Грани русского раскола

Хорошо замечено, что в деле формирования политических интересов купеческой буржуазии экономические беседы сыграли роль, сопоставимую с ролью «Русского собрания» для правых партий или кружка «Беседа» – для кадетов и октябристов [1190]. Один из участников встреч с купеческой элитой И.X. Озеров называл эти мероприятия «московским торгово-промышленным парламентом» [1191]. Участники этого «парламента» были убеждены, что модернизация России требует реформ, а не их имитации, опоры на самодеятельные начала, а не управленческой централизации. Этого невозможно достичь без совместных усилий людей практического опыта и науки. Заметим, что в сферу интересов московской буржуазии впервые вошли военные проблемы. Итогом этих встреч стало заявление купеческой элиты о готовности взять на себя (вырвав из рук правящей бюрократии) управление не только экономикой, но и государством [1192]. Здесь следует учитывать один важный момент. Как показали беседы, купечество совсем не было настроено против иностранного капитала как такового, а также трестов, синдикатов и т.д. Но буржуазные деятели хотели участвовать в контроле над зарубежными инвестициями, идущими в страну. Они прекрасно понимали все преимущества административного ресурса, и поэтому их устремления естественным образом направлялись в политическую сферу, к получению управленческих рычагов. Обладание этими рычагами сделало бы взаимодействие с иностранным капиталом привлекательным и позволило бы сполна вкусить коммерческие прелести, которые обеспечивала деятельность синдикатов и трестов.

Экономические беседы наглядно свидетельствуют, как далеко продвинулись купеческие верхи по либеральной стезе. Можно сказать, что в 1910-х годах они обретают новое общественное качество и выходят на передовые рубежи в оппозиционном движении. Их политическим союзником стала либеральная интеллигенция – она заменила славянофилов и патриотов, которые в пореформенный период обслуживали интересы вышедшей из народа буржуазии. Ныне купечество ориентировалась уже не на почвеннические, а на конституционные воззрения, видя в них действенный инструмент для достижения своих интересов. Представить на этих беседах людей типа С.Ф. Шарапова абсолютно невозможно. Известный публицист, грудью встававший за московских фабрикантов в 80-90-х годах XIX века, теперь слал проклятья конституции «17 октября» и тем, кто предал забвению русские начала; неустанно рассуждал о том, как острое либеральное жало пронзило великий народный организм [1193].

Приобретение нового общественного лица сказалось и на «фирменном» староверческом имидже купеческой буржуазии. Либеральное мировоззрение естественно подразумевало принцип конфессионального равенства, т.е. отрицало приоритет какого-либо вероисповедания. И отношение купеческой элиты к староверию стало более спокойным. Во второй половине XIX столетия старообрядческое происхождение, принадлежность к расколу органично вписывались в славянофильскую традицию, однако переход на новые политические рубежи и тесное взаимодействие с либеральной публикой потребовали соответствующей поведенческой модели. Именно поэтому в прогрессивно настроенной Московской городской думе гласные из купцов уже старались лишний раз не напоминать о своем конфессиональном происхождении [1194].

Теперь общность целей зависела не от религиозной принадлежности, а от единства политико-экономических интересов. В пример можно привести публичную инициативу купечества, вызвавшую в стране большой резонанс. Поводом послужил фактический разгром Московского университета, учиненный Министром народного просвещения Л.А. Кассо в начале 1911 года. Под предлогом локализации готовящихся студенческих волнений и в нарушение устава о высшей школе в университете было введено полицейское управление. Несогласные с данной мерой ректор А.А. Мануйлов и еще около сотни профессоров в знак протеста покинули учебное заведение. Эти события произвели удручающее впечатление на московское купечество. Как вспоминал С.И. Четвериков, на очередном собрании возникла мысль отреагировать на самоуправство правительства специальным заявлением [1195]. 11 февраля его опубликовали «Русские ведомости» (причем первоначальный вариант был намного резче увидевшего свет) [1196]. Под заявлением подписались 65 человек; «какая-то газета подсчитала финансовую мощь поставивших подписи и определила ее в полмиллиарда золотых рублей» [1197]. Это была не дежурная политическая декларация, а заявление от лица серьезной силы, подкрепленное ее деловой репутацией. Голос купцов подхватила и дума, где, вопреки стараниям правых, состоялось заседание по запросу о нарушении прав Московского университета. Один из депутатов говорил:

Как отметило петербургское «Новое время», просветившееся купечество «не требует еще отставки правительства, но объявляет ему первое предостережение», и если оно «ввязалось в эту историю, то очевидно, что мекает что-то задним умом» [1199].

Кстати, именно с конфликта вокруг Московского университета в думе началась настоящая травля Министра народного просвещения Л.А. Кассо. Он стал излюбленным объектом нападок со стороны оппозиции. Как считал кадет В.А. Маклаков, университетские события в миниатюре показали то, что вообще происходит в России, где:

Однако следует заметить, что Первопрестольная не выступила против министерства и правительства единым фронтом. Председатель Московского биржевого комитета Г.А. Крестовников оказался не готов к такой инициативе и выражал бурные опасения по поводу данной затеи [1201].

Но радикальные настроения неуклонно распространялись, проявившись с новой силой весной 1912 года – в связи с событиями на «Лензолоте». Расстрел рабочих на приисках английских владельцев послужил причиной целого ряда забастовок. Московская буржуазия не осталась в стороне. На совещаниях обсуждался вопрос, оплачивать ли рабочим забастовочные дни; большая часть промышленников решила не делать вычетов за прогулы, тем самым морально поддержав рабочих, а также донести свои настроения до правительства. Крестовников и ряд его сторонников опять высказались против, и опять остались в меньшинстве [1202]. О потере ключевых позиций группы среди купечества свидетельствует поражение ее кандидата на выборах в Государственный совет от торгово-промышленного сословия. В октябре 1911 года, несмотря на все усилия Крестовникова, его протеже проиграл малоизвестному купцу из Вятской губернии Ф.В. Стахееву. Это проигрыш стал сильным «моральным ударом» для председателя Московского биржевого комитета, показав, что он ситуацию не контролирует [1203].