Чайный клипер

3

Еще пустынные городские улицы щедро залиты утренним солнцем. После дождя все посвежело, стало ярче и чище: сочная зелень берез и тополей, трава по обочинам мостовых, крашенные суриком железные кровли, тесовые крыши, купола церквей... Егор быстро шел к пристани. Он еще издали приметил, что трехмачтовая шхуна "Тамица" стоит на прежнем месте: может быть, не догрузилась. У причалов и на реке поодаль виднелись и другие большие и малые суда, но Егора они не очень интересовали, он думал только о "Тамице", спешил к ней, как к своей судьбе. "Есть ли на борту хозяин? Удастся ли с ним поговорить?" нетерпеливо размышлял Егор. Он подошел к стоянке, потоптался у трапа, и никого не увидев на палубе, позвал: - Эй, кто тут есть? На борту появилась громоздкая фигура вахтенного с заспанным лицом, в брезентовом плаще с откинутым наголовником. - Чего кричишь спозаранок? - спросил он недовольно. - Мне бы хозяина... - На что? - Поговорить надо. Не возьмет ли купец меня в команду? Вахтенный повнимательней присмотрелся к парню, стоявшему на причале с узелком в руке, и ответил добрее: - Будить хозяина рано. Погоди пока... Он скрылся за рубкой. От нечего делать Егор стал прогуливаться по пристани. Походил, походил - надоело. Сел на тумбу, положив узелок на колени. - Скоро ли выспится купец? Долго ли ждать? Тумба была влажной и холодной, сидеть на ней неприятно. Он опять стал ходить по пристани. Обеспокоено поглядывал на берег: "Не прикатил бы сюда дед на своем кауром..." - Егор даже прислушался, не гремит ли по мостовой телега. Но было по-прежнему тихо. Он опять подошел к кораблю. На шхуне скрипнула дверь, и послышались шаги. Кто-то, видимо камбузник1, выплеснул за борт из ведра помои. Налетели чайки, покружились возле борта и скрылись. Наконец снова вышел вахтенный и позвал: - Эй, парень, давай сюда! Егор поднялся на палубу, и вахтенный провел его к хозяину. Тот только что умылся и, стоя посреди каюты, расчесывал костяным гребешком волосы. Положил гребешок на полочку, надел шерстяную куртку и сел на рундук1. Лицо у него было доброе, мужицкое, с крупным носом и спокойными серыми глазами. - Ну, что скажешь, парень? - Плавать хочу. Примите в команду. - А в море-то бывал? - Еще не бывал. Но знаю паруса, мог бы матросом служить... - Откудова у тя парусно знанье? - Дед мастерскую держит. - Как его зовут? - Зосима Иринеевич... Кропотов. - А-а, - протянул купец. - Кропотов? Так бы сразу и сказал. Тебя ведь Егором кличут? Ну вот что, Егор, взять тебя на шхуну я не могу. И весь разговор. - Отчего не можете? Какая причина? - Дед вечор2 у меня был. Объявил тебе полный запрет. Иди-ко домой... Егор вспыхнул: - Я уж не маленек! Сам волен свою судьбу решать. Купец улыбнулся снисходительно. - И не маленек, да не волен. Надо слушаться деда. Он большую жизнь прожил. Не обижайся, парень, но взять тебя не могу, - хозяин развел руками, посмотрел на Егора сочувственно и поднялся с рундука. Егор пытался его упросить, но понапрасну. Ему ничего не оставалось, как расстаться со шхуной. "Когда же дед успел предупредить хозяина "Тамицы"? - думал Егор, сойдя на пристань. - Ну, хитрован! Он, видно, после обеда сюда поехал... Ну, дед, ну, дед! Откудова такая прыть?" - Егору было и смешно и больно: море от него ускользало. А если попроситься на другое судно? Егор вспомнил о кормщике, которому вчера перевозил кладь, и пошел искать бот. Он стоял не на прежнем месте, а правее. На палубе никого не было. По сходням, которые, видимо, не убирали на ночь, Егор взошел на палубу и, никого не увидев, нарочито громко кашлянул, чтоб услышали. Дверь люка в носу открылась, и на палубу поднялся вчерашний знакомый кормщик. - А, это ты, парень? Здорово! Кормщик подошел к борту, справил малую нужду и обернулся. - Вчера ты говорил, что матрос вам надобен. Возьми меня, - попросил Егор. - Дак ведь мы за кордон не ходим. В губе3 барахтаемся... - Начинать с малого - тоже не худо. Поплаваю с вами, а там поглядим. Кормщик сказал, отводя взгляд в сторону: - Понравился ты мне, парень... шибко понравился. Да вот дед твой, Зосима, ни в коем разе не велел брать тебя в команду. - Он что, все парусники обошел? Всех хозяев и кормщиков уговорил? - в великой досаде выкрикнул Егор, поглядев на кормщика с бота так, будто тот был во всем виноват. - Не вешай носа, парень. Еще наплаваешься. - Да возьми ты, возьми-й-! Я сам буду ответ держать перед дедом, принялся упрашивать Егор. - Я ему слово дал, - признался кормщик. - А слово мое твердое. Не обижайся... Егор покинул бот. Очутившись опять на пристани, он пришел немножко в себя от великой досады и растерянности и осмотрелся. Соловецкие парусники, что грузились вчера, ушли. У стенки стояли две обшарпанные рыбацкие шхуны, насквозь пропахшие треской и селедкой, да однопарусная шняка. С досады Егор сунулся