Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

Между тем остальные амфиктионы собрались и решили объявить священную войну против Амфиссы; верховное на­чальство было вверено председателю Совета амфиктионов, Коттифу из Фарсала. Действительно, амфиктионово войско выступило в поход, но не сумело покорить Амфиссу; поэто­му на собрании амфиктионов поздним летом 339 г. было по­становлено передать начальство царю Филиппу, который только что вернулся из своего скифского похода.

Филипп не мог отказаться от поручения, возложенного на него амфиктионами, как ни было оно для него неудобно в данную минуту, ибо при тесных отношениях, какие сущест­вовали между Фивами и Амфиссой, экзекуция против по­следней неминуемо должна была толкнуть Беотию в объятия Афин. Поэтому прежде всего надо было попытаться достиг­нуть соглашения с Фивами. Между тем как часть македон­ского войска направилась к Амфиссе и заняла Китинион в Дориде, — сам царь с главной армией двинулся через Фер­мопилы в Фокиду и занял крепкую позицию у Элатеи. От­сюда он отправил послов в Фивы, суля последним соблазни­тельные выгоды, в случае если Беотия примет участие в войне против Афин или по крайней мере разрешит македон­скому войску пройти в Аттику. Македонское войско, стояв­шее в полной готовности у границы, служило яркой иллюст­рацией к словам послов.

В Афинах известие о занятии Элатеи произвело впечат­ление грома из ясного неба. В воображении народ уже видел Филиппа и фиванцев под стенами; пританы велели тотчас трубить тревогу, и так как известие получено было в сумер­ки, — посредством сигнальных огней сообщить сельскому населению о грозящей опасности. Всю ночь город находился в лихорадочном возбуждении; когда утром народ собрался на Пниксе, все взоры обратились на Демосфена. По его предложению было решено отправить посольство в Фивы во главе с самим Демосфеном, чтобы предложить им союз про­тив Филиппа; вместе с тем гражданское ополчение было призвано к оружию и двинуто к границе, в Элевсин.

Судьба Афин находилась теперь в руках Фиванского народного собрания. Известие о взятии Элатеи произвело, разумеется, и здесь глубокое впечатление. Фиванцы ясно рисовали себе все ужасы войны, которая ждала их в том слу­чае, если бы они отвергли требования Филиппа, тогда как, примкнув к царю, Беотия была бы ограждена от всякой опасности. Кроме того, союз с царем дал бы Фивам возмож­ность, наконец, основательно рассчитаться с Афинами, чего желал уже Эпаминонд и что еще теперь для многих фиванцев являлось высшею целью их стремлений. Но, с другой стороны, было ясно, что, содействуя крушению Афинской державы, Фивы сами разрушили бы единственный оплот, который они имели против Филиппа; такая политика должна была привести к тому, что Фивы попали бы в положение за­висимого союзника Филиппа. Напротив, если бы Фивы при­няли предложения Демосфена, — их ждала в случае победы блестящая награда — восстановление беотийской гегемонии в Фокиде и Фессалии; тогда Фивы сразу вернули бы себе все могущество, которым они располагали до Священной вой­ны. Эти надежды одержали верх над всеми опасениями; Фи­вы отвергли предложения Филиппа и вступили в союз с Афинами. Разумеется, они воспользовались критическим положением Афин, чтобы продать свою помощь возможно дороже. Афины впервые формально признали гегемонию Фив в Беотии и тем отказались как от восстановления союз­ной Платеи, так и от владычества над Оропом. Верховное начальство на суше было, по крайней мере фактически, пре­доставлено Фивам, так как война должна была вестись в их области или на ее границах; военными действиями на море должны были руководить обе стороны совместно, тогда как военные издержки должны были падать на Афины двумя, на Фивы одной долею. Эти условия многим в Афинах казались недостойными и давали врагам Демосфена обильный мате­риал для обвинений; но при данном положении вещей союз с Фивами был куплен все-таки дешевой ценой.

Действительно, заключением этого союза политика Де­мосфена достигла блестящего успеха, который и не замед­лил произвести сильное впечатление в Элладе. Теперь, на­конец, Демосфену удалось сплотить в более тесный союз второстепенные государства, союзные с Афинами,— Эвбею, Мегару, Коринф, Ахею, Керкиру — и добиться от них согла­сия на уплату правильных взносов в общую военную кассу, на каковые средства должно было быть снаряжено наемное войско в 15 ООО человек и 2000 лошадей. Даже пелопоннес­ские союзники Филиппа отказали царю в присылке вытребо­ванных им войск и решили оставаться нейтральными в пред­стоящей войне.

Филипп также был смущен оборотом, который приняли дела. Он надеялся беспрепятственно пройти до афинских стен и теперь вместо этого принужден был начинать серьез­ную борьбу против равных, если не превосходящх сил: одна неудача могла погубить плоды многолетних трудов. Ввиду этого он попытался возобновить переговоры. Фиванское правительство, ясно сознавая всю важность обстоятельств, было готово принять его предложения, да и в Афинах опыт­ные полководцы, как Фокион, советовали не отталкивать протянутой руки. Но Демосфен был убежден, что решитель­ной войны с Филиппом рано или поздно невозможно будет избегнуть, и справедливо полагал, что более благоприятных условий для этой войны, чем те, какие существуют в данную минуту, Афины никогда не найдут. Он грозил потащить за волосы в темницу всякого, кто осмелится говорить о мире с Филиппом, и этим заставил замолчать оппозицию в Афинах; в крайнем случае он был готов продолжать войну и без Фив. Его уверенность в победе увлекла, наконец, и колебавшихся беотархов. Предложения Филиппа были отклонены, и нача­лась война.

