Пограничники

И не раз после этих боев шли они не на базу для отдыха, а снова туда, где ставили мины. И так каждый день. За первые полтора месяца войны его корабли побывали в самых неожиданных для противника местах. Маршруты вместе с командирами звеньев Резниченко выбирал самые опасные, зачастую ходили впритирку к вражеским минным полям. Не рассчитай самую малость — взлетишь в воздух. Но подобный риск был оправдан: противник районы своих минных полей контролировал намного слабей, и это давало возможность подходить к вражеским берегам незаметно.

Впереди всегда шел корабль Якова Резниченко. Не мог он отсиживаться на берегу. Вернется с одной группой дивизиона с минных постановок, еще не обсохнут поручни командирского мостика от соленых штормовых брызг, а уже отдали швартовы, чтобы встать в голову второй группы. И не потому, что не доверял подчиненным, нет, доверял как самому себе. Опытные у него были командиры звеньев Обухов, Колесник, справились бы с любой задачей, и не подменял их в походах командир дивизиона, а бил с ними вместе врага, сам рвался в бой.

Враг стремился проникнуть с суши и с моря к главной базе Краснознаменного Балтийского флота — Таллину. Но со стороны моря Таллин был защищен надежно. На островах вблизи Таллинского и Коплинского заливов стояли башенные и открытые батареи крупного и среднего калибров. Минные заграждения, выставленные в устье Финского и в Рижском заливах, прикрывались мощными береговыми батареями Моонзундского архипелага, острова Осмуссаар и военно-морской базы Ханко. Подступы со стороны моря во взаимодействии с артиллерией и авиационными соединениями флота защищали и корабли Краснознаменного Балтийского флота, дивизионы переданных во флот моряков-пограничников, отлично знавших Балтику в этом районе. На суше же оборона оказалась слабой. Фашистские войска двигались на Марьямаа, а одна колонна прорвалась на побережье из Пярну в направлении Виртсу, а на приморской дороге частей прикрытия не было. Гитлеровцы, выйдя к морю, начали обстреливать пристань Куйвасту на острове Муху и наши боевые корабли. Военный совет флота принял решение высадить десант в районе Виртсу и выбить фашистов оттуда.

Это была первая операция по высадке десанта, в которой принимали участие «морские охотники» из дивизиона Якова Резниченко. Корабль их командира шел с ними.

Приходилось Якову Терентьевичу за время своей пограничной службы не раз высаживать на берег и принимать на борт наряды. Бывало, и стреляли. Из пистолетов чаще. А сейчас на берегу орудия врага, пулеметы, автоматы. Да и спускать шлюпки нельзя: расстреляют фашисты десант, пока подгребут шлюпки к берегу. Один выход — носом в берег. Пока выпрыгивают десантники, вести огонь из всех видов оружия по врагу.

Спокойней обычного подает Резниченко команды, но только он один мог сказать, каких внутренних усилий стоит ему это спокойствие. Он научился владеть собой. Иначе плохим бы он был командиром. Он так же лишь внешне был спокоен, когда первый раз самостоятельно повел свой пограничный корабль в море, а нервы — как сжатая пружина. И слово «война» встретил, казалось, как привычное, лишь брови чуточку сдвинулись к переносице и появилась на ней бороздка. И распоряжения еще немногословней стали. Так же вел корабли на первые минные постановки к вражеским берегам, ни одного лишнего слова, ни одного ненужного жеста, команды уверенные, четкие. И в первом бою краснофлотцы с тайной завистью и гордостью смотрели на своего командира, который спокойно отдавал тактически грамотные распоряжения. И не повторял. Приучил и себя к этому, и подчиненных еще до войны, а теперь все это помогало в бою и в трудных походах, помогало сжимать в кулак нервы, не отвлекаться на мостике, а думать, думать и думать, как обхитрить врага, как выйти победителем.

Берег приближался. Как все знакомо! Здесь до войны летом всегда было многолюдно и берег напоминал яркую цветущую поляну. Сейчас он дик и безмолвен. Молчит, притаился в полутьме. Возникла мысль успокаивающая: «Не заметят, возможно?» И снова, в какой уже раз, мысленно проходит он все этапы высадки десанта, повторяет про себя команды.

