Чайный клипер

бизань несли косые, на гафелях1; легкие и изящные двухмачтовики бригантины, одномачтовые тендеры с выдвижным горизонтальным бушпритом и другие. Стояли у причалов несколько парусно-паровых судов. На них в помощь парусам были установлены паровые двигатели. По бокам неуклюже выделялись колесные кожухи. В Архангельске Егор однажды видел первый русский пароход "Подвиг", и эти английские паровики были ему уже не в диковинку.

Но пока тут властвовали паруса, и моряки с недоверием и иронией посматривали на пыхтевшие паровики, что перелопачивали воду в гавани плицами своих колес. В ночлежный дом Егор вернулся поздно вечером, чуть не заблудившись на обратном пути. Почти все койки были заняты спящими людьми. Бодрствовали только несколько человек. Они сидели на койках, рылись в своих пожитках или что-то ели молча. Рядом с Егором расположился грузный, с грубым коричневым и толстоносым лицом мужчина в брезентовой морской робе. Он сидел на своей кровати в странной позе, раскачиваясь, и что-то бормотал. "Пьян" - подумал Егор и, убедившись, что узелок его на месте, стал раздеваться. Сосед все раскачивался и бормотал. Наконец он замер в неподвижности и принялся шарить по карманам, доставать из них мелкие деньги. Когда он обшарил карманы, то стал пересчитывать найденные медяки. Считал долго, старательно, перекладывая монеты на огромной широкой ладони. Потом, зажав деньги в кулаке, свободной рукой опять стал рыться в карманах. Монет больше, видимо, не было. Моряк сунул деньги в карман брюк, не раздеваясь, улегся на койке поверх одеяла и сразу захрапел. Егор закрыл глаза и быстро уснул глубоким сном утомленного человека.

2

Рано утром, перекусив в той же таверне, Егор пошел знакомиться с городом, подумав, что сделать это в другой раз ему, быть может, и не удастся. "Раз уж попал за границу, надобно все хорошенько разглядеть, чтобы было что рассказать дома, когда вернусь", - решил он. По мере приближения к деловому центру Лондона Сити, людей становилось все больше. По улицам ездили не только кэбы, но и "басы", громоздкие омнибусы, на верхних площадках которых, как и внизу, сидели пассажиры. Почти бесшумно катили по мостовой элегантные кареты богачей со щеголеватыми кучерами и лакеями на запятках. В окна карет выглядывали важные, самоуверенные лица. Скоро Егор совсем затерялся среди прохожих. Вид у него был далеко не столичный. Матросская куртка, картуз и широкие штаны, заправленные в русские сапоги, заставляли прохожих с недоумением оборачиваться. Однако тут же у лондонцев интерес к нему пропадал, и они спокойно шли дальше. Англичане привыкли видеть на улицах разных людей, во всяких одеждах. Иноземцев тут было немало. Егор иногда видел в толпе чернокожих негров, китайцев с косицами за спиной, узкоглазых, приземистых японцев. Среди прохожих были немцы, французы, голландцы, испанцы, датчане, но Егор, конечно, не знал об этом. У него не было определенного плана, и шел он без всякой цели, повинуясь только любопытству и желанию увидеть как можно больше. Он заглянул в какой-то магазин и купил себе складной нож, который понравился ему и мог пригодиться. Больше он не стал тратиться на покупки. Многое повидал Егор в тот день: банки, биржи, оптовые склады Сити, красивые деревянные дома в одном из старинных кварталов, собор Святого Павла на Лэдгэт Гилль, новый каменный мост через Темзу, знаменитый Тауэр, бывший на протяжении веков попеременно крепостью, дворцом, резиденцией королей, тюрьмой для важных государственных преступников, Букингемский дворец и Вестминстерское аббатство. Молодые крепкие ноги приводили его в бедные и богатые кварталы. В богатые он заглядывал осторожно и ненадолго. Завидя строгих полисменов в высоких шлемах, он быстро скрывался. Памятуя наказ капитана Стронга, он опасался близкого знакомства с блюстителями порядка. Видел Егор и парки с яркой зеленью лужаек, пруды и озера. К концу дня он так устал, что еле волочил ноги. Но надо было еще заглянуть в гавань. Вернувшись к Темзе, он направился вниз по левому берегу к пристаням и докам. Егору нужен был клипер, и только клипер. В самом названии этого корабля чудилось ему что-то захватывающе интересное, необычайное: клипер... Словно чаячий вопль над волной. Егор ходил по пристаням и все присматривался к парусникам, стоявшим у стенок и в удалении, на якорях, искал корабль с длинным и узким корпусом, с высокими мачтами, с пятью-шестью прямоугольными парусами. Но таких кораблей не было. В большинстве случаев на мачтах он насчитывал до трех-четырех свернутых полотнищ. Знаменитых "небесных парусов" - трюмселей он не находил. Повернув обратно, он пошел в ночлежный дом и теперь обратил свои взоры на берег. Мимо него проходили моряки. Группами или в одиночку они направлялись в город или, наоборот, возвращались оттуда. Егор заметил, что от кораблей матросы шли быстрее, чем к ним. Известное дело - им скорее хочется погулять, развлечься. А обратно моряки еле тащились: неохота возвращаться под боцманский окрик. Навстречу шел военный моряк в форменке и берете. Егор спросил у него: - Где тут найти клипер? - Клипер? - быстро переспросил матрос, удивленно оглядев Егора от картуза до сапог. "Очень уж необычный вид у этого парня, да и говорит на непонятном языке". - Матрос вытаращил светло-голубые глаза и улыбнулся. Ту клипп... Ноу... ноу! Зачем тебе клипер? - спросил он в свою очередь. Егор скорее догадался о смысле этого вопроса. - Я ищу клипер, чтобы наняться в команду. - Ноу клипер, - повторил моряк и для большей убедительности развел руками и пожал плечами. - Ноу... После этого разговора с ним Егор, кажется, окончательно убедился, что клиперов в гавани нет. "Ладно. Спешить некуда. Подожду". - Он скорым шагом пошел от пристаней. Уже темнело. На узкой улочке в районе порта тускловато светились газовые фонари над входом в питейные заведения. Какие-то женские фигуры останавливали проходящих матросов и негромко говорили с ними. Одна из женщин ухватила Егора за локоть и что-то сказала ему непонятное. Егор вырвался и почти убежал прочь. Вдогонку ему послышался смех. По улице, обнявшись за плечи, шли несколько матросов. Один из них бренчал на банджо, а другие громко распевали песню. Если бы Егор знал хорошо английский, он бы понял следующее: Малайские красотки Стройны, как стеньги. Плывем к Лусону, Плывем к Лусону...

