Порт-Артур, Воспоминания участников

8-го августа в бухте Taxe, при обстреле неприятельских позиций, во время общего штурма крепости, мой миноносец понес некоторые повреждения и поэтому ремонтировался. Носовой частью он был введен в особый кессон для заделки пробоин, а подбитое носовое орудие - исправлялось. Пользуясь этой небольшой передышкой, я решил попытаться найти себе 75-миллиметровое орудие и установить его на корме.

Обращаться в порт с подобной просьбой было бесполезно. Запасных орудий вообще не имелось в Артуре; и вследствие постоянного в то время обстрела японцами района порта, даже получить рабочих было не легко. С трудом получали мы необходимые материалы и всякое снабжение из портовых складов, т. к. чиновники порта, конечно, избегали находиться под огнем.

Начал ощущаться недостаток в одежде; наступившие же холода вызывали необходимость одеть команду более тепло. Явилась нужда в меховых полушубках. Требования возвращались часто с резолюциями портового начальства: "отказать", или в лучшем случае: "отпустить в половинном количестве". Команда в походах начинала мерзнуть, поэтому командирам приходилось прибегать к своеобразным способам устранения этого недостатка. Однажды, получив отказ в полушубках, я вместе с другим командиром написал новое требование, увеличив, на всякий случай, почти вдвое число просимых полушубков. Затем, выждав день и час, когда порт подвергался более сильному обстрелу, мы вместе отправились в контору {331} порта.

Подходя к входным дверям, мы встретили командира спасательного парохода лейт. Б., направлявшегося в контору с тем же намерением, как и мы. Этот известный во флоте бравый офицер, улыбаясь, сказал нам: "мы с вами выбрали подходящий момент, и необходимо использовать его полностью, а потому я сейчас подготовлю чиновников". Войдя с нами в контору, которая была уже переведена в подвальное помещение, он своим громким басом сказал: "Здорово ахнул! Ведь проклятый разорвался у самых ваших дверей. Хорошо, видимо, пристрелялись!" Ожидаемое оправдалось: быстро, без всяких противоречий, несколько не твердой рукой, были начертаны резолюции на всех трех требованиях: "срочно отпустить!"

Мои поиски орудия тоже увенчались успехом. Я усмотрел на одном подорванном и лежащем у берега миноносце совершенно исправное орудие. Офицеров не было, и лишь несколько матросов бродило по палубе. В этот же день мы подвели небольшую баржу с краном, и без долгих рассуждений погрузили на нее орудие со всей установкой. Затем, чтобы не смущать любопытных, прикрыли баржу брезентом, отвели в сторону и стали выжидать, не поступит ли от кого заявления с жалобой на самоуправство. Через два дня, не видя ни от кого протеста, подвели баржу к нашему миноносцу и под руководством судового инженер-механика приступили к постройке добавочных креплений палубы: приклепали пол-дюймовый железный лист, а в трюме под орудием установили еще два пиллерса. Ко дню конца ремонта на корме миноносца красовалось 75-миллиметровое орудие. Вся работа была выполнена исключительно судовыми средствами, без особых расчетов, а потому в первую же перестрелку с неприятелем судовой инженер-механик спустился в трюм под орудие. Его заключение: "Крепление вполне надежно, вибрация палубы незначительна. Но сидеть под орудием - отвратительно, ибо каждый выстрел форменно оглушает".

Мне редко выпадало плавать со столь мужественным, всегда спокойным в минуты большой опасности, находчивым и симпатичным инженер-механиком. Не раз {332} судьба всего миноносца зависела от его расторопности, распорядительности и умения справиться в критические минуты. В моем последующем изложении похода читатель найдет подтверждение этому, а пока я считаю своим долгом упомянуть имя этого славного моего сослуживца: Алексея Николаевича Копысова.

Приехав на упомянутое мною вначале заседание, я застал всех командиров в сборе. Прочитав и обсудив предложение, полученное от начальника морской и минной обороны, мы установили, что миноносцу, вышедшему в такой поход, предстояло: всё время не превышать скорости 13 узлов, дабы избежать пламени из труб; в нескольких милях от Артура прорвать блокаду, т. е. незаметно миновать завесу неприятельских миноносцев, состоявшую обыкновенно из 3-х или 4-х полудивизионов; подойти в темноте к незнакомым нам берегам островов и найти неосвещенный вход в бухту, имея единственный компас, который на качке сильно ходил; миновать при входе и выходе заграждения неприятеля; вторично прорвать блокаду и, наконец, подойти к совершенно неосвещенным входным воротам Артура между нашими минными заграждениями и бонами.

Уяснив себе всю картину, мы молча сидели и смотрели друг на друга, не зная, что сказать.

В результате все пришли к определенному заключению, что шансы на успех такого похода минимальны.

К сказанному можно еще прибавить, что миноносцы Артурской эскадры до войны находились по девять месяцев в году в резерве, и поэтому стояли в гавани; и за короткое трехмесячное плавание командирам было невозможно подробно ознакомиться с прилегающими к Артуру берегами и бухтами, тем более, что большинство командиров было назначено уже во время войны.

До этого случая, не было ни разу, чтобы кто-либо из командиров нашего дивизиона сомневался в возможности выполнения поставленной ему задачи, какой бы трудной она ему ни представлялась. Но на этот раз никто из нас не верил в выполнимость задуманного.

Всё же надо было придти к определенному решению.

Мой миноносец до сих пор всегда с гордостью {333} выполнял все самые трудные поручения, выпадавшие на его [долю. Неужто на этот раз он не выполнит? "Сильный" имел теперь 75-миллиметровое орудие на корме. Ему надлежало идти в поход.

Еще около получаса обсуждали мы детали предстоящего похода, а затем было приступлено к составлению рапорта в штаб, в котором сообщалось о готовности "Сильного" попытаться выполнить эту задачу.

Весь гарнизон чувствовал себя страшно утомленным после отражения штурма. Наши миноносцы, ошвартовавшись кормами у набережной внутреннего бассейна, по распоряжению с батарей, часами - днем и ночью, обстреливали штурмующие колонны, заходившие в тыл батареям. В моменты затишья миноносцы грузились снарядами, подвозимыми на баржах, и приводили в порядок орудия. Немудрено, что мы все чувствовали себя крайне утомленными и каждого клонило ко сну.