«Исконно русская» земля Сибирь

Далее о тех же молгонзеях говорится следующее: «Сии же люди невелики возрастом, плосковиды, носы малы; но резвы вельми и стрельцы скоры и горазды. А ездят на оленях и на собаках, а платье носят соболье и оленье. А товар их соболи». Все это вполне соответствует действительности. Малорослость северных народов, лопарей и самоедов была известна давно; первые дали повод к возникновению германских (готских) и финских (карельских) преданий о карликах, с которыми приходилось бороться предкам германцев и карел. Позже, когда пришлось убедиться, что лопари хоть и невелики ростом, но все-таки не пигмеи, настоящих пигмеев стали помещать за лопарями, на самом крайнем севере и, наконец, в Гренландии (Павел Иовий, 1525; Olaus Magnus, 1567) [17].

Что касается самоедов, то они в прежнее время представлялись часто тоже карликами, как то доказывают изображения их у старинных путешественников, например у Мартиньера.

В действительности самоеды хотя и не карлики, но все-таки малорослы. Средний рост 17 взрослых мезенских самоедов был найден Н.Ю. Зографом равным 159 сантиметрам, т. е. ниже среднего. Юраки, по Третьякову, также «более низкого, чем среднего роста», и притом ниже самоедов, хотя и лучше сложены.

Что касается «плосковидности» самоедов, то она хорошо известна. Большинство самоедов выказывает монгольские черты лица, т. е. широкие, выдающиеся скулы, плоское (не вогнутое) переносье и малый нос, что и делает их лицо более плоским, чем европейское. «Резвость», т. е. проворство движений, точно так же приписывалась издавна как лопарям, так и самоедам, а равно и искусство стрелять быстро и ловко из лука. Наконец, езда на оленях и на собаках и употребление соболиного и оленьего платья — черты, характерные для северных инородцев. Собственно самоедский способ езды — на оленях, а езду на собаках ввели, по-видимому, остяки, но оба способа были с давних пор в употреблении на севере. Так, в походе 1499 года русские встретили югорских князей на оленях, и сами от Ляпина шли: «воеводы на оленях, а рать на собаках». Что касается до соболей, то страна молгонзеев была первоначально очень богата ими. Это явствует, между прочим, и из того, что одна река, впадающая в море между Обью и Енисеем, была названа «Собольною», как то можно видеть на Сибирском Чертеже Ремезова, где, кроме того, в разных местах показаны соболи и песцы.

В Туруханском крае, по словам Третьякова, «соболя еще в 1812—1818 годах было столь много, что жители не раз видали его во дворах и били палками; тогда добывалось этого зверя от 6 до 9 тысяч штук в год. Одни тунгусы и остяки вывозили из окрестностей Нижней Тунгуски до 4 тысяч соболей. Многие тунгусы имели собольи парки». Но с 1818 года соболь начал исчезать. В начале 70-х годов Третьяков определял годовой промысел (в Туруханском крае) в 180 соболей. Другие животные, водившиеся в этом же крае, дали повод к названиям: река Моржовка, река Китовка, Сокольи Луды, Медвежий Нос.

Первое известие сказания оказывается, следовательно, верным или правдоподобным как в общем, так и в частностях. Нельзя, по-видимому, сказать того же о втором известии, о «линной самоеди».

Линная самоедь

«В той же стране — иная самоедь такова же: линная словет. Лете месяц живут в море, а на сусе не живут того ради, занеже тело на них трескается. И они тот месяц в воде лежат, а на берег не смеют вы лести». Дело идет о той же стране и даже как будто о той же самоеди, но она отличается как «линная», т. е. подверженная линьке, смене кожи, которая на них трескается, вследствие чего они это время «живут в море». Можно подумать, что в данном случае имелись в виду не люди, а какие-нибудь морские животные вроде тюленей или моржей. Смешение морских животных с людьми вовсе не такая невероятная вещь; ему обязаны своим возникновением многочисленные мифы о сиренах, нереидах, Мелузине, «морских людях» и т. д., бывшие распространенными не только в древние и средние века, но даже еще в XVIII столетии. Большинство этих чудовищ приурочивалось, правда, к тропическим морям, но некоторые помещались и в северных. У Плано Карпини встречается известие, что татары во время своих походов встретили за самогетами, в стране у океана, каких-то чудовищ, которые имели во всем человеческий вид, только ноги у них были бычьи, а лица собачьи (см. рисунок); два слова произносили они по-человечьи, а третье лаяли как собаки, и таким образом, вставляя по временам лай, но возвращаясь затем к своей природе, они позволяли себя понять».

