Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг

готовящийся брак.

Однако планы регента не осуществились совсем по другой причине. Глубоко

уязвленный тем, что переговоры об обручении были затеяны без совета с ним, Густав-

Адольф впервые пошел против воли своего опекуна, публично заявив, что вступит в брак

только после того, как станет королем.

Тем не менее, по настоянию регента, желавшего досадить Екатерине, в Петербург

был направлен граф Шверин с извещением о предстоящей помолвке. Шверина встретили

на подъезде к Выборгу и без лишних церемоний развернули обратно. Впоследствии,

остыв, Екатерина называла это «женским капризом».

Отношения между Россией и Швецией к началу 1796 года обострились до

крайности. В большую силу при шведском дворе вошел посланник Французской

Республики Леок.

В январе 1796 года Суворов провел смотр русских войск в Финляндии, на границе

со Швецией. Зубовым была заготовлена дипломатическая нота для рассылки по

европейским дворам, в которой регент обвинялся во всех смертных грехах: от тайных

сношений с французскими якобинцами до убийства своего брата Густава III. Безбородко,

едва ли не единственный, кроме Остермана, кто сохранял в эти дни остатки здравого

смысла, всерьез опасался, что Зубов может подтолкнуть Екатерину к открытию военных

действий.

3

До войны, к счастью, не дошло, но дипломатам пришлось потрудиться изрядно. В

шведскую столицу был направлен Андрей Яковлевич Будберг, заслуженный генерал,

преподававший великим князьям военные науки. По ряду причин Будберг пользовался

неограниченным доверием Екатерины. Выходец из старинного эстляндского рода,

обладавшего обширными связями в Германии и Швеции, он еще в 1782 году успешно

выполнил деликатное поручение императрицы, связанное с устройством на русскую

службу ее родственника графа Ангальта. Затем — устраивал брак великого князя

Константина с принцессой Кобургской. На этот раз, однако, поставленная перед генералом

задача была не в пример сложнее. Хорошо понимая, какой прием его ждал в Стокгольме,

Будберг ехать не хотел. Однако все его попытки отговориться успеха не имели.

Отъезд Будберга в Швецию был обставлен с некоторой таинственностью. Ввиду

срочности дела ему надлежало прибыть в шведскую столицу из Кобурга, где он находился,

проводив мать принцессы, ставшей русской великой княгиней. Будберг был снабжен тремя

различными верительными письмами. Какое из них вручить, он должен был решить сам, в

соответствии с настроением в Стокгольме. Первое адресовалось регенту и давало ему

только возможность говорить от имени императрицы. Второе представляло собой

верительную грамоту, которая должна была аккредитовать его в качестве чрезвычайного

посланника. Третье давало Будбергу статус посла. Подготовить почву для его работы в

Стокгольме должен был советник посольства Будберг, дальний родственник Андрея

Яковлевича, которого спешно назначили поверенным в делах.

В Петербурге старшего Будберга называли дядей, младшего — племянником.

В Стокгольме же одного называли генералом, а другого — бароном.

Старший Будберг направился в Стокгольм через Копенгаген, где счел за лучшее

оставить все три свои верительные грамоты. Дело в том, что младший Будберг сообщал,

что в шведской столице его дядю никто не ждал. Поразмыслив, генерал предпочел

появиться в Стокгольме в качестве путешественника. Случилось это 8 февраля 1796 года,

под вечер.

Шведы долго не могли взять в толк, с какой целью пожаловал к ним генерал

Будберг. Штединг тоже терялся в догадках, предполагая, что генерал прибыл хлопотать о

браке наследного принца с одной из владетельных немецких княжон. На всякий случай,

Будберга-старшего старались не замечать, что еще более осложняло его миссию.

