Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

В результате я начал действовать на сцене, как в замедленной съемке, — напрочь потерял чувство темпоритма, хоть мои репризы и имели успех. Выглядел пристойно, но вяло…

Традиция банкетов тогда культивировалась. И я устроил банкет в честь лауреатства, на который пригласил тех, кому был обязан и творчески, и человечески, — Д. С. Маслюкова, Т. А. Птицыну, Л. О. Утесова, И. С. Набатова, А. Г. Алексеева, Ф. А. Липскерова, В. Е. Ардова, Ю. А. Дмитриева и других, кого мне хотелось видеть и кто смог в тот день прийти.

Как же умели веселиться "старики"! Они перебивали друг друга остроумнейшими историями, Утесов и Ардов играли сценки, шутили (очень жалею, что не было это записано на магнитофон!). В конце вечера я о каждом говорил добрые слова, и, когда дошел до Утесова, конфликтный Лева Шимелов закричал: "А почему ты ушел от Утесова?" (Петросян ушел из оркестра Л. Утесова в апреле 69-го. — Ф. Р.) Я сделал вид, что не заметил вопроса. Шимелов повторил. Тогда вмешался Леонид Осипович:

— Мне не нравится этот провокационный вопрос, — серьезно сказал он. — То, что я здесь, означает, что я полностью простил тебя, И правда, победителей н<е судят. Ты смог доказать, что имел право так поступить! Может быть, работая у меня, ты бы и не стал лауреатом. Никто не знает, конечно, как все сложится, — продолжил Леонид Осипович, — но думаю, что наш кадр приятных сюрпризов от тебя еще дождется. — Он повернулся к Шимелову: — Вы удовлетворены таким объяснением, молодой человек?

— Вполне, — воскликнул Шимелов…" Кстати, еще одни победители конкурса — дуэт Роман Карцев и Виктор Ильченко — получили за 2-е место 200 рублей премии и тоже прокутили их в ресторане, в "Арагви".

В эти же дни съемочная группа фильма "Офицеры" находится в Севастополе, где в течение месяца должны быть отсняты натурные эпизоды романа сына Трофимовых (актер Александр Воеводин) с одноклассницей Машей (Наталья Рычагова). Съемки начались 9 октября, однако уже через пару дней остановились — вновь загулял Георгий Юматов. Пришлось срочно вызвать из Москвы к месту съемок жену Юматова Музу Крепкогорскую (под нее даже специально придумали эпизодическую роль — мама Маши), которая единственная умела прибрать к рукам супруга. Но Юматов был воробей стреляный и умудрялся даже строгую жену оставлять с носом. Актерская пара жила в одном гостиничном номере, и Муза каждое утро буквально перетряхивала номер, пытаясь найти алкогольную "заначку". Иногда ей это удавалось, иногда нет. Например, однажды Юматов сделал "схрон" в сливном бачке в туалете и за час до начала съемки "нализался" так, что съемку пришлось отменить.

В другой раз Юматову помогли "потерять форму" его закадычные друзья — военные моряки. В годы войны Юматов служил юнгой на флоте и поэтому к морякам всегда относился к огромной симпатией. А тут морячки раздобыли где-то бесценные кадры кинохроники, где юнге Юматову вручают орден. Естественно, они бросились искать артиста, чтобы показать ему эти кадры. Они явились в гостиницу, где он жил, но выяснили, что киношники закрыли его на ключ. Путь к воссоединению придумал сам Юматов. Он разорвал простыню на куски, связал их и спустился вниз. Час спустя он был уже нетранспортабелен.

А теперь из Севастополя вновь вернемся в Москву. В начале октября в ГТЭ со спектаклем "Плюс-минус" выступал Аркадий Райкин. Его гастроли в столице должны были продолжиться (были уже проданы билеты на концерты 16–18 октября), однако все рухнуло. За несколько дней до концертов было объявлено, что Райкин заболел. Что же случилось?

Спектакль "Плюс-минус" Райкин приурочил к 100-летию со дня рождения Ленина. Однако привычного словоблудия в нем не было, а была попытка с помощью Ленина критически взглянуть на многие животрепещущие проблемы нашей жизни. К Примеру, начинался спектакль так: Райкин выбегал на сцену и с ходу начинал монолог: "Остроумная манера писать состоит, между прочим, в том, что она предполагает ум также и в читателе…" В зале наступала звенящая тишина, а артист после секундной паузы добавлял: "Владимир Ильич Ленин. "Философские тетради"…" И так имя Ленина возникало много раз на протяжении всего спектакля.

