Записки

Я обещал по приезду в Ростов сделать все для срочной посылки за миссией поезда. Впоследствии мне удалось это выполнить и англичане благополучно выехали. Помощи пришли просить также архимандрит и несколько монахов Курского Кореневского монастыря, сопровождавших Чудотворную Икону Кореневской Божьей Матери, недавно торжественно перевезенную из Курска. Просьбы их, обращенные к штабу Главнокомандующего, оказались бесплодны. Мы поместили их в своем вагоне.

Поздно ночью я прибыл в Ростов. На утро Главнокомандующим назначено было совещание в его поезде. Ждали приезда из Новочеркасска генерал Сидорина. Вскоре поезд командующего Донской армией прибыл, и я с генералом Шатиловым зашел к генералу Сидорину, чтобы вместе идти к Главнокомандующему. Я застал у него в вагоне начальника его штаба генерала Келчевского. Генерал Сидорин возмущался действиями штаба Главнокомандующего, жестоко обвиняя и генерала Деникина, и генерала Романовского. По его словам, со стороны ставки всякое руководство отсутствовало. Подходившие со стороны Таганрога эшелоны совершенно забили железнодорожный путь и эвакуация Новочеркасска приостановилась. Весьма раздраженный, он выражался очень резко. Возмущался и генерал Келчевский:

– «Да что тут говорить. Достаточно посмотреть, до чего нас довели. Раз они с делом справиться не могут, то остается одно – потребовать, чтобы они уступили место другим».

– «Сейчас ничего требовать нельзя», – возразил я, – «если сегодня что-либо потребуете вы, то завтра всякий другой будет иметь право предъявить свои требования вам. Для меня как и для вас очевидно, что генерал Деникин не в силах остановить развал, справиться с положением; но я считаю, что насильственное устранение главы армии его подчиненными в те дни, когда на фронте борьба, было бы гибельно. Спасти положение мог бы только сам генерал Деникин, если бы он сознал, что с делом справиться не в силах и добровольно бы передал другому. Но об этом нет речи…»

Через три месяца генерал Деникин это сделает. Но спасти дело уже было нельзя.

Нам доложили, что Главнокомандующий нас ждет.

У генерала Деникина мы застали генералов Романовского, Топоркова и Стогова. Через несколько минут прибыл начальник военных сообщений генерал Тихменев. Мы только что сели, как Главнокомандующему доложили, что его желает видеть начальник Английской миссии генерал Хольман. Генерал Деникин приказал доложить, что у него совещание; однако генерал Хольман настаивал.

Главнокомандующий приказал его принять. Генерал Хольман только что получил телеграмму от прибывшего в Новороссийск г-на Мак-Киндера. Последний от имени Великобританского правительства, уведомил его о готовности Великобритании оказать содействие по эвакуации и дать приют семьям военнослужащих, больным и раненым.

По уходу генерала Хольмана, Главнокомандующий ознакомил нас с общим положением и принятыми им решениями. Войска отводились на намеченную Главнокомандующим позицию (укрепленная эта позиция существовала лишь на бумаге, значение ее было чисто «психологическое», как выразился Главнокомандующий). Добровольческая армия сводилась в корпус. Общее командование войсками на Новочеркасской и Ростовской позициях вручалось генералу Сидорину. На меня возлагалась задача объявить «сполох» на Кубани и Тереке и спешно формировать там казачью конницу. Тыловые учреждения Добровольческой армии подлежали переформированию и передаче корпусу генерала Кутепова. Последняя задача возлагалась на начальника штаба Добровольческой армии. Я просил разрешения Главнокомандующего взять с собой генерала Шатилова, оставив заместителем его генерала Вильчевского. Главнокомандующий согласился.

