Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Он сразу же стал активным участником собрания малороссийского дворянства в Глухове. Там он был выбран для проходивших под руководством генерал-губернатора Румянцева приготовлений к приему наследника престола великого князя Павла Петровича и его супруги, путешествовавших в Вену через Украину. При этом ему удалось быстро установить доверительные отношения с Румянцевым ^{957}. В начале 1782 года Капнист, на тот момент 24 лет от роду, был избран, не достигнув предписанного законом минимального возраста в 30 лет, предводителем дворянства Миргородского уезда ^{958}. Представляется, однако, что уже в сентябре 1782 года он снова меняет свои жизненные планы. Николай Львов оказал ему содействие в поиске «хлебного места» в Петербурге и нашел для него таковое в почтовом ведомстве ^{959}, управлявшемся Безбородко, который стал в конце 1781 года ведущим членом Коллегии иностранных дел. Тем не менее в мае 1783 года Капнист оставил свою должность и вернулся в Обуховку, вокруг которой и сосредоточилась впредь вся его жизнь. Он хочет писать, сообщал Хемницер Львову о намерениях Капниста 2 июля 1783 года, «потому что, может быть, он свое блаженство в этом находит» ^{960}.

Летом 1783 года Капнист выступил с открытым письмом против читателя — автора анонимного письма, оскорбившего поэта отказом именовать его патриотом и сыном отечества. Письмо было напечатано в Собеседнике любителей российского слова ^{961}, однако в этой реплике Капниста не уточнялось, о каком именно отечестве шла речь. В том же 1783 году Капнист написал Оду на рабство: обращаясь к государыне, он тем не менее не посвятил ей эту оду. Многие исследователи по традиции, идущей от известного историка русского крестьянства Василия Семевского, усматривали в этой оде упрек властям за распространение в том же 1783 году крепостничества на Украину. Однако здесь возникают вполне справедливые сомнения. Во-первых, обращаясь к монархине, поэт скорбит о своем порабощенном отечестве: «Отчизны моея любезной / порабощенье воспою». Позором заклеймена государственная власть: «Везде, где кущи, села, грады, / Хранил от бед свободы щит, / Там тверды зиждет власть ограды / И вольность узами теснит». Надежду свою он связывает с изменением образа мыслей императрицы: «мать», забывшая «природу в гневе», могла бы стать «царицей преданных сердец» и вернуть его любимую родину в золотой век свободы ^{962}. Во-вторых, жалобы на введение крепостничества находятся в явном противоречии с существованием Капниста как владельца крестьянских душ и предводителя дворянства. Именно дворянство требовало от императрицы отмены права крестьян на уход от своего помещика — права, которое, согласно воспоминаниям дочери поэта, написанным незадолго до отмены крепостничества в 1861 году, послужило одной из причин экономических бедствий ее родителей. Вместо этого скорбь, которую Капнист испытывал от утраты его отечеством свободы, сочетается с сословными функциями поэта, представлявшего интересы украинской автономии. Ввиду этого прикрепление к земле украинских крестьян в 1783 году могло стать поводом к написанию оды в гораздо меньшей степени, чем проводившаяся в то же время военная реформа, заменившая казацкий войсковой строй регулярными украинскими полками ^{963}. В правление Екатерины II ода была известна только в списках, а опубликована впервые лишь в 1806 году в сокращенной редакции. Когда Екатерина Романовна Дашкова в 1786 году намеревалась напечатать ее в Собеседнике, Державин вынужден был даже вмешаться с целью предотвратить публикацию, чтобы защитить автора от возможного недовольства, которое вполне могла бы вызвать эта ода у императрицы ^{964}. Еще раньше, в марте 1785 года, Капнист, несмотря на немногочисленность его публикаций, был принят в Российскую академию, которую возглавляла княгиня Е.Р. Дашкова. Членами Академии, наряду с меценатами Безбородко и Бакуниным-Меныпим, с момента ее основания в 1783 году были друзья поэта: Храповицкий, Державин, Львов, а с 1784 года — также и Хемницер ^{965}.

