История воздухоплавания и авиации в России (июль 1914 г. - октябрь 1917 г.)

Сама по себе идея использовать воздушные шары для сбрасывания снарядов была не нова. Такие шары применялись еще в период гражданской войны в Америке. Прицельного бомбометания таким способом достигнуть нельзя, можно бомбить только большие объекты. Вес доставляемых воздушным шаром снарядов весьма ограничен. Кроме того, преобладающими на нашей западной границе являются западные ветры [281]. Все это серьезно затрудняло бомбардировку по способу Кузнецова и послужило причиной отклонения его предложения. Во время войны такие аэростаты для бомбардировочных целей не применялись.

Применение первых парашютов. Частая гибель наблюдателей змейковых аэростатов заставила военных воздухоплавателей обратиться к идее ранцевого парашюта. В начале войны лишь немногие воздухоплавательные роты имели на вооружении парашюты.

В то время в распоряжении воздухоплавателей были только французские парашюты Жюкмеса, прикрепленные в чехле к корзине змейкового аэростата, ненадежные и опасные в применении. Неудивительно, что пилоты и наблюдатели крайне недоверчиво относились к ним.

Осенью 1916 г. на вооружение поступил более совершенный ранцевый парашют системы Г. Е. Котельникова. Небольшое количество таких парашютов было изготовлено в Петрограде на заводе "Треугольник" и направлено в действующую армию. После появления на фронте истребителей противника, стрелявших из пулемета через винт, воздухоплаватели стали более внимательно относиться к этому единственному средству спасения жизни в случае гибели аэростата.

Парашют Котельникова и его стропы помещались в металлическом ранце крайне несовершенной конструкции. Во время прыжка воздухоплаватель уже в воздухе должен был поймать рукой коротенький тросик у крышки ранца, надетого на спину, с силой дернуть его вниз, чтобы открыть замок крышки ранца, после чего она на пружинках должна была откинуться вверх, а пружины двойного дна — вытолкнуть из ранца наружу парашют и стропы. При этом свободно положенные в чехол стропы должны были не перепутаться, а парашют — раскрыться. Вероятность второго была мала. Кроме того, на каждый действующий аэростат полагался один парашют, хотя, как правило, в корзине поднималось не менее двух человек. Все это заставило воздухоплавателей отказаться от использования парашюта в таком виде. Его даже не брали на подъемы, чтобы напрасно не загружать корзину аэростата. Тогда Авиаканц особым предписанием предложила подвешивать вынутый из ранца парашют к рулевому мешку на подрезанной веревке, которая обрывалась под тяжестью воздухоплавателя после его прыжка из корзины. Недостаток этого способа состоял в том, что свободно подвешенный парашют порой раскрывало ветром и срывало с аэростата. Например, 12 января 1917 г. внезапно раскрывшийся и оторвавшийся от оболочки парашют насильно вытащил из корзины воздухоплавателя 6-го воздухоплавательного отряда Мищкойта. К счастью, спуск на землю прошел благополучно.

