Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина

Почему американский президент не запретил кровавую расправу злодея с Законодателем? Да по простой причи­не — ему были глубоко чужды интересы и чаяния народов России. Ему был нужен «свой человек в Кремле». Другой президент США когда-то сказал о кровавом диктаторе Ни­карагуа: «

Сомоса, конечно, сукин сын, но он наш сукин сын».

Очевидно, и Клинтон исходил из той же посылки: «

Ельцин, конечно, сукин сын, но он наш, американский, сукин сын».

Собственно, так же рассуждали и другие «лидеры свобод­ного мира» — Гельмут Коль, Миттеран, Мэйджор и прочие. А «лидеры» стран СНГ были просто напуганы, как пугается обычный обыватель. В их страхе проявилось их ничтожест­во, историческая игра случая, вознесшая их на незаслужен­ный пьедестал власти.

Ельцин, весь опухший, с маленькими глазками-щелка­ми, напоминавший нечто среднее между крупным боровом и бегемотом, рявкнул в ответ: «Я

признателен президенту Клинтону! Моему другу, который поддержал нас в борьбе с подавлением мятежников, выступивших против моих демо­кратических реформ. Позиция Америки вдохновила меня на борьбу до победного конца!..»

Слуга благодарил господина — что здесь комментировать. А «господин» благодарил слугу, будучи в полной уверенности, что отныне покоренная, под­чиненная Россия будет находиться в надежных руках ма­рионетки Ельцина, «победителя» российского парламента.

...На приеме в честь «гостя» все только и говорили о величии Ельцина, который окончательно «отправил в ис­торию» остатки «

империи зла»

^[18]

,

расправившись со столь ненавистным Верховным Советом «навсегда» (то есть с парламентаризмом). «Гость», Кристофер, производил впе­чатление человека «

изменчивого Хамелеона

», как писал о таких типах людей Платон, обещал «всяческую поддержку на пути продвижения демократических реформ президента Ельцина...».

«Что было бы, если бы в 1993 году победил Хасбулатов?»

Этот вопрос постоянно, в течение многих лет после тех трагических событий, ставят лукавые политиканы и некоторые бездарные отечественные политологи (вчераш­ние «спецы» по «научному коммунизму», типа Ю. Дани­лова. — См.: Политический журнал, 21 мая 2007 г., с. 28). Уже в самом этом вопросе подразумевается нечто негатив­ное. Почему? Разве я не показал на всем протяжении почти четырехлетнего своего пребывания у власти в Российской Федерации

все

необходимые качества государственного деятеля? Разве общество не убеждалось (и неоднократно!) в моем профессиональном и интеллектуальном превос­ходстве над «людьми Ельцина»? Разве я не показал, что являюсь твердым приверженцем укрепления российского государства, реформатором — сторонником «мягкого» раз­вития российского капитализма, когда реформы должны были бы стать благом для народа, а не средством его под­чинения нуворишам-мошенникам? Разве было не ясно, что я не допущу растаскивания колоссальной государственной собственности, накопленной многими поколениями людей? И разумеется, я не допустил бы никаких войн на Северном Кавказе, обуздал бы преступность в зародыше, общество чувствовало бы себя уверенно. Разве не Верховный Совет сыграл выдающуюся роль в истории новейшей России, по­казав гибельность пути, избранного Ельциным для ее раз­вития? И кто знает, что стало бы со страной, если бы не та моя решительная позиция на пути гибельных политических и экономических реформ? Вспомните его слова: «Глотайте суверенитета столько, сколько проглотите», обращенные к российским автономиям.

У меня достаточно оснований полагать, что деятельность ельцинистов сразу же после подавления августовского пут­ча привела бы к распаду уже самой России (на 15—20 «са­мостоятельных» квазигосударств, о чем они открыто писали в печати в тот период). Поэтому их «победа» стала пирровой победой, ельцинисты оказались сильнейшим образом дис­кредитированы в мнении народа, их режим («либеральная тирания») был слаб и неустойчив, держался исключительно на традиционной лояльности народа к Власти. Поэтому они не решились расчленить страну... Если вести речь конкрет­но, то я предполагал следующий практический сценарий развития события — после подавления нами ельцинского путча.

