Король Георг V

В поисках способов дополнительной экономии король всегда мог положиться на жену, ее привычку вникать во все хозяйственные детали, оставшуюся со времен ее небогатой юности. Не скупясь на маленькие подарки (вроде агатовой табакерки для посла или китайской нефритовой статуэтки для губернатора колонии, у которого только что сгорела вся коллекция), она неуклонно боролась со всеми проявлениями расточительства. Королева могла, например, спуститься в апартаменты принца Уэльского, чтобы посмотреть образец ткани, из которой тот собирался заказывать новые шторы, и заменить ее на вполне пригодную, но более дешевую; мало того, она не поленилась лично измерить окна, дабы доказать, что заказанных шести ярдов материи слишком много. Навещая в деревне леди Керзон, королева была чрезвычайно огорчена, когда ее машина сбила стоявшего на дороге ягненка. «И все-таки, — в утешение хозяйке практично сказала она, — вы можете его съесть». А приглашенный в Сандрингем проповедник был чрезвычайно удивлен, когда во время ленча получил от королевы половину груши.

В последние месяцы своего царствования Георг V как-то сказал Рамсею Макдональду, что хорошо понимает нежелание премьер-министра принимать после отставки положенный ему по традиции титул. Если бы он сам был одним из нуворишей, продолжал король, то ни в коем случае не стал бы гнаться за званием пэра. Нельзя сказать, что к тому времени король разочаровался в иерархическом устройстве общества, однако, пробыв четверть века в роли «источника наград», он утратил все и всяческие иллюзии относительно тех уловок и шантажа, которые совершались якобы от его имени.

Торговля наградами ради пополнения партийной кассы или получения политической поддержки существует ровно столько, сколько и само парламентское правление. Стэнли Болдуин всегда с удовольствием вспоминал один относящийся к XVIII в. документ из Уолбека, родины герцогов Портлендских, — список лиц, с которыми премьер-министр должен был рассчитаться. Одному следовало дать звание ирландского пэра, другому — епископское звание для брата, третьему — какую-нибудь синекуру на государственной службе, а четвертого — просто удостоить герцогского рукопожатия. Позднее обитатели Даунинг-стрит всячески выражали свое отвращение к таким тарифам. Лорд Солсбери, в 1885 г. при формировании своей первой администрации впервые столкнувшийся с подобным выклянчиванием мест и титулов, заявлял: «Это раскрыло мне глаза на низменные стороны человеческой натуры». Что же касается Асквита, то он, составляя наградной список по случаю коронации, говорил Бальфуру: «Как Вы хорошо знаете, это самая неприятная и даже отвратительная задача, которая только может выпасть на долю человека». Однако даже самые благородные из премьер-министров вынуждены были признавать, что раздача должностей и наград — большая сила. Подобно императрице Марии Терезии, приглашенной участвовать в разделе Польши, они делали это что называется со слезами на глазах.

С самого начала своего восхождения на престол король упорно пытался как-то ограничить объем и содержание наградных списков. По древней традиции монарх теоретически может жаловать дворянство или как-то иначе награждать своих подданных и без консультации с министрами. В 1912 г., когда сэр Эдвард Грей стал кавалером ордена Подвязки, Кноллис доказывал секретарю Асквита, что из официального сообщения следует вычеркнуть фразу о том, что король одобрил это награждение. «Он сам считается „источником наград“», — напоминал он. Король также бывал доволен, когда награжденный адресовал слова благодарности именно ему, словно инициатива награждения исходила не от правительства, а именно от короля. Вскоре после того как было объявлено о присвоении титула виконта Крейгевона сэру Джеймсу Крейгу, первому премьер-министру Северной Ирландии, Стамфордхэм так ответил на его благодарственное письмо: «Я знаю, что это будет высоко оценено Его Величеством, поскольку в наши дни такое выражение благодарности суверену является скорее исключением, нежели правилом».

