Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

Тридцать первого января 1745 года в Сыскной приказ обратилась Афимья Дмитриева, жена ожидавшего отправки в Сибирь бывшего канцеляриста Московской типографии Ильи Фролова, осужденного за недостачу денежной казны: «И за оной начет муж мой… прислан… для ссылки в Сибирь на житье обще со мною… а для оного дорожного пути как муж мой, так и я, именованная, никакой на себе одежи не имеем. А обретаем у себя свойственников, которые на нас могут и купить для оного дорожного пути одежи». Афимья просила отпустить ее «для просьбы у означенных наших свойственников, покамест оная отправа учинена будет» [612].

Жены ссыльных каторжных с детьми могли последовать за главами семей. Для этого им нужно было обратиться в Сыскной приказ. Именно так сделала Матрена Семенова дочь, жена «мошенника» Тихона Боброва по прозвищу Белый, пойманного по указке Каина в воровском притоне 28 декабря 1741 года, на допросе признавшегося в многочисленных кражах и 9 февраля 1742-го приговоренного к наказанию кнутом, вырыванию ноздрей и вечной ссылке в Оренбург. Спустя неделю после приговора Матрена подала доношение: «…означенной де муж ее по определению Сыскного приказу за вину ево определен в ссылку в Оренбурх. А по указу де велено ссыльных посылать з женами и з детьми. А она с малолетней своей дочерью Матреной, которой от роду четвертой год, ехать желает со оным мужем ее». В Сыскном приказе определили: «Означенного Тихона Боброва жену Матрену Семенову и з дочерью их малолетней Матреной послать в Оренбурх при оном муже ее Тихоне Боброве и для ссылке отослать к отпуску ссылочных колодников при ведении» [613].

Двадцать девятого сентября 1740 года в Сыскной приказ обратилась Анна Иванова, жена Василия Кузьмина: «Муж мой… посылаетца в ссылку в Оренбург с прочими ссылочными на стругу, с которым мужем моим желаю и я… з дочерью нашею Устиньею Васильевою ехать. А командированной господин обер-офицер без ведома Сыскного приказа на оной струг как меня, так и дочери нашей не принимает. И дабы повелено было для принятия меня, тако ж и дочери нашей на означенной струг определить от Сыскного приказу». В тот же день была получена аналогичная просьба от Татьяны Афанасьевой, жены оброчного крестьянина дворцового села Тайнинского Федора Квасникова: «Муж мой… содержался во оном Сыскном приказе по делу в покраже на Троицком подворье церкви вором Иваном Гундуровым церковной утвари, в покупке из оной церковной утвари разных вещей, которому мужу моему… велено учинить наказание — бить кнутом и, вырезав ноздри, послать в ссылку, которому мужу моему сего сентября 23 дня оное наказание учинено… А я, именованная, со оным мужем своим, и з двумя детьми, с сыном и с дочерью, желаю ехать, а для проезду кормовых денег… не имею. И дабы… повелено было… со оным мужем моим отправить меня и з детьми нашими с ним, мужем моим, на струге, а для проезду кормовые деньги повелено б было и мне, нижеименованной, и детям нашим производить». Тогда же подали доношение дочери умершего купца Екатерининской слободы Петра Новикова «девки» Авдотья, Мавра и Анна: «Мать наша родная Анна Семенова посылается в ссылку в Оренбург, а мы, именованные, в Москве сродников никого не имеем и желаем быть при оной матери нашей. И дабы указом… повелено было нам быть при оной матери нашей, и о том к посылаемому офицеру об нас, чтоб нам быть при матери нашей, сообщить» [614].

Сыскной приказ всегда удовлетворял такие просьбы, предоставляя казенные средства для отправления в Сибирь членов семей приговоренных к ссылке. Правда, далеко не все родственники желали отправиться за осужденными. Так, 16 июня 1742 года прапорщик Иван Пирогов, откомандированный сопровождать партию колодников из Москвы до Казани, рапортовал, что «принял на тот струг для отвозу и отдачи в Казань ссыльных колодников мужеска полу сто пятьдесят, да их жен и детей мужеска и женска полу шестнадцать, итого сто шестьдесят шесть человек» [615].

