Суд времени. Выпуски № 35-46

Млечин: Оксана Ивановна, тем не менее, Вы не ответили на мой вопрос.

Сванидзе: Короткий вопрос — короткий ответ.

Млечин: Очень коротко. Вот этот самый главный вопрос. Вот в свете нашей истории, кровавой и трагической, вот не должны ли мы всё-таки посмотреть на них критически сейчас? Вот, а если они успели бы? А если они преуспели бы? Взяли бы власть, то, что за этим последовало бы — не кровавая ли диктатура? Диктатура их собственная, и кровопролитие ли тяжелое?

Киянская: Простите, пожалуйста, я, наверное, не всё знаю про восстание декабристов. В частности, я не знаю такого программного документа, где бы было написано, что в случае нашей победы в России объявляется диктатура, в случае нашей победы мы устраиваем гражданскую войну, устраиваем резню. И всё…

Млечин: Я с Вами согласен…

Киянская: Можно, я закончу?

Млечин: Большевики тоже не обещали гражданскую войну, Оксана Ивановна.

Киянская: Можно, я объясню? Можно, я закончу?

Млечин: Кто ж такие вещи обещает?!?

Киянская: Да, но….

Сванидзе: Большевики, Леонид Михайлович, я Вас поправлю, обещали гражданскую войну.

Млечин: Большевики не обещали гражданскую войну.

Сванидзе: И в документах, и письмах, и в том, что Ленин писал, было сказано, что они идут на гражданскую войну. И классовую проблему может разрешить только гражданская война.

Киянская: Они обещали экспроприацию экспроприаторов.

Млечин: Нет-нет, нет-нет, нет-нет. Приходя к власти, до октября 1917 года…

Сванидзе: До октября — нет. А после — да.

Млечин: А я об этом говорю, я говорю — «до»! После, когда уже взяли власть, всё другое. Мы же говорим — «до»! До — никто не обещает, что у вас будут убивать.

Киянская: Что касается — «до». До восстания все декабристы, в один голос, говорили — мы планируем военную революцию. По их мнению, она должна пройти была с минимальным количеством жертв. И не допустить гражданскую войну.

Вот всё то, что возможно было бы потом, относится к сфере альтернативной истории, про которую я, честно говоря, не готова говорить. Могло быть всё, что угодно. Вплоть до полета на Марс в середине XIX века.

Сванидзе: Спасибо. Спасибо. У меня к Вам вопрос, Оксана Ивановна. Если вывести за скобки возможность полета на Марс, предположим, что восстание декабристов имело удачу, они пришли к власти. На Ваш взгляд, убили бы государя-императора и его семью?

Киянская: Я думаю, что смотря кто бы пришел к власти. Если пришел к власти Пестель, скорее всего — да, убили бы. Если бы победило восстание 14 декабря, то по-другому было бы поступлено с царской семьей. Она была бы отвезена в Америку, она была бы отвезена вот в Форт-Росс, принадлежавший России. И там держалась бы в качестве заложников, пока шли реформы. Это жестокие меры? Да, это жестокие меры. Но опять-таки, я повторяю, это всё из области планов, из области программ.

Сванидзе: Да, разумеется. Но планы имеют иногда особенность реализовываться, в случае прихода к власти.

Киянская: Да, имели бы, но опять-таки, это ничем таким ужасным и выдающимся для русской истории не было. Потому, что Павел Iбыл убит, и не только Павел Iбыл убит. Это древняя, давняя российская традиция, которую, безусловно, декабристы в своей политической практике учитывали.

Сванидзе: Спасибо. В эфире «Суд Времени». Продолжаем слушания. Напоминаю вопрос: «В чём моральный и политический смысл восстания декабристов?».

Прошу Вас, Леонид Михайлович. Ваш тезис, Ваш свидетель.

Млечин: Почему мы здесь говорим о декабристах вот так вот!?! Потому, что эти люди были готовы убивать! И логика показывала, что они бы шли и убили бы. Да, много было идеалистов. А что, среди большевиков убийцы все были, к власти шли?!? Нет! Тоже были замечательные люди, тоже были интеллигентнейшие люди, тоже были идеалисты. И чем они кончили? Их убили и они убивали. Вот об этом мы и говорим.

