«Белое дело». Генерал Корнилов

Спустя много лет такую «надпартийную» позицию Керенского (как, впрочем, и некоторых других членов правительства) некоторые стали объяснять его принадлежностью к организации русского «политического масонства», а самое Временное правительство — чуть ли не детищем этой организации. Несмотря на то что тема «масоны и Февральская революция» в последние годы довольно широко обсуждается, она все же не выходит из сферы предположений и преувеличений. Недоуменных вопросов здесь возникает намного больше, чем дается яспых ответов. Не исключено, что личные связи, возникшие в рамках деятельности «политического масонства», сыграли какую-то роль при формировании Временного правительства. Но главный, классово-политический источник в данном случае был, конечно, иным. Партийный состав Временного правительства полностью отражал буржуазный этап начавшехшя революции, что и нашло свое выражение в блоке вошедших в него октябристов и кадетов. Что касается Керенского, то его появление и быстрое возвышение в составе Временного правительства и вообще на политической арене, конечно, ие было случайным. Оно отражало и выражало определенный, начальный этап революции со свойственными ему победной эйфорией, политическими иллюзиями. Как говорил Гельвеций, каждый период имеет своих великих людей, а если их нет — он их выдумывает.

В целом можно сказать, что Временное правительство вобрало в себя цвет российского либерализма — политического авангарда буржуазии. В большинстве своем это были высокообразованные, интеллигентные люди, мпош лет занимавшиеся политической деятельностью и заранее примеривавшиеся к министерским креслам. Среди и их были лично честные люди, искренне считавшие, что только «цензовики», т. е. буржуазные элементы, способны обеспечить буржуазно-демократическое развитие России, образцом которого должен служить Запад.

Буквально с первых же шагов Временное правительство оказалось в состоянии кризиса. Он был вызван мощными антимонархическими, антицаристскими настроепия-

33

2 Г, 3. Иоффе

ми масс и в известной мере неожиданной формой отречения Николая II. Для «левой», республиканской, т. е. более радикальной, части нового правительства (где главную роль все больше играл Керенский) было очевидно, что у Михаила нет шансов на воцарение, поскольку оно привело бы лишь к дальнейшему росту революционной волпы. Другая, «правая», монархическая часть правительства (Милюков, Гучков и др.), напротив, видела в согласии Михаила принять престол ту последнюю соломинку, которая еще могла спасти положение, остановив дальнейшее развитие революции. В случае невступления Михаила на престол Гучков и Милюков грозили отставкой. В конце концов решили поставить вопрос «на благоусмотрение» самого Михаила.

Ранним утром 3 марта несколько членов думского Временного комитета и Временного правительства отправились на Миллионную, 12, где под охраной скрывался Михаил. После короткого раздумья он отклонил мнение тех, кто стоял за принятие им престола, и объявил, что отказывается от него до окончательного решения вопроса о государственном строе России Учредительным собранием, созвать которое надлежало Временному правительству. Чем можно объяснить такое решение Михаила? Было очевидно, что попытка сохранить монархический строй потребует вооруженных действий против революционных масс, потребует кровопролития. Но реальных сил для такого рода действий у сторонников монархии не было. Да и сам Михаил, по выражению присутствовавшего на Миллионной, 12, видного юриста кадета В. Набокова, меньше всего был человеком, «глядящим в Наполеоны». А то решение, на которое пошел Михаил, в сущности, было компромиссным, в тот момент удовлетворявшим всех, кто присутствовал на Миллионной.

Но Алексеев в Ставке и другие генералы во фронтовых штабах были потрясены. Узнав об отказе Михаила от престола, Алексеев посчитал себя обманутым. Он намеревался немедленно созвать совещание высших генералов для выработки общей линии поведения по отношению к «виляющему правительству». Было, однако, уже поздно... На протяжении десятков лет монархически настроенные историки и мемуаристы «не прощали» Алексееву и другим «высшим генералам» «измену царю». Так, В. Кобылин в книге «Император Николай II и генерал-адъютант Алексеев» (Ныо-Йорк, 1970) писал: «Они...

4^7. /

. у? / .............................................."