В январе 1785 года Капнист был избран дворянским маршалом Киевской губернии. То есть в свои неполные 30 лет он уже был прочно укоренен в землевладельческой элите, в состав которой входили также Разумовский, Румянцев, Безбородко и многие другие коренные семейства Малороссии. В этой функции Капнист снова оказался сотрудником Румянцева, поскольку в 1786 году началась подготовка к встрече Екатерины II, ее высоких иностранных гостей и свиты в Киеве и других украинских городах. 23 февраля 1787 года Капнист был представлен императрице и приветствовал ее от имени украинского дворянства. В письме на французском языке он сообщал своей жене, что Екатерина ответила по-дружески: «Ваша речь мне приятна, и я с удовольствием вижу благодарность» ^{966}. В апреле 1787 года ему был присвоен чин надворного советника, который соответствовал 7-му классу по Табели о рангах, и было доверено руководство государственной шелковой мануфактурой на киевском Подоле ^{967}. Косвенно его все же задело екатерининское недовольство Румянцевым и Киевским наместничеством, которое показалось ей плохо устроенным, а главное — стоившим казне гораздо больше, чем само было в состоянии дать ей. Сверх того, в усиливавшейся конкуренции между Румянцевым и Потемкиным она определенно заняла сторону своего фаворита ^{968}. Годом позже в Петербурге Капнист узнал от Александра Романовича Воронцова, сенатора и президента Коммерц-коллегии, что произвел тогда впечатление на Екатерину: «Она сказала, что нашла в Малороссии только одного человека: меня», — сообщал он своей жене ^{969}. На этот раз поводом к длительному пребыванию Капниста в столице стала мысль использовать войну с Османской империей, чтобы попытаться вернуть Украине хотя бы часть прежней автономии. Руководствуясь интересами как П.А. Румянцева, так и дворянства своей губернии, Капнист в 1787–1788 годах попытался с помощью всех известных ему лиц, имевших доступ к императрице, склонить Екатерину к восстановлению свободных казацких формирований во всех украинских губерниях. В Туле он даже начал хлопоты о производстве оружия для этого ополчения. В конце концов этот проект, несмотря на поддержку Воронцова, Безбородко, Вяземского и Дмитриева-Мамонова — фаворита Екатерины на тот момент, — оказался у Потемкина, к которому Екатерина обратилась за советом. Однако осуществление этих планов не входило в интересы светлейшего князя, поскольку он уже давно проводил переформирование казацких частей в регулярные полки на находившейся под его влиянием территории [149].

Этот проект малороссийского дворянства с Капнистом во главе имел своей целью восстановление особого статуса Гетманщины внутри Российской империи. Однако поступок Василия Капниста, совершенный им в апреле 1791 года, определенно носил по отношению к Российской империи предательский характер. От имени своих соотечественников он, украинский помещик, дворянин, надворный советник и директор шелковой мануфактуры, нанес визит прусскому министру графу Херцбергу в Берлине. В разгар войны с Турцией и Швецией, во время Очаковской операции, когда России угрожало открытие третьего фронта — на этот раз со стороны объединившихся Пруссии, Англии и Польши, — он хотел выяснить, не окажет ли Пруссия помощь Украине в освобождении ее от «тирании русского правительства и особенно — князя Потемкина», в случае если по всей Украине начнется восстание казаков, требующих возвращения своих утраченных прав ^{970}. Все указывает на то, что путь через Польшу и необходимую легитимацию Капнисту обеспечил Антоний Заблоцкий, консул Речи Посполитой, проживавший во время войны в Миргороде ^{971}. Министр граф Херцберг не сомневался в серьезности намерений партнера по переговорам, однако ко времени их начала риск новой войны снизился, поскольку британское правительство Питта не смогло удержаться у власти и пало под давлением общественности ^{972}. Кризис полностью потерял свою остроту лишь в 1792–1793 годах, когда Россия и Пруссия подготовили второй раздел Польши ^{973} и миссия Капниста, таким образом, сошла на нет. Более всего удивляет не сам факт миссии, а то, что она смогла остаться тайной для русского правительства. До сих пор не известно, был ли кто-нибудь в нее посвящен.