Афинское ополчение тотчас двинулось в Беотию и, со­единившись с фиванцами, вторглось в Фокиду; в то же вре­мя в Амфиссу было послано наемное войско в 10000 человек под начальством афинянина Хареса и фиванца Проксена. В двух битвах — у реки Кефиса и в т.н. „зимнем сражении" — союзники одержали верх, и Филиппу был прегражден путь в Беотию. Благодаря этим успехам популярность Демосфена возрастала с каждым днем; он два раза был почтен золотым венком; его слово безусловно господствовало не только в Афинском, но и в Фиванском народных собраниях; стратеги и беотархи беспрекословно исполняли его приказания. Меж­ду тем все успехи, достигнутые до сих пор, сводились лишь к тому, что наступательное движение царя было остановле­но; Филипп все еще занимал свою крепкую позицию близ Элатеи, и союзники не сделали даже попытки вытеснить его оттуда.

В то время, как в Афинах и Фивах праздновали победу, Филипп приготовился нанести решительный удар. Сам враг своими стратегическими ошибками облегчил его задачу. Ха­рес и Проксен со своими наемниками стояли у Амфиссы со­вершенно изолированные, в двух дневных переходах от главной армии; несмотря на это, они так мало ждали нападе­ния, что даже не позаботились загородить проходы, ведущие из долины верхнего Кефиса в Локрийскую равнину. Такая небрежность, граничащая с предательством, не могла ос­таться безнаказанной, раз приходилось иметь дело с полко­водцем вроде Филиппа. Весною царь с частью своего войска покинул свою позицию у Элатеи, беспрепятственно спус­тился к Амфиссе и внезапно напал на врага, который благо­даря неожиданности и численному перевесу македонян был разбит наголову. Сама Амфисса сдалась теперь без даль­нейшего сопротивления; в наказание за противодействие решению амфиктионов город был лишен своих стен и ви­новные вожди граждан осуждены на изгнание. Филипп бле­стяще исполнил поручение, возложенное на него амфиктио­нами, и в то же время страшным ударом обескуражил своих врагов. После этого победитель двинулся далее, к ахейскому Навпакту, и внезапным нападением принудил и этот город к сдаче; согласно своему прежнему обещанию, он передал Навпакт своим союзникам-этолийцам, во власти которых он и оставался с тех пор.

Теперь Филипп снова направился в Фокиду. Он обошел врага, занимавшего сильную оборонительную позицию у прохода Парапотамиой, и тем принудил союзников отсту­пить к Херонее. Здесь они должны были принять сражение, чтобы не открыть Филиппу путь в Беотию. Роковая битва произошла 7 метагейтниона, в августе 338 г. Боевые линии союзников протянулись поперек узкой равнины, лежащей между высотами Херонеи и Кефисом; почетное место, пра­вый фланг, занимали, опираясь на реку, беотийцы под на­чальством Феагена, в центре стояли коринфяне, ахейцы и контингенты остальных второстепенных государств, нако­нец, левое крыло у Херонеи занимали афиняне под командой Хареса, Лисикла и Стратокла. В македонской армии на пра­вом фланге стоял сам царь Филипп, тогда как левым крылом, против беотийцев, командовал восемнадцатилетний наслед­ник престола Александр. Македонское войско заключало в себе около 30 тыс. человек; союзная армия была приблизи­тельно так же велика, но у нее не было полководца, который мог бы сравниться с Филиппом, и в отношении боевой цен­ности гражданские ополчения далеко уступали закаленным в битвах полкам Филиппа. Только беотийцы могли считаться равными противниками ветеранов Филиппа; фиванская фа­ланга все еще была окружена ореолом победы при Левктрах, и десятилетняя Фокейская война послужила отличной шко­лой для беотийского войска. Поэтому Филипп, как некогда Эпаминонд при Левктрах, направил свою атаку на правое крыло неприятеля, тогда как его собственное правое крыло начало медленно отступать. Афиняне рьяно устремились в погоню, не обращая внимания на то, что происходило в дру­гих местах поля битвы; они уже считали свою победу обес­печенной. Но в это время Александр после кровопролитной сечи прорвал беотийскую линию; полководец Феаген пал, отборный фиванский полк, „священный отряд", лег на поле битвы до последнего человека. После этого центр союзников обратился в бегство, и победитель получил возможность на­пасть на афинян с тыла. Афинское войско пришло в полное расстройство; кто мог, спасался бегством; 2000 человек, около трети всего отряда, были взяты в плен, 1000 пала. Тяжко пострадали также контингента второстепенных госу­дарств и беотийцы. Еще теперь в нескольких минутах ходь­бы к востоку от Херонеи, у дороги, ведущей в глубь Беотии, видны обломки каменного льва, которого фиванцы постави­ли стражем над останками своих павших братьев.