^&/%рр$и*Р Р&#ре- ■ '&м*г'

*г А^беУ^я&рс.,., .•V/- лЖЮ&гггЛ’ /&'Г&?г<%,_> ж>. ■'*;■■ у&}1

.-Ж/У&Ж&Я& </* &х*;<*л*ъ#&

'•••^ ”

?0тУЩ; ,*жг "<У^Щф0^

*/&Ж Уё&0ф&&>р

-Ж^фмг^Щс

Ж '^г"УгфМ-ф%А

ш.

Рис, 2, Текст отказа от престола Михаила Романова

погубили Россию... Они взяли на себя ответственность, за которую ответят перед господом богом...»

Впервые революционное выступление привело к корен-ной перемене государственного порядка; управление государствен перестало быть прерогативой монарха. Но то, что эта перемена стала необратимой, выяснилось позднее. Л тогда, в первые дни революции, никто еще не мог сказать, что уход Николая и Михаила Романовых означает конец монархии — формально, да и по существу. Формально, юридически Учредительное собрание могло высказаться и за монархию, но несравненно важнее, конечно, было другое. Февральские события заключали в себе две тенденции развития. Одну — революционно-демократическую, направленную на дальнейшее расширение демократизма, на социальные завоевания в интересах масс; другую, пока еще скрытую,— антидемократическую, контрреволюционную, стремящуюся остановить развитие и углубление революции, а по возможности и повернуть ее вспять. Хотя силы реакции в ходе самого февральского переворота были разбиты и деморализованы, они лишь временно ушли со сцены. Им нужно было время для консолидации и для того, чтобы втянуть в свою орбиту новые пополнения из числа выжидающих и тех, кому революция и то неизведанное, чему она открывала дорогу, внушали тревогу и страх. Конфликт, столкновение этих двух тенденций раньше или позже были неизбежны.

Первый

«революционный командующий»

В дни, когда думские лидеры в восставшем Петрограде, генералы в Ставке и в штабе Северного фронта в Пскове торопливо обменивались телеграммами, лихорадочно ища выход из создавшегося критического положения, вновь всплыло и замелькало имя генерала Корнилова.

Кто первый вспомнил о нем? Возможно, генерал П. Аверьянов, в 1916 г. заведовавший отделом эвакуации и военнопленных Генерального штаба, а в канун и во время февральского переворота исполнявший обязанности начальника Генерального штаба. Впоследствии Гучков писал, что он уже в первые дни революции задумал «прибрать к рукам» восставший Петроградский гарнизон. Для этого нужен был генерал, прошедший, как тогда говорили, не через «переднюю Распутина» и анфилады царскосельского Александровского дворца, а через все превратности фронтовой жизни. С этой точки зрения Корнилов был отличным выбором. Фронтовой генерал, бежавший из плена, маленький, сухонький (как Суворов!), да еще с простым, чуть ли не «мужицким», лицом. Солдат, далекий от политики? Но в сложившейся ситуации и это было плюсом: политиканы во главе гарнизона Гучкову были не нужны, он сам был политиком. Он нуждался в «своем» генерале, который бы проводил его, тучковскую линию.

Так или иначе, вечером 2 марта имя Корнилова впервые было упомянуто в связи с февральскими событиями в Петрограде. В этот день, около 6 часов вечера, Родзянко телеграфировал в Ставку генералу Алексееву просьбу командировать в Петроград на должность командующего военным округом генерала Корнилова «для установления полного порядка и для спасения столицы от анархии». Спустя буквально 10 минут уже известный нам генерал Аверьянов направил Алексееву телеграмму «от себя», в которой выразился еще более определенно. Он просил «осуществить меру», изложенную в телеграмме Родзянко, чтобы помочь Временному комитету Думы, «спасающему монархический строй». Примерно через час Алексеев отдал приказ, допускающий «ко временному командованию Петроградским военным округом... генерал-лейтенанта Корнилова». Почему ко временному? Сказались, видимо, два обстоятельства. Известное недоброжелательство Алексеева к Корнилову, связанное еще с разгромом и пленением 48-й дивизии весной 1915г., а также необходимость согласования этого назначения с командующим Юго-Западным фронтом генералом Брусиловым (ему был непосредственно подчинен Корнилов) и с находившимся в Пскове царем.