на эти суденышки, но везде получил один ответ: - Дед не велел. А мы его уважаем, и слово дедово переступить не можем. Плавай, парень, по своей Соломбалке1. Там тихо, не укачает... - Что делать? Куда податься? А что если сходить на Смоляную пристань? Уж там-то дед, наверное, не был... Егор отправился вверх по реке берегом, к Смольному буяну2. Он в расстроенных чувствах быстро шел вдоль берега, уже мало надеясь на то, что ему повезет, и досадуя на моряков, которые его не поняли и не взяли плавать. Конечно же, виноват во всем дед: "Ну-ка, обошел все парусники и закрыл мне дорогу в мере... Но разве этим меня удержишь? Что я буду за мужик, если своего не добьюсь?" Такие мысли всполошно метались в голове паренька, и он все прибавлял ходу, стремясь к задуманной цели. Город просыпался. На звоннице Рождественской церкви сонный звонарь бухнул в колокол. Баба в пестром сарафане и рыжих бахилах спускалась к реке с корзиной на плече - полоскать белье. Вот и буян - речная пристань. Сюда, как слышал Егор, парусники приходили грузиться древесной смолой. Ее приплавляли в Архангельск на больших плотах из вельских боров сначала по Ваге, а затем - по Двине. На невысоком угоре - крытые сараи. Ближе к берегу уложены рядами под открытым небом бочки со смолой. Весь берег заполнен ими. О сваи пристани, о борта двух пузатых морских карбасов с голыми мачтами бились мелкие волны. Под берегом, на отмели - лодки горожан. Больших парусников у причалов не было видно, и Егор совсем было упал духом, но тут же повеселел, когда поглядел на реку: напротив пристани на порядочном отдалении, на глубине стоял на якоре барк3. От него к берегу направлялся шестивесельный вельбот4 с двумя матросами. Один греб, другой сидел у руля. Вельбот плыл медленно, потому что работал веслами только один человек. От города к пристани спускались, размахивая руками и громко переговариваясь не по-русски, шестеро моряков. Впереди: шел высокий мужчина в плаще и широкополой шляпе, с трубкой в зубах. Он на ходу вынимал трубку изо рта, сплевывал в сторону и опять совал ее в рот. За ним матросы в форменках и крепких башмаках. "Иноземцы - подумал Егор. - А что ежели попроситься к ним на корабль? Уж с ними-то наверняка дед не встречался". Матросы столпились на пристани в нетерпеливом ожидании. Высокий в плаще выбил о каблук пепел из трубки и упрятал ее в карман. Неожиданно все принялись хохотать... Егор подошел к ним, снял шапку. Высокий, тот, что носил плащ и шляпу, спросил: - Что хочет сказать рашен юнга? Егор посмотрел на иноземца. Лицо у него было чуть опухшее, измятое, голос хриплый, точно с похмелья. Оно и было так - с похмелья. Всю ночь матросы провели в увеселительном заведении, отводя душу перед отплытием домой. - Хочу спросить, не возьмете ли меня к вам на корабль матросом? Иноземцы переглянулись. Высокий переспросил: - К нам? Матроз? - Да, да - закивал Егор. - Юнга море хотеть? - Хочу плавать. Вы - англичане? В Англию бы с вами пошел... - Твой хотеть Инглэнд?1 - спросил опять моряк в плаще. - Юнга знай паруса? Работай паруса мог? - Я знаю парусное дело, - сказал Егор. Англичане, сбившись в круг, стали советоваться, поглядывая на Егора. Он слышал отрывистые фразы и часто повторяемое "кэптэн, кэптэн..."2 Наконец высокий моряк сказал: - Вэри вэлл3. Один из матросов подошел к Егору и вдруг облапил его своими дюжими ручищами со спины, пытаясь повалить на причал. Матросы захохотали. Егор устоял на ногах, вывернулся и сунул моряку кулаком в живот. Англичанин скорчился и притворно заохал, прижав руки к животу. Остальные опять принялись хохотать, посматривая на Егора уже одобрительно. Матрос выпрямился и похлопал его по плечу. Это было совсем непонятно Егору: "То дерется, то по плечу хлопает, как своего приятеля". Высокий сказал: - Это испытай твой сила. - "Ага, испытывают, - крепок ли я, есть ли силенка", - догадался Егор. - Вэри вэлл! - повторил высокий. - Будем барк ехай вельбот. Как ни хотелось Егору уйти в море, сердце у него все же екнуло. Он был и рад тому, что наконец-то удалось осуществить задуманное, и к этой радости примешивалась тоска: ведь теперь ему придется расстаться с Архангельском, с Соломбалой, с родными и уйти неизвестно куда не с русскими моряками, а с иноземцами, не зная ни языка, ни обычаев чужой страны... Уйти, может быть, надолго... Но раздумывать не приходилось. Моряки уже садились в вельбот, подваливший к пристани. Высокий, взяв Егора за локоть, повелительно указал глазами вниз, и Егор легко спрыгнул в шлюпку. Моряк в плаще сел последним и опять стал набивать трубку, а остальные взялись за весла. Рулевой развернул вельбот носом к кораблю. "Прощай, Архангельской город, прощайте, дедушко, маменька и Катя!" - с грустью подумал Егор и стал смотреть вперед. Вскоре вельбот подошел к высокому смоленому борту парусника.