Пулеметная очередь неожиданно разорвала тишину. Ожил берег, заговорил языком смерти.

— Огонь!

Пулеметы и орудия судов десантного отряда обрушились на врага, и вот уже матросы-десантники прыгают в воду у берега, спешат вперед с громким матросским «полундра!».

Самое время перевести ручки телеграфа всех трех машин на «полный назад». А это все равно, что на полном скаку осадить разгоряченную лошадь. Только опытным конникам удается сделать такое, не вылетев из седла или не свернув шею коню. Резниченко уверен в своих мотористах: «осадят» корабль без аварии. Понимают, что там, внизу, от них зависит судьба корабля, судьба экипажа. Чуть замешкаешься, можно носом берег пропахать, да и снаряд в бок получить недолго, если будешь копошиться у берега.

Прислушался. Работают все три машины. Похвалил мысленно мотористов: «Молодцы».

Корабль быстро отошел от берега, продолжая огнем поддерживать десант и те суда, которые еще стояли у берега. Бой между тем удалялся все дальше и дальше от моря. Уже не нужна огневая поддержка с «морских охотников», только корабли побольше бьют по тылам врага из крупнокалиберных орудий.

С берега сообщили, что выбиты фашисты из Виртсу, отступают в направлении Пярну, и корабли дивизиона Резниченко получили приказ идти в базу. Вернулись благополучно. Только один раз атаковали их вражеские самолеты, но, встреченные дружным огнем, отстали.

Дозаправка горючим, осмотр оружия и технических средств, и снова поход. Прикрыть коммуникацию Таллин — Кронштадт, по которой транспорты вывозили из Таллина раненых. Это уже привычное дело для «морских охотников», успели уже изучить, из каких шхер чаще всего атакуют вражеские торпедные катера наши транспорты с ранеными. А только вернутся с этого задания — получат новое. И так день за днем, неделя за неделей.

Вот скоро два месяца как они в непрерывных походах, два месяца ходят рядом со смертью, похоронили многих боевых товарищей, но ни одной жалобы не слышал Резниченко. Радовались как дети, когда потопили первую вражескую подводную лодку, когда сбили первый самолет, когда узнали, что на их минах подорвался вражеский броненосец, и не горестными, а суровыми были лица людей, когда хоронили погибших в бою моряков. Клялись мстить.

Фашисты свирепели. Подбрасывали все новые и новые резервы. В район Пярну из Курляндии была срочно переброшена 291-я пехотная дивизия; в район Вильянди немецко-фашистское командование выдвинуло из резерва 254-ю пехотную дивизию; во второй половине июля в Эстонию гитлеровцы перебросили последний резерв группы армий «Север». Но, несмотря на эти меры, гитлеровцы еще более месяца не могли сломить сопротивление защитников Таллина. Военно-морская база Краснознаменного Балтийского флота жила и сражалась. И только получив приказ Ставки, 28 августа, взяв на борт защитников столицы Эстонии, флот вышел к островам Найсаар и Аэгна, чтобы переждать совсем не вовремя разразившийся шторм и начать прорыв в Кронштадт.

Уже снялись с якорей корабли первого и второго конвоев, вытянулись в линию первые суда отряда главных сил во главе с крейсером «Киров», уже готовился к движению отряд прикрытия, и в это время Яков Резниченко получил команду: совместно с буксирами и катерами снять с полуостровов Виимси и Пальяссаар бойцов, прикрывавших отходы своих частей и не успевших прорваться к пристани и погрузиться на транспорты. Двести пятьдесят человек, прижатых фашистами к берегу, отбивали вражеские атаки и ждали помощи.

С полуострова Виимси подтянутая противником полевая артиллерия открыла огонь по отряду прикрытия, стоявшему у острова Аэгна. Получил попадание лидер «Минск».

«На нас повернут артиллеристы, как только пойдем к берегу. Спасти может только маневрирование», — подумал Резниченко и подал команду:

— По местам стоять, с якоря сниматься!

Снаряды начали ложиться то справа, то слева. Один разорвался совсем рядом, и катер будто встряхнуло, а часть поднятого снарядом фонтана обрушилась на борт и надстройки корабля.