День освобождения Сибири

И всё-таки, несмотря на весь этот вполне мирный антураж, дело с союзническим десантом оказалось достаточно серьёзным происшествием, на которое немедленно отреагировали и Центросибирь, и Московское большевистское правительство. Ленин в своих телеграммах тут же призвал красных сибиряков подготовить надёжный отпор возможной вооруженной интервенции и первым делом немедленно вывезти из Владивостока оружие, закупленное ещё царским правительством у союзников и находившееся до сих пор на военных складах [278]. В русле тех же самых профилактических мероприятий в связи с событиями во Владивостоке Центросибирь 17 апреля объявила на всей территории Сибири военное положение. На основании чего был окончательно запрещён выезд на восток (дальше Красноярска) демобилизованным офицерам; все офицерские общественные организации объявлялись закрытыми, а их имущество — подлежащим конфискации. В то же самое время военкоматы получили распоряжение провести поголовную регистрацию всех бывших «золотопогонников», проживавших на территории Сибири.

Оружие из Владивостока, однако, удалось вывезти не полностью, поскольку начавшиеся в конце апреля вскрытие и разлив рек парализовали на некоторое время движение по Транссибирской железнодорожной магистрали. Часть того оружия, кстати, было передано частям Сергея Лазо для ведения боевых действий на Даурском фронте. Даурским его прозвали потому, что около станции Даурия пролегала первая линия обороны в противостоянии с постоянно вторгавшимся на советскую территорию Особым Маньчжурским отрядом. Вывезенного из Владивостока оружия действительно оказалось не так уж и много: его, в частности, даже не хватило для того, чтобы в полной мере обеспечить формирующиеся войска Центросибири, для отражения, как полагали, готовящейся агрессии со стороны Антанты. Поэтому Николай Яковлев (председатель Сибирского совнаркома) в апреле запросил у

В.И. Ленина дополнительное вооружение и экипировку на 70 тысяч военнослужащих, а также денежную ссуду в размере нескольких миллионов рублей.

Теперь вернёмся непосредственно к Семёнову. Атаман со своим отрядом, усиленным японской артиллерией (15 тяжелых орудий) [279] и батальоном японской пехоты в количестве 600 человек [280], а также китайскими наёмниками, оплаченными, по всей вероятности, деньгами союзников, вторгся в пределы советской территории именно 5 апреля (правда, сам Семёнов в своих воспоминаниях датирует данное событие седьмым числом), то есть ровно в тот день, когда на противоположной стороне Дальнего Востока высадились первые контингенты союзных оккупационных войск. Мятежный атаман предпринял тогда беспрецедентное по масштабам и количеству задействованных подразделений наступление, главной целью которого по-прежнему являлась узловая станция Карымская — захватить её и отрезать, таким образом, Дальний Восток от Читы и Иркутска. Два других направления апрельского наступления развивались: одно — к Троицкосавску и Верхнеудинску, второе — к Нерчинску. Этими тремя ударами штаб ОМО [281], сам Семёнов и его высокие покровители рассчитывали, если повезёт, полностью вытеснить красных из Забайкалья и в завершение всего занять, наконец, Читу, образовав здесь на освобождённой территории независимую (уж неизвестно от чего и от кого: то ли от советской России и большевиков, то ли вообще от России в целом) вотчину, под главенством, условно говоря, бело-желтой [282] власти.

О том, насколько апрельское наступление частей Особого Маньчжурского отряда было серьёзным и опасным, свидетельствует хотя бы тот факт, что по приказу Сергея Лазо красные части, отступая, от безвыходности повредили Ононский железнодорожный мост, располагавшийся на подступах к станции Оловянная. Сапёры взорвали лишь один пролёт моста [283], заложив около 750 килограммов динамита (здорово шарахнуло!), но и этого хватило для того, чтобы воспрепятствовать дальнейшему продвижению семёновских бронепоездов — главной ударной силы начавшегося наступления. Однако остановить кавалерийские и пехотные части Особого Маньчжурского отряда данное обстоятельство не смогло: успешно форсировав реку Онон, они сразу же стали продвигаться в глубь советской территории, отбросив войска Лазо аж до станции Адриановка, что находилась уже в непосредственной близости от Транссиба. В то же самое время в Чите случайно, при проведении операции по поимке уголовников, большевики обнаружили подпольную группу с оружием (4 пулемёта), готовившую в городе вооруженное восстание в поддержку наступления передовых частей забайкальского атамана.

В конце апреля на отвоёванной у красных ст. Борзя, первой деповской станции при движении от китайской границы, было объявлено о создании Временного Забайкальского правительства (ВЗП) в составе Г.М. Семёнова (председатель и главнокомандующий вооруженными силами), генерал-майора И.Ф. Шильникова (управляющий военно-административной частью) и С.А. Таскина (управляющий гражданской частью). В официальном заявлении для печати Забайкальское правительство, как указывают многочисленные комментаторы, провозгласило важнейшей своей задачей борьбу с Советами и большевизмом, за восстановление власти законно избранных органов как центрального, так и местного уровней. И в этом русле ВЗП положительно отозвалось, в частности, о сибирской автономии, а также высказалось за скорейший созыв Сибирского Учредительного собрания. Подлинного текста данного заявления нам, к сожалению, отыскать в источниках не удалось, однако мы можем привести перепечатку воззвания атамана Семёнова к жителям Забайкалья, опубликованную в газете «Алтай» (номер за 22 июня 1918 г.).

Судя по особенностям стиля данного воззвания, вполне очевидно, что составлял его сам атаман, однако над окончательной редакцией текста явно поработала, так скажем, чья-то более опытная в таких делах рука. Мы предполагаем, что ею являлась рука Сергея Таскина, в прошлом депутата Государственной думы II и IV созывов, члена Всероссийского Учредительного собрания, состоявшего ещё со времён Первой русской революции в партии конституционных демократов. Сергей Афанасьевич сам был родом из Забайкалья, происходил из семьи потомственного казачьего офицера, имел наследственное поместье в районе Александровского завода (Нерчинские рудники), то есть как нельзя лучше подходил на роль абсолютно надёжного политического консультанта в ставке мятежного казачьего атамана. Всё в воззвании Семёнова (читай: в декларации Временного Забайкальского правительства) выдержано как бы в демократическом духе, в строгом соответствии с программой кадетской партии и с заявлениями её харбинского филиала в лице Дальневосточного комитета защиты Родины и Учредительного собрания.

Но вернёмся к боевым действиям. К концу апреля 1918 г. положение красных стало настолько серьёзным, что на заседаниях военно-революционного штаба, срочно организованного в те дни в Чите, обсуждался даже вопрос об объявлении всеобщей воинской повинности на той части территории Забайкалья, что находилась ещё под контролем Советов. Однако после некоторого раздумья решили всё-таки пока ограничиться призывом лишь пяти военнообязанных возрастов из среды рабочих, крестьян, а также казаков забайкальских станиц. Плюс к этому весьма вовремя подоспела и помощь из Сибири [284], а также с Дальнего Востока. В частности, из Благовещенска на Даурский фронт прибыли со своими артиллерийскими орудиями и пулемётами те самые воинские подразделения Дальсовнаркома, которые совсем недавно помогали местным большевикам подавить гамовский мятеж.