Пути. Дороги. Встречи

— Ну что, Геша, видел то, о чём я тебе говорила? — не здороваясь, спросила она меня.

— Видел, — сказал я сдержанно. — Даже больше того, что от вас слышал.

— Чулукана хотел стрелить? — косо посмотрела она на меня. — Нехорошо!

— Николай уже успел рассказать! — сконфузился я.

— Он тебя оправдывал. Он твой друг. Чтобы ты ни сделал, для него всё хорошо. Но ты мог согрешить!

— Не согрешил же?

— Не согрешил… За что молодец! — наконец, улыбнулась шаманка.

— А почему нельзя трогать чулуканов? — задал я ей вопрос.

— Трогать их — вредить себе, — сказала бабушка уклончиво. — Вообще, редкий человек может им навредить, ты как раз из таких. Поэтому ггомни: они тоже дети Огды и тоже имеют право на жизнь. Николай сказал, что чулукан тебя послушал и перестал за вами следить.

— Перестал, — кивнул я головой.

— Надо же, не всякого человека чулуканы слушают.

— Наверное, я ему понравился.

— Тем, что поднял на него ружьё?

— Может, и так!

— Наверное, потому, что ты его не испугался и стал с ним разговаривать… — сделала вывод шаманка.

— О костюме, который мы нашли, Коля вам тоже рассказал?

— Рассказал, — спокойно сказала бабушка.

— Он со мной, мы решили его вам показать, — вынул я из мешка странное одеяние.

Наклонившись над костюмом, старушка внимательно осматривала все его части, изучив даже швы, потом, подняв голову, сказала:

— Однако одежда того шамана, который вызволил вашего друга из другого мира.

— Шамана эндри?!

Такое известие чуть не сбило меня с ног.

— Да, шамана народа эндри.

Только теперь я почувствовал дрожь в голосе эвенки.

— Но это не шаманский костюм, — продолжила она.

— А что же тогда?

— Одеяние для предсказаний. Для обращения к далёким предкам. Шаманы эндри не шаманят, как это делаем мы, — продолжила Колина бабушка. — Вместо трёх, они знают двенадцать миров. И могут входить в любой из них. Они не нуждаются в бубне, но всегда пользуются местами силы.

Шаманка говорила о мифических жрецах эндри как о чём-то вполне реальном, что не может вызывать никаких сомнений.

«Сказка какая-то, — думал я, слушая её. — Народ давным-давно исчез. То ли ушёл, то ли вымер, не ясно. От мест его поселений остались одни земляные валы, но старая шаманка говорит о жрецах этого народа так, как будто они всё ещё живы!»

— Николай сказывал, что за водоразделом вы нашли странную избушку с баней, — донёсся до меня голос эвенкийской знахарки. — Та избушка хозяина этой одежды, — показала она на лежащий перед ней медвежий костюм. Значит, он жил либо в Сыму, либо в Ярцево. Скорее всего, в среде старообрядцев-кержаков, — сделала она заключение.

— А почему жил? Вы считаете, что его уже нет, он умер? — спросил я.

— Пошто умер? Это мы ждём смерти, они — эндри, её не ждут. Он из этих мест уехал.

— С чего вы так решили? — не унимался я.

— В лабазе лежало письмо. Оно понятно каждому шаману, — продолжила свой рассказ бабушка.

— Никакого письма мы не нашли.

— Да оно не на бумаге, а в вещах, — улыбнулась моей наивности ведунья. — Лук лежал в направлении восход-закат. На закат смотрели и наконечники стрел. Так?

— Точно не помню, но, кажется, так, — сказал я.

— В берестяном туле десять стрел. Значит, уехал на запад на десять лет.

— А что означает кремневая винтовка?

— То, что он остаётся навсегда хозяином своего места силы.

— А наковальня, клещи и молоток?

— Здесь всё просто, — засмеялась шаманка, глядя на мой ошалелый вид. — Этими вещами он рассказал, чем будет заниматься после переезда. Очевидно, где-то далеко, в одном ему известном месте, по какой-то причине погиб такой же, как и он, хранитель выхода силы. И теперь надо за двадцать лет подготовить другого такого же шамана.

— Откуда вы узнали, что за двадцать?

— А ты видел наконечники стрел? Они же все двойные вилкой. Такими стрелами стрелять только птицу, но не зверя. Однако, все стрелы одинаковые. Растолковать послание можно так: я уехал на запад, места мои остаются за мной. За ними буду следить. Вернусь через десять лет с тем, кого буду десять лет учить…

— А мы всё из лабаза забрали! — пришёл я в ужас.

— И хорошо сделали, — успокоила меня шаманка. — До меня же дошло письмо, значит, всё в порядке. Я его передам кому надо.

