Говорят сталинские наркомы

Например, средний вес товарного поезда здесь был втрое меньше, чем у нас. Соответственно короче строились выгрузочно–погру- зочные пути и платформы.

Далее. Рельсовая колея тут узкая, западноевропейская — 143,5 см. Наш стандарт колеи несколько шире — 152,4 см. Разница около 9 см, пользоваться западной колеей наш транспорт не может. Значит, у нас три варианта железнодорожного обеспечения войск Красной Армии на случай их массовой перевозки в этот обширный район.

Первый и наилучший вариант — немедленно, не дожидаясь военно–политических осложнений, проще сказать — войны, перешить западную колею на нашу. Одновременно удлинять выгрузочные пути, строить высокие платформы, улучшать водоснабжение и ремонтную базу — в общем постараться в наикратчайший срок развить здешние железные дороги до наших стандартов. Этот вариант дорогой. По тогдашним ценам он обошелся бы стране примерно в 6 миллиардов рублей.

Второй вариант был много дешевле и заключался в том, чтобы оставить все как есть. А при необходимости развертывания войск Красной Армии в западных районах Украины и Белоруссии перегружать воинские поезда с нашей колеи на западноевропейскую. Эта экономия в денежных средствах повлекла бы за собой громадный перерасход во времени. А ведь еще Карл Маркс учил нас, что любая экономия материальных средств упирается в экономию времени. Второй вариант этой формуле не соответствовал.

Третий вариант развертывания войск также был чреват большими потерями времени. Войска, подвезенные к старой границе на поездах, дальше к новой границе и в районы развертывания должны следовать своим ходом — в основном пешими маршами. Ясно, что вероятный наш противник, войска которого имели более высокую степень механизации, чем мы, опередил бы нас.

Помимо этих военно–технических препятствий, которые неизбежно и надолго задержали бы развертывание советских армий в случае войны, существовали и многочисленные мелкие препоны. Вместе взятые, они показывали, что этот новый для нас район будущего Западного театра военных действий чрезвычайно неудобен для быстрого сосредоточения и развертывания крупных сил Красной Армии. Не говоря уже о том, что и после развертывания — пусть даже благополучного, снабжение этих сил, устройство фронтового тыла опять натыкались на те же проблемы железной дороги.

Серьезный предмет для серьезного разговора. Такой разговор — и не один — состоялся у нас, работников Военного отдела НКПС, и с непосредственным нашим начальником–наркомом Кагановичем, и с ответственными работниками Генерального штаба. И мы, и они ратовали за немедленную перешивку западной колеи, за перестройку всей железнодорожной систем по нашим стандартам, за переброску в западные районы с Дальнего Востока мощной военно–строительной организации — Особого железнодорожного корпуса.

Но высшие военно–политические и хозяйственные руководители в лице товарищей Сталина, Ворошилова, Тимошенко, а вслед за ними и Кагановича не вняли нашим доводам. Но обвинять их в этом теперь было бы нечестно. Где они могли изыскать потребные для дела шесть, а вскоре, после воссоединения Прибалтийских республик и Бессарабии, и все девять миллиардов рублей? Ведь не хватало средств, чтобы немедленно начать перевооружение армии новыми самолетами, танками, артиллерией и минометами, в том числе реактивными.

Поздняя осень 1939 г. принесла новые тревоги и заботы, поощряемые и понукаемые империалистами Запада реакционные круги Финляндии сорвали проходившие в Москве советско–финляндские переговоры по пограничным вопросам, а затем спровоцировали вооруженный конфликт на советско–финской границе, что привело к так называемой «Зимней» войне. Осложнения в государственных отношениях наступили не вдруг, конфликт назревал какое–то время, прежде чем, к несчастью, разразилась война. Мне это стало ясно, когда я был вызван в Кремль. Сталин, сказав кратко о положении на советско–финской границе, велел ехать в Ленинград и проверить мобилизационную готовность Октябрьской (Москва — Ленинград), Кировской (Ленинград — Мурманск), а также других северо–западных дорог.

Ситуация там оказалась не из простых, поскольку железные дороги резко разнились в пропускной и провозной способности. Та же Октябрьская, мощная, разветвленная, могла в короткий срок перевезти армию–две — сколько надо. А Кировская с ее однопунктом на север Карелии для той же работы требовала длительного времени и всевозможных дополнительных мер.

