«Белое дело». Генерал Корнилов

Во что выльется «архиреволюциошше настроение» там, в России? «Империалистические экономисты» — группа Г. Пятакова — Н. Бухарина — К. Радека «предписывала» «чистую» социальную революцию, ненужность борьбы за демократию, уже раздавленную империализмом и милитаризмом. Ленин решительно отвергал это мнение: «Надо уметь соединить борьбу за демократию и борьбу за социалистическую революцию, подчиняя первую второй» ⁶. Но пролетариат должен

вести эту борьбу самостоятельно, не связывая себя совместными действиями с оппортунистами, оборонцами. Ленин хорошо представлял себе опасность оппортунизма, силу его политической пошлости. Когда в декабре 1916 г. из России пришло известие, что издатели недовольны резкими ленинскими высказываниями против К. Каутского в книге «Империализм, как высшая стадия капитализма», В. И. Ленин с горечью, но и с гордостью писал: «Вот она, судьба моя. Одна боевая кампания за другой — против политических глупостей, пошлостей, оппортунизма и т. д. Это с 1893 года. И ненависть пошляков из-за этого. Ну, а я все же не променял бы сей судьбы на „мир“ с пошляками» ⁷.

На рубеже 1916 и 1917 г. в «Черновом проекте тезисов обращения к Интернациональной социалистической комиссии и ко всем социалистическим партиям» Ленин написал путеводные слова для всех подлинных демократов и революционеров: «Весь опыт мировой истории, как и опыт русской революции 1905 года, учит нас...: либо революционная классовая борьба, побочным продуктом которой всегда бывают реформы (в случае неполного успеха революции), либо никаких реформ... Единственной действительной силой, вынуждающей перемены, является лишь революционная энергия масс...» ⁸ * * *

Итак, Россия стояла на перепутье: либо сохранение царизма, который уже завел ее в исторический тупик, либо решительные демократические преобразования, открывавшие перед ней новые исторические перспективы. Еще в октябре 1905 г. В. И. Ленин писал: «Ошибочно было бы думать, что революционные классы всегда обладают достаточной силой для совершения переворота, когда этот переворот вполне назрел в силу условий общественно-экономического развития. Нет, общество человеческое устроено не так разумно и не так „удобно¹⁴ для передовых элементов. Переворот может назреть, а силы у революционных творцов этого переворота может оказаться недостаточно для его совершения,— тогда общество гниет, и это гниение затягивается иногда на целые десятилетия... Хватит ли силы теперь у революционных классов осуществить его, это еще неизвестно. Это решит борьба, критический момент которой приближается с громадной быстротой...» ⁹ В 1905 г. этих сил не хватило. Но теперь Россия вступала в год 1917-й. И хотя по сравнению с периодом первой революции либеральный лагерь сдвинулся вправо, опытнее, закаленнее стал лагерь революции. 12 лет классовой борьбы в условиях первой революции, периода столыпинской реакции и нового революционного подъема не прошли для него даром. А неисчислимые тяготы мировой войны, которая длилась уже почти три года, довели социальную напряженность до предела. Развязка приближалась.

Крушение царской власти

Уже в конце 1916 —начале 1917 г. многим в России было совершенно ясно, что без больших перемен из экономического и социально-политического кризиса, в котором оказалась страна, ей не выбраться. Но откуда могли прийти эти перемены? И насколько глубокими они должны стать? Эти вопросы были главными. «Верхи», царское правительство маневрировали, все свои усилия направляя на то, чтобы не допустить ощутимых перемен в политическом строе, так или иначе сохранить статус-кво по крайней мере до конца войны. Цель политики «верхов», по выражению А. Блока, состояла в том, чтобы «ставить заслоны». А официальный придворный историк, генерал М. Дубенский, констатировал в своем дневнике, что от «него (т. е. от царя.— Г. И.) ничего не будет». Оппозиционный либеральный блок, столкнувшись с неуступчивостью царизма и опасаясь роспуска Думы в связи с истечением срока ее полномочий, в начале 1917 г. как-то сник, потерял темп. В его политической конфронтации с правительством наступила своего рода пауза.

