядом с героизмом и самоотверженностью одних идет подлость и трусость других.

Андрей Викторович отвез нас к своему другу. Там мы переночевали. А наутро нас отвезли в Горловку в подразделение, которым командует А. Юра был очень рад этому обстоятельству, ведь он родом из Горловки. И как сильно болела его душа, когда он слышал по радио, что Горловку страшно обстреливали все лето и осень. Видео в Интернете не прибавляло оптимизма. Я, честно говоря, ожидала там увидеть Грозный времен первой чеченской. Но была приятно удивлена. Город был практически целый. Разрушения на окраинах были, но их ремонтировали. Вода, свет и газ в городе были. Транспорт какой-никакой ходил. Нас привезли на окраину Горловки в поселок Озеряновка. Это самая окраина Горловки. Расселены мы были в двухэтажном доме, который хозяева предоставили для ополченцев. Несколько таких домов стояли на этой улице, и бойцы этой роты там проживали. Сразу скажу — никакого мародерства не было и в помине. Хоть и проживали в одной комнате по нескольку человек, порядок соблюдали. Кормили нас женщины, чьи мужья служили здесь же. Эти женщины героически преодолевали все трудности военного быта, но шли за своими мужьями. Летом вместе воевали на «ноле», были и под обстрелами, и под минометными обстрелами, и пережили многое, чего не все мужики смогли перенести. А сейчас все вместе стояли на самой передовой позиции.