У заместителя начальника этой дороги Райволайнена мы с главным инженером Я. Г. Яковлевым получили нужную информацию:

— Уже постреливают, есть мелкие нарушения границы, — говорил он. — Ходят слухи, что англо–французы обещали белофинам конкретную помощь крупным десантом.

Мы располагали секретной информацией, где эта версия утверждалась не слухами, но цифрами и фактами. Англо–французский экспедиционный корпус должен был высадиться на севере Финляндии.

Меня интересовало, можем ли мы в случае продвижения в глубину Карельского перешейка рассчитывать на помощь финских железнодорожников. Нам, участникам Гражданской войны, памятны были боевые дела финской Красной Гвардии в 1917–1918 гг. Райволайнен сам был финном, хорошо знал нынешнюю обстановку в Финляндии. На мой вопрос он ответил коротко:

— Нет, рассчитывать на финских железнодорожников мы не можем. Уйдут поголовно, а дороги разрушат.

Не берусь рассуждать об этом переломе в настроениях финских железнодорожников, но Райволайнен оказался прав. И хорошо, что мы посчитались с суждением этого опытного и трезво мыслящего человека, а не с демагогами, утверждавшими, что финны–добровольцы пойдут к нам толпами. Мы загодя перебросили под Ленинград военно–эксплуатационное отделение (ВЭО) с резервной паровозной колонной, и когда наши части начали наступление и вступали на пустующие станции и разъезды, вслед за войсками тотчас прибывали железнодорожники ВЭО и брали на себя ремонт и эксплуатацию железной дороги. Благодаря этим мерам мы не испытывали никаких затруднений в воинских перевозках.

Как известно, начало советско–финляндской («Зимней») войны сложилось для нас трудно, наступление Красной Армии на Карельском перешейке в декабре 1939 г. было остановлено артиллерийско- пулеметными дотами линии Маннергейма. Да и на других участках фронта наши войска стали терпеть неудачи. Сталин укрепил военное руководство. Из Москвы приехал в Ленинград и принял командование Северо — Западным фронтом командарм 1‑го ранга С. К. Тимошенко. Он начал подготавливать новое наступление.

В эти дни, на переломе 1939–1940 гг. я находился на фронте в качестве уполномоченного Совнаркома СССР по транспортному обеспечению боевых операций. Воинские перевозки по железным дорогам происходили ритмично, основные грузы доставлялись к станциям назначения своевременно, но тем не менее и в штабе фронта, и в штабах армий я не раз слышал жалобы на железнодорожников. Как в чем нехватка — в боеприпасах, продовольствии, прочих предметах вооружения и снабжения, так первым долгом обвиняют нас.

В чем, думаю, дело? Проехал по району выгрузки, зрелище мне предстало поистине устрашающее. Железнодорожные станции буквально опоясаны стенами боеприпасов. Снарядные ящики сложены штабелями в два–три метра высотой, длиной в сотни метров. А ну как налетит финский бомбардировщик? Сбросит пару–другую бомб, рванут снарядные ящики, а дальше все довершит детонация, и от станции, и от железной дороги, и от всего живого, что поблизости, останется только черная земля да пороховая гарь.

Почему военные интенданты не вывозят боеприпасы в армейские и дивизионные склады? Проехал к ним. Отвечают: нет людей, нет автотранспорта. Дайте — вывезем. А кто даст? Пожимают плечами. Практически эта масса боеприпасов не имеет хозяина. Железная дорога их перевезла и выгрузила, интенданты не приняли. Никто за них не отвечает. То есть явление, с которым я столкнулся еще на Халхин — Голе, — отсутствие единого управления всем транспортом — ударило нас на Карельском перешейке очень больно.

Я поехал к первому секретарю Ленинградского обкома партии Андрею Александровичу Жданову. Он был членом Политбюро ЦК ВКП(б), а также и членом Военного Совета Северо — Западного фронта. Рассказал ему суть дела и свои тревоги. Он мне уже неоднократно помогал, и сейчас обещал сам выехать со мной в штабы и потолковать там/ как член Военного Совета.