Лютер рассказывает об одной «морской девице», очень красивой, которая, будучи поймана, прижила с одним матросом ребенка, но затем, когда корабль пришел снова на то место, где она была поймана, бросилась с ребенком в воду и исчезла.

От 1618 года сохранилось известие, что в Ютландии был пойман «Seemannchen» около 40 лет, с большой черной бородой, который, полежав некоторое время на соломе, отправился в церковь и молился там, а затем исчез в лесу.

У Baring-Gould приведена любопытная переписка по поводу рисунка одной рыбы, пойманной будто бы около Молуккских островов, помещенного в сочинении Fallours, Poissons, ecrevisses et crabes extraordinaires, que Ton trouve autour des Isles Moluquesn, Amst. 1717. Рыба эта, названная See-wyf (морская женщина), представляет род сирены, с головою, руками и туловищем женщины и с большим рыбьим хвостом.

Рисунок этот еще до выхода книги был показан издателем ее, Ренаром (Renard), «царю Московии» (Петру), который заинтересовался рисунком и пожелал узнать подробности. Ренар обратился с письмом по этому поводу к пастору Валентину, жившему 30 лет в Ост-Индских колониях Голландии. Тот, не имея возможности сообщить что-либо о данном рисунке, доставил, однако, сведения о других подобных сиренообразных людях, виденных в индийских морях и в существовании которых он нисколько не сомневался.

На карте Олая Великого (1567) в морях, омывающих Норвегию и Англию, также представлены разные чудовища — то с большими зубами, топящие корабли, то с лошадиной головой, с телом змеи, с рогом на лбу и т. д. Герберштейн, со слов какого-то русского дорожника, упоминает о водящейся в реке Тахнин, где-то к северу от Лукоморья, рыбе с головою, глазом, носом, ртом, руками, ногами и пр., по виду совершенном человеке, но без голоса. Сомнительно, однако, чтобы составитель разбираемого нами сказания смешивал в данном случае людей с морскими зверями [18].

Описываемые же в «сказании» люди представляются «такою же» самоедью, которая живет в море только летом, с месяц, а остальное время проводит «на суше». Естественнее предположить, что данное известие основано на неверно понятом рассказе о летних перекочевках самоедов. Известно, что самоеды, проводя большую часть года в лесной области, где не так холодно, меньше метелей и более зверя для охоты, перекочевывают летом на север, в тундру, спасаясь от комаров и занимаясь отчасти промыслом на морского зверя и рыбу. «Нельзя себе представить, — говорит Иславин, — того множества комаров, которое бывает в летнее время в тундре, в особенности в лесистой ее части… Комары и овода так беспокоят оленей, что стада их с криком бегают вокруг чумов и вскоре превращают моховые места в грязь; в предупреждение этого на лето отгоняют стада к морю: ибо чем далее от лесов, тем становится прохладнее и начинают мало-помалу исчезать несносные комары и оводы…» «Весною самоедские роды (в Архангельской губернии, Пустозерские и Устыдылемские) выходят из лесов к рекам Воркоте, Сиойде и Хузьмору; к июню и июлю приближаются к рекам Каре и Коротаихе, а племя Яутыссии для рыболовства и промысла морских зверей переходят даже на остров Вайгач; в августе и сентябре занимаются рыболовством при озерах Балбанском и Песьем и охотою на песцов, в особенности по хребту Ногосоты; к зиме возвращаются в леса». Подобным же образом поступают обдорские самоеды. По Кушелевскому, они «летом бродят вблизи моря, на полуострове Ялмал и т. д.; с приближением осени, в сентябре месяце, подходят со своими стадами к южным частям Обской и Тазовской губы и реке Оби, и, как только станет лед в сентябре, тотчас переходят на противоположный берег, где уже находятся небольшие перелески, и чем сильнее делается мороз, тем скорее стараются попасть в густые леса и среди них распространяют свои кочевья все южнее и южнее до пределов Сургутского участка».