Вероятно, в день отправки партии колодников из Москвы возле Сыскного приказа собиралось множество родственников и знакомых, пришедших навсегда проститься с близкими людьми, но об этом мы никаких сведений не имеем.

Офицеру, возглавлявшему конвой, выдавались «кормовые» и «прогоночные» деньги, шнуровая книга для записи всех текущих расходов, а также запечатанные пакеты с документами для вручения в Казанской и Тобольской губернской канцеляриях и в Оренбургской экспедиции [616]. Кроме этого, он получал инструкцию, которой должен был руководствоваться во время препровождения партии колодников. Так, по инструкции, выданной 14 июня 1742 года прапорщику Коломенского полка Ивану Пирогову, ему следовало «плыть от Москвы на покупном струге до Казани со всяким поспешением», а «будучи в пути, означенных колодников на всяком ночлеге осматривать, чтоб у них ножей, веревок и других причинных к утечке никаких инструментов отнюдь не было и имеющиеся на них кандалы ручные и ножные чтоб были во всякой крепости». Если кандалы какого-то преступника приходили в негодность, его следовало немедленно перековать «в пути как в городах, так и в селах и деревнях, где имеются кузницы». С особой тщательностью офицер должен был следить за порядком на струге: «чтоб ссор и драк… не было», «солдаты всегда б были трезвы», «колодников до питья вина и прочих напитков отнюдь не допускать и табаку курить не давать». Точно также инструкция от 27 февраля 1745 года строго предписывала руководителю конвоя из пяти офицеров и 129 солдат, препровождавшего в Сибирь 235 колодников на ямских подводах: «Тебе, капитану Петру Крупенину, от напитков излишних самому иметь воздержание и команды твоей за унтер-офицерами и капралами и салдаты всегда смотрение иметь неоплошное, чтоб под командующие твои всегда были трезвы, тако ж и колодников до питья вина и протчих напитков не допускать, и над солдатами оного всегда смотреть накрепко, дабы пьяных колодников отнюдь не было» [617].

Каждый день при остановке на ночлег офицер должен был устраивать перекличку, проверять кандалы и смотреть, не появилось ли у колодников каких подозрительных вещей (ножей, веревок и пр.). Ссыльные, отправляемые по воде, ночевали на струге, причем по инструкции следовало вставать на якорь не ближе 20 саженей от берега. Партии колодников, отправляемые в Сибирь в зимнее время на подводах, «в ночное время для ночлега» должны были останавливаться «в селах и деревнях, где дворов довольное число». Для закупки провианта караульный офицер обязан был посылать «добросовестных колодников по две и по три связки под крепким караулом», причем ему предписывалось «всегда наблюдать самому… дабы в покупке излишнего провианта… произойти не могло» [618].

Из каждого крупного населенного пункта на маршруте следования партии офицеры, возглавлявшие конвой, отправляли в Сыскной приказ рапорты. Например, 18 марта 1745 года в Сыскном приказе было получено известие от капитана Петра Крупенина: «С посланными из Сыскного приказу колодниками и с командированною при мне командою сего марта 12 дня в город Владимир прибыл я благополучно, и по данной мне из Ямской конторы подорожной, как под себя, и под команду мою, так и под колодников требовал ямских, в которое число дано только двадцать лошадей, а более за разгоном не сыщется. А понеже как Сыскному приказу не безызвестно, что на уездные подводы прогонных денег по плакату не дано… и чтоб полному числу быть, шестидесяти пяти лошадям, за тех платить не из чего. О чем Сыскному приказу сим доношу во известие, и о заплате на оные уездные денег требую неукоснительно резолюции. А на малом числе подвод поспешить маршем никак не возможно, ибо умножилось весьма больных» [619].