Александр Николаевич Закатов, историк, директор канцелярии главы Российского императорского дома. Давайте о моральных уроках. Мы сейчас говорим о моральных, политических уроках восстания декабристов.

Закатов: Восстание декабристов, при том, как оно закончилось на практике. Чем оно могло закончиться, мы не знаем, и у меня серьёзные подозрения, что закончилось бы оно именно гражданской войной, диктатурой. И конечно же, ведь если даже сами декабристы не были готовы освободить крестьян с землёй, они не были к этому готовы, они сами этого не сделали и в программных документах они предусматривали микроскопические наделы для крестьян. С землёй они расставаться не хотели.

Сахаров: Две десятины.

Закатов: Да, две десятины. Освобождать крестьян без земли было действительно преждевременно. Мы знаем рассказ, что единственный декабрист Иван Якушкин, о котором было известно, что он хотел освободить своих крестьян. Он их собирался освободить без земли. Да. И они ему сказали: «Нет, барин, пусть тогда мы будем твои, а земля наша». То есть, Россия была в тот момент не готова к отмене крепостного права. Но она шла к отмене. Государи это понимали, правящий слой, в лице лучших своих представителей, это понимал. Однако, восстание декабристов, конечно, качнуло маятник вправо. Конечно, качнуло маятник в сторону торможения реформ. И поэтому, действительно, затормозилась отмена крепостного права.

Сванидзе: Завершайте, Александр Николаевич.

Млечин: Можно 30 секунд? Сергей Ефроимович Эрлих, кандидат исторических наук, директор издательства «Нестор-История».

Сванидзе: Хорошо.

Млечин: В микрофон только можно, пожалуйста. Можно сидеть!

Эрлих: Сегодняшняя передача называется «Суд истории». То есть мы…

Сванидзе: «Суд Времени», да!

Эрлих: Суд времени… Суд времени! Время и история — это одно и то же!

Но мы сегодня говорим не об исторических декабристах, а в большей части о декабристах мифологических. И если говорить с исторической точки зрения, значение этого движения было близким к нулю. Царь разогнал их, отправил в Сибирь. Всё, что они сделали, сделали реально хорошего, они занимались просвещением населения Сибири. За что их сибиряки очень любят. Они являются героями в Сибири. Вот это их прямое следствие.

А почему мы так рьяно обсуждаем декабристов, потому что они разбудили мальчика Сашу Герцена. И он создал гениальный миф, который построен на двух противоречивых системах. С одной стороны, это миф самопожертвования. То есть, он сравнивает декабристов с Христом. А другой миф, который он ввел, это миф жертвоприношение. То есть, это миф, который восходит к Георгию Победоносцу, который убивает этого дракона. И благодаря вот этой пластичности, этот миф оказался очень удобным политическим инструментом. Который можно всегда перевернуть в нужную сторону. И этот миф, это не миф русского народа. Это миф одной группы русского народа, которая называется радикальная русская интеллигенция. И Герцен вдохновил этим мифом тех же, там, народников, большевиков, там, не только большевиков, кстати, тех же и кадетов, там. Они между собой вели очень упорную борьбу…

Сванидзе: Завершайте, пожалуйста.

Эрлих: …кто является их наследником. И вот этот инструмент снес, помог снести самодержавие. Но оставаясь в рамках этого мифа, мы никогда не поймем, чем были декабристы на самом деле.

Сванидзе: Завершайте, пожалуйста!

Эрлих: Поэтому нам надо от этого отвлечься и заниматься реальной историей. Потому что страна, которая живет мифологией, никогда не выйдет на нормальный путь.

Млечин: Спасибо.

Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович, вопрос.

Кургинян: Я понимаю под историей… Я просто знакомился с работами господина Эрлиха — «Россия колдунов», «История мифа». Я как бы считаю, что изучать реальную историю подобным образом конечно можно. Есть разные способы изучения истории. Но я бы предпочёл, как здесь сидящих экспертов, так и академика Нечкину М. В., покойную. Мне было так, как бы спокойнее, на счет истории.