И вот в начале октября Райкин привез спектакль в Москву. 3 октября в ГТЭ на него попал секретарь Волгоградского обкома партии, который внезапно углядел в цитировании Ленина страшную крамолу. Секретарю показалось, что Райкин, прикрываясь именем вождя мирового пролетариата, высказывает со сцены откровенную антисоветчину. В тот же день секретарь накатал в ЦК донос, который мгновенно возымел действие: на следующем спектакле весь первый ряд был занят проверяющими. Как будет затем рассказывать сам А. Райкин:

"Костюмы одинаковые, блокноты одинаковые, глаза одинаковые, лица непроницаемые… Все пишут, пишут… Какая тут, к черту, сатира? Какой юмор?.."

Видимо, выводы проверяющих совпади с выводами секретаря из Волгограда. Через пару дней Райкина вызвали в ЦК, к Шауро, где последний стучал по столу кулаком и настоятельно советовал артисту "поменять профессию". В итоге у Райкина случился инфаркт и последующие концерты в столице были отменены.

Не в лучшем настроении пребывал в те дни и поэт Николай Рубцов. Он приехал в Архангельск, где проходило выездное заседание секретариата правления Союза писателей СССР. Как рассказывают очевидцы, был он в плохом состоянии — крайне подавлен, груб, агрессивен. В один из дней, приняв изрядную порцию алкоголя, он вломился в номер к представительнице ЦК. Та подняла крик, на который сбежалась чуть ли не вся гостиница. Рубцова силой увели из номера и заставили лечь спать.

Желая развеяться, Рубцов вместе с двумя другими поэтами — Виктором Боковым и Егором Исаевым — отправился в Холмогоры — в те места, где родился. Там они выступали перед слушателями в Доме культуры. Но Рубцову его выступление радости не принесло. Слушатели реагировали на его стихи вяло, почти не аплодировали. У Рубцова создалось тогда впечатление, что никому-то он уже не нужен. А тут еще архангельские власти подлили масла в огонь — не пригласили его на заключительный банкет (в числе неприглашенных оказался и писатель Василий Белов). Короче, в те октябрьские дни на душе у Рубцова было муторно.

В расстроенных чувствах пребывал и Андрей Миронов. Дело в том, что некоторое время назад главреж Театра Сатиры Валентин Плучек задумал ставить мюзикл "Милый друг" по мотивам Мопассана с Мироновым в роли Жоржа Дюруа. Вся театральная Москва восприняла эту новость с большим воодушевлением, заранее предвкушая феерическую постановку. Несмотря на то что достойных кандидаток на главную женскую роль в Сатире было предостаточно, был объявлен конкурс для всех желающих. На Маяковку потянулись толпы красоток из многих столичных театров. В числе последних была и актриса ЦАТСА Лариса Голубкина. Но ей не повезло — ее на роль не утвердили. Впрочем, тогда вообще никого не взяли, поскольку Плучек внезапно передумал ставить "Милого друга". Труппа театра была в трансе, но более всего переживал Миронов, который буквально бредил Жоржем Дюруа.

А вот у Михаила Шуфутинского октябрь 70-го оставил совсем иные воспоминания — приятные. В те дни он познакомился со своей второй женой Маргаритой (с первой женой Татьяной — своей однокурсницей по музыкальному училищу имени Ипполитова-Иванова — он прожил всего два месяца и развелся).

Еще в конце 60-х, когда Шуфутинский учился в училище, он устроился халтурить в оркестр ресторана "Варшава", что недалеко от метро "Парк культуры". Основная публика этого ресторана состояла из "академиков" — так в шутку сами музыканты называли завсегдатаев бильярдной, находившейся рядом с рестораном. К вечеру "академики" заканчивали "гонять шары" и всем кагалом перемещались в ресторан, где для них заблаговременно накрывались столы. Иногда ресторан вообще закрывался, никого из посторонних не пускали, и оркестр "лабал" исключительно для них. Чаще всего заказывались такие хиты, как "Хава нагила", "Купите папиросы", "Семь сорок", "Сулико", песни Арно Бабаджаняна.