Поскольку обоих Будбергов — и дядю, и племянника — во дворец не приглашали,

генерал решился действовать через посредников. В то время в Стокгольме находился некто

Фердинанд Кристен, женевец, представлявшийся как доверенный секретарь бывшего

французского суперинтенданта финансов Калонна. Этот Кристен был добрым приятелем

госпожи Гюсс, французской актрисы, имевшей ангажемент в Петербурге и состоявшей метрессой

Аркадия Ивановича Моркова. Письмо от госпожи Гюсс помогло генералу сблизиться с женевцем,

которого он нашел вполне подходящим для роли, определенной для него в Петербурге (по

некоторым сведениям, Екатерина заметила его еще весной 1793 года, когда он приезжал в

Петербург в свите герцога д’Артуа). Кристен был умен, ловок, красив, пользовался успехом у

стокгольмских дам и был принят в лучшем обществе.

Потребовалось совсем немного времени, чтобы ушлый женевец добился аудиенции

у регента. Тот, однако, поняв, о чем идет речь, не упустил возможности покуражиться.

Прервав на полуслове Кристена, только начавшего распространяться о выгодах для

Швеции брачного союза с Россией, герцог поинтересовался, есть ли у него полномочия

говорить от имени императрицы. Полномочий не было — и агент Будберга был отправлен

объясняться с Рейтергольмом.

У Рейтергольма Кристена ждал еще более унизительный афронт. Уверения в том,

что русская императрица питает к нему особое уважение и в силу этого готова признать

его верховным арбитром в решении вопроса о браке шведского наследного принца,

Рейтергольм встретил взрывом хохота.

— О, как это неосторожно со стороны Ее императорского величества, - проговорил

он, оправившись от приступа веселья. — Передайте ей, что она найдет во мне очень

плохого русского, но очень хорошего шведа. Передайте императрице, а также тому, кто вас

послал, что господа Будберги напрасно жалуются на холодный прием. Мы приняли их

гораздо лучше, чем графа Шверина встретили в Петербурге. Неуважение, проявленное

великой Екатериной к представителю королевского дома Швеции, унижает ее, а не нас.

Пресекши попытки Кристена вставить хоть слово, Рейтергольм продолжал:

— Российский поверенный в делах барон Будберг находится в Швеции совсем

непродолжительное время, однако успел зарекомендовать себя как интриган, стремящийся

посеять рознь в шведском обществе. Не думайте также, что никому в Стокгольме не

известно, что вы проводите ночи напролет в доме Будберга, оставляя его лишь для того,

чтобы нанести визит английскому поверенному в делах. Скажите своему хозяину, что мы

хорошо осведомлены о его тайных замыслах, и лучше всего ему самому убраться домой

подобру-поздорову.

Кристен, однако, оказался не робкого десятка и на угрозы ответил угрозами. Он

вежливо, но жестко напомнил Рейтергольму, что терпение русской императрицы не

безгранично. Упомянув о военных приготовлениях с обеих сторон, он, как бы вскользь,

сослался на пример Польши, только что подвергнувшейся третьему разделу.

— Молчите, мсье! — вскричал Рейтергольм. — Никогда не сравнивайте Швецию с

Польшей. Национальные характеры наших народов слишком различны, энергия и

свободолюбие шведов известны во всем мире.

— Императрица прекрасно видит, чем отличается Швеция от Польши, — ответил

Кристен. — Именно поэтому она желает вашей стране только добра, а молодому королю

— счастливого и благополучного царствования. Сближение России и Швеции служит

вашим интересам.

На этом Рейтергольм перебил его:

— Вы слишком хорошо говорите по-французски, чтобы не знать историю

французского короля Генриха IV, который покрыл себя несмываемым позором, переменив

религию. Чтобы закончить это разговор, скажу вам с полной ясностью: греческая религия

никогда не получит распространения в Швеции206.

Надо полагать, что о разговоре Кристена с Рейтергольмом Будберг сообщил в

Петербург в самых общих чертах. И правильно сделал. Выговорившись, Рейтергольм