На деле между актом награждения и любым другим действием правительства не было никакой разницы: министры предлагали, а монарх давал формальное согласие. Существовала, однако, одна область, где король в полной мере использовал свою прерогативу. Полагая, что награды, назначаемые от его имени и зачастую выдаваемые им самим, чересчур тесно привязаны к личности суверена, чтобы их можно было приписывать административной абстракции, известной как «корона», он тщательно изучал каждый наградной список. Даже предложения Асквита, которого король уважал больше, чем Ллойд Джорджа, иногда встречали сопротивление. Георг V отказывался произвести проконсула из графов в маркизы «из-за его некомпетентности и из-за того, что он становится посмешищем для всех, кто вынужден иметь с ним дело», отказывался сделать баронетом либерального политика, «единственным достоинством которого является то, что он брат министра почт», не соглашался дать звание тайного советника известному радикальному депутату или наградить одного члена Геральдической палаты, [97] к которому, как пояснил Кноллис, «король питает отвращение». Но если Асквит продолжал настаивать на своем, королю приходилось уступать — сомнительная награда не стоила конституционного кризиса. Дожидаться и дальше своего награждения пришлось только несостоявшемуся маркизу.

В мирное время подаваемые Асквитом наградные списки пестрили именами тех, единственной рекомендацией которым служили большие деньги. Некоторые из них вносили пожертвования в фонд либеральной партии, однако этих людей было не так много и имена их достаточно известны, чтобы вызывать какие-либо комментарии у общественности. С началом войны в наградных списках появились, однако, люди другого сорта: промышленники и финансисты, чьи услуги, как деликатно выразился Керзон, «не были полностью лишены ожидания будущего общественного признания». Некоторых из них действительно отблагодарила либеральная администрация Асквита и находившееся в 1915–1916 гг. под его руководством коалиционное правительство, но их ожидания вполне оправдались только при Ллойд Джордже — за хорошую цену. Чего никак не мог ожидать Мильтон, время повернуло вспять — наступил «золотой век».

В период между 1917 и 1922 гг. при распределении наград возникали четыре проблемы, которые неизменно вызывали у короля озабоченность: нежелание премьер-министра консультироваться с ним по поводу дарования званий и титулов тем или иным лицам, оказывавшим ему политическую или финансовую поддержку; число награждений, предлагаемых премьер-министром; личности награждаемых и, наконец, наличие посредников, торговавших королевской прерогативой.

Самый дерзкий пример нежелания Ллойд Джорджа консультироваться с королем — предложение произвести в пэры сэра Макса Эйткена; это случилось в декабре 1916 г., всего через полгода после того, как его произвели в баронеты. Поскольку лорд Бивербрук (он вскоре получил этот титул) был заранее извещен о предстоящем повышении, король счел невозможным возражать. Однако Стамфордхэм все же сообщил Ллойд Джорджу, что король «удивлен и огорчен», а далее высказал следующее: «Его Величество поручил мне передать, что, по его мнению, королевскую прерогативу не следует игнорировать, и он надеется, что в будущем до его неофициального одобрения никакие награды никем из министров не должны предлагаться. Его Величество просит, чтобы Вы довели это до сведения Ваших коллег».

Эта ссылка на «Ваших коллег» довольно примечательна. Бонар Лоу, руководитель входивших в коалицию консерваторов, по части наград проявлял не больше тактичности, чем Ллойд Джордж, особенно в тех случаях, когда награда должна была достаться подданному канадского происхождения.

В апреле 1918 г. королю снова пришлось иметь дело с неосторожным обещанием, данным Ллойд Джорджем еще одному владельцу газеты и члену правительства. После отставки лорда Ротермера, исполнявшего обязанности министра авиации, премьер-министр попросил, чтобы его произвели из баронов в виконты. На сей раз король ответил отказом. Стамфордхэм заявил Ллойд Джорджу: «Король надеется, что Вы не станете поднимать вопрос о звании пэра для лорда Ротермера. Вновь созданные военно-воздушные силы просуществовали до момента его отставки всего двадцать четыре дня. Справедливо или нет, но его руководство подвергалось резкой критике и сейчас обсуждается в обеих палатах парламента. Его можно произвести только в тайные советники, что также является высокой наградой».