Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Таким образом, Архидам мог беспрепятственно подви­гаться вперед и опустошать поля, на которых только что со­зрел хлеб. Между тем сельское население устремилось в главный город; возы с домашним скарбом, стада быков и овец теснились на улицах. Немногие нашли пристанище у родных и друзей; громадное же большинство расположилось в храмах или в бараках, которые были построены на всех свободных площадях города. Нетрудно представить себе, какое настроение господствовало между беглецами. Когда затем пелопоннесцы подошли к Ахарнам, находящимся при­близительно на расстоянии 10 км от города, и начали на гла­зах граждан опустошать поля и сжигать деревни, в Афинах едва не дошло до открытого мятежа. Годная к войне часть населения бурно требовала, чтобы ее повели против врага. Но Перикл твердой рукою правил государством. С тех пор как неприятель находился в Аттике, он пользовался дикта­торскими полномочиями; деятельность Народного собрания и суда была временно приостановлена, и народ был, следо­вательно, лишен возможности принять какое-нибудь необ­думанное решение. Видя, что противник уклоняется от бит­вы, Архидам покинул свою позицию при Ахарнах и, перейдя через Парнет, двинулся мимо Оропа, через Беотию, к Ко­ринфскому перешейку, где и распустил свою армию. Весь поход продолжался меньше месяца.

Между тем Перикл отправил против Пелопоннеса флот в 300 триер с 1000 гоплитов. С такими ничтожными силами, конечно, нельзя было достигнуть серьезных успехов. Неко­торые прибрежные области были опустошены, но ввиду подкреплений, которые подходили из глубины страны, афи­нянам каждый раз приходилось поспешно удаляться на свои корабли. Впрочем, афинянам удалось присоединить к своему союзу важный остров Кефаллению и овладеть небольшой коринфской колонией Соллион в Акарнании.

Таким образом, результаты военных действий были очень скудны; зато Перикл постарался удовлетворить само­любие народа иным путем. Беззащитные жители Эгины бы­ли изгнаны из своего города по обвинению в том, что они вступили в изменнический союз со Спартой; их землю поде­лили между собой аттические клерухи. Лакедемоняне дали изгнанникам убежище в Фирее, на аргосской границе. Осе­нью Перикл со всем афинским ополчением предпринял по­ход в Мегариду, чтобы отомстить врагу; афиняне сильно опустошили открытую страну, но не сделали даже попытки завладеть укрепленным городом.

В общем, Перикл все же мог быть доволен результатами этого первого похода. Если военные успехи и не были вели­ки, то по крайней мере дело обошлось без сколько-нибудь серьезных неудач. Неприятельское нашествие ограничилось северными округами Аттики; подойти к стенам столицы или, оставив Афины в стороне, пройти в Паралию — для этого у неприятеля не хватило смелости. Но, что было важнее всего, ввиду внешней опасности затихли всякие раздоры внутри государства; теснее, чем когда-либо, граждане сплотились вокруг того, кто в данную минуту стоял во главе государст­ва. Но Периклу скоро пришлось убедиться, как опасна была игра, которую он затеял.

Следующей весной (430 г.) царь Архидам во главе со­юзной пелопоннесской армии снова перешел через границу Аттики. Если он в предшествовавшем году щадил неприяте­ля, чтобы с самого начала не сделать разрыв непоправимым, то теперь он решился действовать энергично. Целых 40 дней оставалось его войско в Аттике, которую оно совершенно разорило до крайней южной границы. Но Перикл и теперь твердо держался своего плана — избегать сражения, и пре­доставил южную часть Аттики на произвол судьбы, как в предыдущем году — северную.