— Кому? — само собой вырвалось у меня.

— Шаману остяков. Чтобы он знал, что квельжбат-гула, так селькупы называют людей-медведей эндри, скоро вернётся и не надо никого пускать в его бор у Якынр-озера, — нисколько не раздражаясь, спокойно ответила мне шаманка.

«Квельжбат-гула — вот как зовут жрецов эндри или квелей селькупы», — думал я.

— А как по-селькупски будет мамонт? — задал я новый вопрос Колиной бабаушке.

— Кволи-кожар, — не задумываясь, ответила ведунья.

«Значит, название квели, как и эндри, происходит от слова мамонт. Смысл один и тот же: мамонтовые люди. Или люди, приручившие мамонтов… Одно к одному, что у эвенков, то и у селькупов. Если разное совпадает, значит, здесь истина, — вспомнил я сказанное мне зимой Колиной бабушкой. — Всё оказывается так просто! Было бы желание что-то узнать и понять. Но у простых людей такое желание почему-то исчезло. Все заняты только материальными делами. Совсем как насекомые».

От таких мыслей мне стало тоскливо.

«Мы четверо организовали маленькую экспедицию и за два месяца дорог сделали столько открытий! — думал я. — Что мешает другим, вместо того, чтобы слоняться по ресторанам или пялиться в теле-меле, самим попробовать найти ответы на мучающие вопросы? Скорее всего, у пустых людей вопросов просто не возникает. Они и так всем довольны. Проглатывают подсунутую им ложь и рады без памяти! Шутка ли, нам удалось открыть следы древней сибирской цивилизации людей белой расы. Людей, которые, как и мы, говорили на русском языке. Но что теперь с таким духовным грузом делать? Как с ним жить, когда ты знаешь совсем другое? Может, для упрощения жизни взять и всё, что увидели и узнали, забыть? Но сможем ли? Вот вопрос».

В посёлок Центральный мы пришли, как и планировали, ночью. За нами увязался Николай Лихачёв, якобы для покупки продуктов. Утром он ушёл в магазин и, вернувшись, рассказал, что охотовед Локосов, то бишь Ловкачёв и сын заготовителя, молодой парень, только что вернувшийся из армии, узнав о том, что мы ушли в тайгу, поехали на буранах нас искать. Где они были, неизвестно. Но случилась беда. Оба ночью чуть не замёрзли. В настоящее время сын заготовителя лежит в тяжёлом состоянии в больнице Белого Яра. Нам было искренне жаль молодого недалёкого парня, который попал под влияние своего отморозка папаши. И теперь неизвестно, чем для него это всё кончится. Но, с другой стороны, виноватыми в его беде себя мы не считали.

Через неделю мы оба: и я, и Н.Л. были в Томске. Я, рассчитавшись с работы, вернулся в город, а Н.Л. торопился к себе на службу.

— Ну, что будем делать с шаманскими вещами? — спросил я его.

— Наверное, их все можно отдать в наш университетский историко-этнографический музей. Они там, по крайней мере, хоть сохранятся, — посоветовал он.

Я с ним согласился. И мы привезли найденный нами лук, стрелы, кузнечные принадлежности и шаманское одеяние ворожея квельжбатгула в наш музей. И лук, и железки пошли на ура! Но с шаманским костюмом получилась заминка. Осмотрев его, специалисты по сибирской истории вдруг заявили, что костюм — не что иное, как подделка! И в подделке обвинили меня. Дескать, я решил завести в заблуждение науку: принёс в музей шаманский костюм шамана легендарных квелей, которые жили в Западной Сибири тысячу лет назад! Короче, наш подарок музей ТГУ отверг. А из меня сделал специалиста по фальсификации. По мнению некоторых учёных, я как человек, неплохо знающий историю Сибири, заказал местным аборигенам изготовить это шаманское облачение. Все мои просьбы провести экспертизу кожи костюма были с раздражением отвергнуты. И тогда мы решили оставить нашу находку у себя. Н.Л. забрал костюм на дачу, так сказать, до лучших времён. В конце октября, когда выпал первый снег, мы с Н.Л. в отместку за нелепое обвинение решили подшутить над нашими академиками. И в шесть утра, надев на себя мокасины с медвежьими лапами, я прогулялся по университетской роще и обошёл главный корпус. Сколько было у студентов, когда они пришли на занятия, радости, можно себе представить! Никто из них не испугался, все хотели увидеть Мишу, желающего получить университетское образование. Трухнули некоторые преподы, по рассказам, и те музейные работнички, которые так и не смогли догадаться о происхождении в центре города следов громадного медведя.