•   Восторжествовал бы Закон, государство стало бы дей­ствовать не хаотически, разрушая самое себя, экономику, со­циальные структуры, а как упорядоченная Система власти, организатор крупных прогрессивных перемен.

•    Реформы приобрели бы совершенно определенный, предельно открытый характер, через общественные дискус­сии и учет народного мнения. Социальная ориентация эво­люции государства стала бы реальностью.

•   Для этого было бы сформировано Правительство на­ционального согласия, как это было рекомендовано «круг­лым столом» в июле 1993 года (когда был достигнут компро­мисс между парламентом и правительством по экономиче­ской реформе). Премьером правительства был бы назначен известный ученый и организатор, знаменитый Святослав Федоров. Российский капитализм стал бы изначально развиваться не как мошенническое порождение порочной ельцинской власти с его органическими (врожденными) изъянами, а на своей естественной основе — развитие че­рез конкуренцию, предоставляя обществу товары и услуги. Экономический рост в стране начался бы уже в 1994 году — началось бы улучшение материального и социального поло­жения народа.

•   Президентом через 3 месяца (как того требовала Кон­ституция), «после моей победы», был бы избран, скорее все­го, Валерий Зорькин (в Верховном Совете мало кто всерьез рассматривал на этом посту Руцкого).

•   С учетом негативного опыта президентства усилилось бы парламентское начало в системе государства (это было бы закреплено в новой Конституции). Значительно расши­рились бы полномочия федерального правительства, пол­ностью было бы исключено дублирование исполнительных властей (президент, его администрация, правительство).

Отмечу следующее: российскому народу всячески на­вязывается мнение, что для «России нужна сильная испол­нительная власть и прежде всего президентская власть». Это — ничем не обоснованное, голословное утверждение. При этом искусственно выпячивается идея, что парламент может быть только с пороками, а президент — носитель всех мыслимых и немыслимых добродетелей. Любому государ­ству нужна сильная и эффективная власть — и исполни­тельная, и законодательная. А для страны, с ее извечными правителями-самодурами — наиболее приемлемой и аде­кватной явилась бы парламентская республика: с сильным парламентом и сильным правительством — это и является центральным свойством всех современных демократий.

Амнистия

...В декабре 1993 года ельцинисты проводят рефе­рендум, призванный одобрить ельцинский проект консти­туции, одновременно избирается весь состав двухпалатно­го парламента. Объявляются результаты — «конституция принята», а с выборами в Государственную думу «вышла конфузия» — здесь Кремль начисто проиграл, большин­ство — «левые», коммунисты Зюганова, ЛДПР Жиринов­ского, а также «яблочники» Явлинского. Все они вели свои избирательные кампании под лозунгами «Наказать винов­ников расстрела Верховного Совета!» В такой обстановке все внимание ельцинистов было сосредоточено на «протас­кивание» их конституции, и они утеряли «контроль» над процессом выборов в думу, и проиграли.

Но левое парламентское большинство оказалось аморф­ным, быстро заняло соглашательские позиции. Главой думы был избран Иван Рыбкин, возглавлявший Фракцию комму­нистов в Верховном Совете (видимо, эту фракцию имели в виду ельцинисты в 1993 году, раздувая опасность прихода к власти «красно-коричневых»! — Не смешно ли?). Рыбкин последовательно проводил курс Кремля в Государственной думе и всячески уходил от решения вопроса о создании пар­ламентской комиссии по расследованию событий сентяб­

ря — октября 1993 года. И лишь 16 февраля 1994 года, под мощным давлением общества, такое решение было принято Государственной думой.