Мелкобуржуазные революционно-демократические партии и группы (эсеры, меньшевики и др.) за годы реакции и войны организационно ослабли, снизили свой боевой потенциал. Многие их руководители заняли оборонческие, близкие к либералам позиции.

Возникало ощущение, что выхода нет, что страна в тупике...

Но пока в Государственной думе либеральные оппозиционеры и поддерживавшие их некоторые правые социалисты все еще произносили «красивые речи», требуя от правительства хотя бы частичных уступок, на заводах и фабриках, в солдатских казармах, в длинных очередях за хлебом накапливалась могучая революционная энергия. Главным источником, питающим ее,- были ненависть к привилегированным классам, военные тяготы, эконо-мическая разруха...

23 февраля 1917 г. грянул могучий¹ социальный взрыв. В этот день на ряде предприятий столицы проводились митинги и собрания, посвященные Международному женскому дню. Большевики и члены других революционно-демократических групп разъясняли причины империалистической войны и продовольственных трудностей, призывали к борьбе против царизма — главного виновника народных бедствий. И хотя на этот день забастовки и демонстрации заранее не планировались, они развертывались стихийно. Большую активность проявля-ли женщины-работницы, с особой остротой переживавшие страшные невзгоды империалистической войны. Забастовщики и демонстранты по старой революционной традиции устремлялись в центр города, на Невский проспект. Появились лозунги «Хлеба!», «Долой войну!», «Долой самодержавие!». События нарастали стремительно, подобно цепной реакции. 24 февраля стачки приняли еще больший масштаб, рабочие демонстрации стали более многолюдными, начались столкновения с полицией и поддерживавшими ее войсками.

25 февраля, всего лишь на третий день революции, движение петроградских рабочих переросло во всеобщую политическую стачку, практически парализовавшую жизнь огромного города. Над стачечниками и демонстрантами реяли красные флаги, полотнища с лозунгами «Долой царя!», «Хлеб, мир, свобода!», «Да здравствует республика!».

Районные комитеты РСДРП (б), Петербургский комитет, Русское Бюро ЦК партии большевиков (в котором руководящую роль играл А. Шляпников) на заседании 25 февраля решили поддерживать всеобщую стачку, стремясь при этом объединить рабочих и солдат, без чего, как показала первая российская революция, невозможно было свалить царизм. На решение столь важной задачи и были направлены усилия большевистской партии, а также некоторых других революционно-демократических организаций, например межрайонцев. В открытой борьбе с властями «снизу» складывался левый, революционно-демократический блок. Никто не ждал указаний. Революционная инициатива и революционное творчество рождались в самой толще масс, «рядовые» члены партии действовали в соответствии со складывавшейся обстановкой. В этом и сказывались глубокая <. почвенность» большевистской партии, ее связь с рабочим классом.

26 февраля (это было воскресенье) царские власти перешли к более активным действиям; в ряде районов города полиция и войска стреляли в забастовщиков и демонстрантов. Охранка нанесла удар по Петербургскому комитету большевиков, арестовав многих его членов.-Однако по указанию Л. Шляпникова его функции взял на себя Выборгский райком. Но, как оказалось в итоге, расстрелы и репрессии сослужили царизму плохую службу. Большевики и другие революционные демократы избрали правильную тактику: они не призывали рабочих отвечать солдатам огнем, а проникали в казармы и разъясняли им — вчерашним рабочим и крестьянам,— чьи интересы они защищают, стреляя в своих братьев по классу. «Пусть солдаты,— наши братья и дети,— говорилось в одной из большевистских листовок,— идут в наши ряды с оружием в руках. Тогда пробьет последний час романовской монархии». И эти агитация и пропаганда попадали на благоприятную почву: три года империалистической бойни поколебали веру солдатской массы в царя, революционизировали ее.