Там ночи жарки, Там луны ярки, Плывем к Лусону, Плывем к Лусону...1 Таверна была почему-то закрыта, и Егору пришлось лечь спать натощак. Поесть в портовом кабачке он не решился: боялся пьяных. Утром Егор обнаружил, что узел с бельем и чуйкой исчез. Он поискал на полу под кроватью, незаметно заглянул под соседние койки - узла нигде не было. "Неужто украли? - подумал он. - Вот так штука! Как же я теперь без белья? Надо соседа спросить, не видал ли". Моряк в брезентовой робе ушел из ночлежки. Его место занял старик в заплатанном ветхом рединготе1, стоптанных гамашах2 и белой рубахе с очень грязным воротником. Лицо у него испитое, сморщенное, как печеная репа, с острым носом и любопытными глазками. Эти глазки так и бегали по сторонам, и, казалось, видели все насквозь. Егор довольно вежливо, чтобы старик не обиделся, спросил у него про узелок. Сосед не понял вопроса и развел руками. Егор стал пояснять жестами, что вот, мол, был у него узел, совсем небольшой, лежал под подушкой, а теперь он куда-то исчез. Старик, уразумев в чем дело, спесиво надулся: не знаю, дескать, никакого узелка, и не приставай ко мне с глупыми расспросами. Искать пропажу было бесполезно. Вещи Егора наверняка стянул кто-нибудь из ночлежников и уже продал где-нибудь на толкучке его холщовые подштанники, рубаху и чуйку и пропил деньги в кабачке "Серый Кот" или "Джон Ветреник", что находились на соседних улицах. "Ладно, бог с ними, - подумал Егор про воришек. - Пущай пользуются моим добром. Впрок им не пойдет". Пропажа вещей заставила Егора вспомнить о доме. Ему стало грустно, он почувствовал себя совсем одиноким: уехал бог знает куда и зачем, и живет теперь на птичьих правах. Кругом чужие люди, нет им до него никакого дела. Кто он, почему здесь, какие у него заботы, какая тоска гложет сердце поделиться не с кем. Не спалось дома на мягкой постели, не сиделось за столом с вкусными материнскими щами и шаньгами да запеченной в латке камбалой или наважкой... Хлебай теперь в аглицком трактире похлебку из каких-то темных комочков, называемых бобами. А что дальше будет - умом не представить... Нету рядом матери, - с каким наслаждением он бы слушал ее ласковый голос, с каким удовольствием принял бы воркотню деда, с каким замиранием сердца побежал бы на свидание с Катей! Как все это теперь далеко!.. Егор справился все-таки со своей минутной слабостью, призвал себя к выдержке: "Сам ушел, никто не толкал на аглицкой парусник. Стало быть, и обижаться не на кого. Будь мужиком, не распускай сопли!" После такого самовнушения Егор поуспокоился. Он вспомнил также об Энди, который отнесся к нему по-дружески. Обижаться на всех англичан из-за пропажи узелка и невкусной бобовой похлебки несправедливо. Спасибо, что есть и такая... Деньги у Егора таяли. Он уже разменял второй фунт. Теперь он проверял, не потерял ли, что у него остается. Деньги были в целости. Наученный горьким опытом, он даже не стал снимать с плеч куртку и все ходил в ней. Когда было очень тепло, он всюду таскал ее под мышкой.