Как ни силен был удар, нанесенный Афинам этим опус­тошением, он был ничтожен сравнительно с тем бедствием, которое произвела в городе чума. Эпидемия уже давно опус­тошала Египет и области Передней Азии; затем она была занесена в Лемнос, и к тому времени, когда пелопоннесцы вторглись в Аттику, появилась в Пирее, откуда вскоре пере­шла в верхнюю часть города. Большой греческий город той эпохи уже сам по себе представлял очень благоприятную почву для распространения заразы благодаря тесным, немо­щеным улицам и отсутствию простейших гигиенических приспособлений [95] Но вдвойне благоприятную почву пред­ставляли теперь Афины, где в тесных и нездоровых жили­щах скучилось все сельское население Аттики — вместе с населением самого города почти 200 тыс. человек. При та­ких условиях чума должна была производить страшные опустошения; за три года (430, 429, 426), в которые эпиде­мия появлялась в Афинах, она унесла почти четверть всего населения Аттики. Под потрясающим впечатлением этого несчастья общественный порядок минутами, казалось, готов был рухнуть. На улицах и даже в храмах лежали непогре­бенные трупы; народом овладело тупое отчаяние; надежда на богов, которые не посылали никакого спасения, начала исчезать. Как всегда бывает в таких случаях, наряду с вели­кодушным самопожертвованием и любовью к ближнему об­наруживался, с другой стороны, самый бессердечный эго­изм.

Узнав о появлении чумы в Афинах, неприятель удалил­ся, и действительно, болезнь пощадила Пелопоннес. Господ­ствовавшее военное положение оказалось самым действи­тельным карантином, так как пелопоннесцы беспощадно убивали каждого афинянина или афинского союзника, кото­рый попадал в их руки. Между тем Перикл, чтобы дать ис­ход возбуждению народа, предпринял большую экспедицию против Пелопоннеса. Но чума, принесенная войском, пара­лизовала всякий успех. В конце концов афинские военачаль­ники сделали почти невероятную ошибку, передвинув вой­ско от Пелопоннеса к Потидее, благодаря чему зараза была, конечно, занесена и в осадный отряд. Впрочем, они и здесь ничего не успели и принуждены были вернуться в Афины, напрасно потеряв более 1000 гоплитов.

Негодование против Перикла, грозившее разразиться два года назад, вспыхнуло теперь с удвоенной силой. В са­мом деле, его политика привела Афины к войне и, значит, косвенно была ответственна также за появление чумы. Все классы населения, зажиточные и чернь, соединились, чтобы низвергнуть правителя. При выборах в стратеги на 430— 429 гг., произведенных тотчас после отступления пелопоннесцев, Перикл не был избран, после того как в течение пят­надцати лет беспрерывно занимал эту должность. Фактиче­ски неизбрание было равносильно отставке. Личный режим был устранен. Предъявленное вслед затем против Перикла обвинение в растрате общественных денег имело целью обеспечить победу оппозиции и навсегда закрыть Периклу доступ к политической деятельности. При господствовав­шем настроении нельзя было сомневаться в исходе процесса; присяжные признали Перикла виновным и присудили его к большому штрафу. Немногого недоставало, чтобы произне­сен был смертный приговор над человеком, который еще вчера почти единовластно управлял половиной Греции.

Итак, ближайшая цель оппозиции была достигнута; но скоро обнаружилось, что настоящие затруднения начинались лишь теперь. Попытка прийти к соглашению со Спартой не удалась; ход событий превзошел самые смелые ожидания пелопоннесской военной партии, и было вполне естественно, что она соответственно этому повысила свои требования. А между тем Афины и теперь еще отнюдь не были склонны принять мир на каких бы то ни было условиях, поэтому ни­чего другого не оставалось, как продолжать политику Пе­рикла, за которую еще недавно на него роптали. Но резуль­таты были очень неутешительны. Правда, Потидея после двухлетней геройской обороны сдалась в течение зимы 430—429 гг., доведенная до крайности голодом; начальники афинского отряда разрешили гражданам свободное отступ­ление. Земля была роздана аттическим клерухам, и Потидея сделалась с этих пор главным оплотом Афин на фракийском побережье. Но радость по поводу этого успеха была омраче­на тяжким поражением, которое ближайшею весной (429 г.) потерпело под Спартолом только что освободившееся осад­ное войско в сражении с халкидцами. Эта битва интересна в военно-историческом отношении тем, что аттические гопли­ты, одержав верх над неприятельскими гоплитами, были разбиты халкидскими всадниками и легковооруженными; это был один из первых признаков того, что древняя тактика гоплитов, которой афиняне были обязаны победами при Ма­рафоне и Платее, пережила себя.