Для устранения подобных случаев подпоручик 12-й воздухоплавательной роты Н. Д. Анощенко разработал и предложил свою систему подвески парашюта Котельникова, состоявшую из мягкого матерчатого чехла, в который убирался купол парашюта. Чехол подвешивался к рулевому мешку аэростата, а расправленные и видимые воздухоплавателю стропы свободно шли от купола к лямке парашютиста. Проведенные зимой 1916/17 гг. на 3-й наблюдательной станции 12-й воздухоплавательной роты многократные испытания новой системы подвески парашюта показали ее преимущества. Специальная комиссия под председательством командира 12-го воздухоотряда полковника Н. Г. Баратова одобрила подвеску и рекомендовала ее для всех фронтовых воздухоплавательных частей. Однако Авиаканц к этому времени закупила во Франции парашюты "Жюкмес" и усиленно рекомендовала их для воздухоплавателей. Но отдельные командиры воздухоплавательных рот начали пользоваться парашютом Котельникова. Он был испытан в 28-м корпусном воздухоплавательном отряде в середине мая 1917 г. Вначале с ним с высоты около 300 м сбрасывали чучело. Первый прыжок с парашютом сделал подпоручик Остратов. "С высоты около 500 метров подпоручик Остратов выпрыгнул из корзины ногами вниз. Парашют падал около 4 секунд, не открываясь, а затем раскрылся, и падение продолжалось плавно и довольно медленно, но ближе к земле падение несколько ускорилось. Спуск закончился вполне благополучно. По словам подпоручика Остратова, при спуске толчков и каких-либо болезненных явлений он не ощущал" [282]. Вместе с тем парашютист жаловался на несовершенство пояса, слишком туго стягивавшего грудь, и на отсутствие ремней, которые охватывали бы ноги. Командир отряда подпоручик Ониховский утверждал, что опыт с парашютом Котельникова, впервые произведенный подпоручиком Остратовым, как нельзя лучше характеризует пригодность названного парашюта в воздухоплавательной службе.

Несмотря на положительное заключение об испытании парашюта системы Котельникова в боевых условиях, далеко не все офицеры-воздухоплаватели и артиллеристы уверовали в его спасательные свойства. Многие из них относились к нему скептически. Опасались главным образом того, что во время падения до момента раскрытия парашюта человек будет испытывать болезненные явления. При этом ссылались на практику быстрого спуска на аэростате, когда наблюдался прилив крови к голове, кровотечение из горла и носа, шум и боль в ушах. Командир 5-го армейского воздухоплавательного отряда Н. Д. Анощенко свидетельствовал о высказываемых опасениях, что в первый момент раскрытия парашюта получится слишком сильный толчок, который произведет общее сотрясение пилота и т. п. Дело осложнялось еще и тем, что командование при переформировании воздухоплавательных рот в отряды отобрало уже испытанные в отдельных ротах парашюты Котельникова и заменило их французскими. Позже, когда испытали эти парашюты в летучей аэродинамической лаборатории (аэростатный отдел), оказалось, что французский парашют системы Жюкмеса гораздо хуже русского парашюта Котельникова. В феврале 1917 г. при испытании французских парашютов из двух экземпляров один дал отрицательные результаты. Привязанный к нему груз весом 80 кг во время снижения оторвался и упал отдельно от парашюта [283]. Авария вызвала недоверие к этому типу парашюта.

Для того чтобы преодолеть это недоверие и вселить в воздухоплавателей веру в спасательное действие парашюта, Н. Д. Анощенко решил испытать на себе действие французского парашюта. Сохранился рапорт об этом эксперименте.

"5-го сего мая в 17 час. 30 мин. я поднялся на аэростате на высоту 720 м, место подъема аэростата у д. Горовые (близ оз. Уста).

Я сел на борт корзины, дал сигнал, чтобы выбирали аэростат и соскользнул в полусидячем положении. Парашют был прикреплен снаружи у левого борта гондолы аэростата.

Почти сейчас же я почувствовал, что очень плавно и постепенно без какого-то ни было толчка падение стало замедляться и вскоре не только остановилось, но даже как будто получился некоторый подъем. Никакого шума в ушах и каких-нибудь других болезненных явлений не наблюдалось.

Пульс оставался почти нормальным. После этого начался плавный и медленный спуск". [284]

Подпоручик Н. Д. Анощенко жаловался только на неудобство подвески, так как вся тяжесть аэронавта поддерживалась ремнями, проходившими между ног, а также на вращение парашюта вокруг вертикальной оси. Во время полета парашютиста перевернуло спиной к направлению движения. Приземление произошло благополучно, "даже при таком самом неблагоприятном спуске толчок был совсем незначителен". Вращение произошло не от конструктивных недостатков парашюта, а из-за укладки его в чехол витками. Приземление спиной к направлению движения было следствием того, что в то время не знали способа разворачиваться по ветру при спуске с помощью лямок парашюта.