Отъезд свой в Екатеринодар я наметил на следующий день. До вечера не прекращался поток посетителей, одни приходили справиться о положении, узнать причины оставления мною командования армией, слухи о чем уже проникли в город, другие – с просьбой оказать им содействие для выезда. Тревога, быстро возрастая, начинала охватывать город. Росло и общее неудовольствие, уже не стесняясь, громко обвиняли Главнокомандующего. Ползли темные слухи о назревающем «перевороте».

Слухам этим, ходившим уже давно, готов был верить и сам генерал Деникин. 6-го декабря в отделе пропаганды государственной стражей был произведен неожиданно обыск и выемка документов, главным образом «секретной информации». Был арестован ряд лиц, в том числе корреспондентов информационной части при ставке. Как оказалось, обыск и аресты произведены были по доносу, что будто бы против генералов Деникина и Романовского готовится покушение. Заговор, якобы, инспирировался крайними «монархическими» кругами. Негласным руководителем заговора, будто бы, являлся сам помощник Главнокомандующего генерал Лукомский. Конечно, по проверке, все дело оказалось чушью, однако, доносчик продолжал оставаться при генерале Романовском для «информации».

История эта как нельзя более рисовала тот развал, который проник во все отрасли государственного аппарата.

Наряду со шкурными, личными вопросами, поглотившими охваченного тревогой обывателя. Главнокомандующий и ближайшие к нему общественные круги, как будто не замечая действительности, всецело казалось поглощены были вопросами высшей политики.

Только что генералом Деникиным дан был Особому Совещанию наказ от 15-го декабря № 175, излагавший основную программу политики Главнокомандующего:

1. Единая, Великая и Неделимая Россия. Защита Веры. Установление порядка. Восстановление производительных сил страны и народного хозяйства. Поднятие производительности труда.

2. Борьба с большевизмом до конца.

3. Военная диктатура. Всякое давление политических партий отметать. Всякое противодействие власти – справа и слева – карать. Вопрос о форме правления дело будущего. Русский народ создаст верховную власть без давления и без навязывания.

Единение с народом.

Скорейшее соединение с казачеством путем создания Южно-Русской власти, отнюдь не растрачивая при этом прав общегосударственной власти. Привлечение к русской государственности Закавказья.

4. Внешняя политика – только национальная, русская. Невзирая на возникающие иногда колебания в русском вопросе у союзников, идти с ними, ибо другая комбинация морально недопустима и реально неосуществима.

Славянское единение. «За помощь – ни пяди русской земли».

Далее следовал еще ряд пунктов.

15-го декабря был дан наказ Особому Совещанию, а 17-го само Совещание было упразднено. Оно заменялось «Правительством при Главнокомандующем», в составе председателя и семи членов – начальников управлений: военно-морского, внутренних дел, финансов, торговли и промышленности, юстиции и главных начальников сообщений и снабжении. Начальники управлений земледелия, народного просвещения и исповеданий, не входя в состав правительства, подчинялись последнему.

Наконец, при правительстве учреждалось «Совещание по законодательным предположениям».

Из новых людей в правительство вошел статс-секретарь А.В. Кривошеий, назначенный начальником управления снабжения; Н.В. Савич прошел к нему в помощники.

Создание Особого Совещания по законодательным предложениям доказывало, что, невзирая на тяжелое военное положение и утерю почти всей захваченной территории, готовились расширить государственное строительство. Особенно злободневным был «земельный вопрос». Целый ряд земельных проектов разрабатывался в правительстве и обсуждался в близких к нему политических группах…

Я написал армии прощальный приказ. В нем, дабы разъяснить нелепые толкования оставления мною командования армией, я упоминал о том, что Главнокомандующий возложил на меня задачу собрать на помощь истекающим кровью войскам старых моих соратников – казаков. Я говорил о том что я стал во главе армии в грозные дни измены нам боевого счастья: «С тех пор», – писал я, – «вы шли по колено в грязи, в холод, вьюгу и в непогоду, отбивая удары во много раз сильнейшего врага». В заключение я благодарил начальников и войска за проявленную стойкость и мужество.