У Понта Эвксинского (Том 2)

- А все из-за девки оба воспылали! - заметил другой.

- Все равно! - ответил Савмак, переводя дух.- Жаль, не убил его!

Он опустил глаза и увидел у ног два лепестка розы из венка Гликерии.

- Все равно! - повторил он со злостью, сжимая копье.

Пораженные увиденным, городские представители с опаской миновали стражу и прошли во дворец, думая, что при старых царях таких случаев не бывало на Боспоре.

5

В приемном зале происходила довольно шумная сцена объяснения трех людей, в руках которых сосредоточилась вся высшая власть Боспора.

Алкмена, едва сдерживая слезы, поносила Саклея и вспоминала его племянницу словами, могущими сделать честь базарной торговке. Царедворцы, на положении "своих людей", молчаливо внимали ее речам. Фанагорийский скандал вышел за рамки семейного деда, о нем говорили на площади, и было бы бесполезно скрывать что-то от них. Наоборот, Саклей добивался именно широкой гласности и громко, полным голосом обвинял Карзоаза в убийстве Пасиона и других преступлениях, не скрывая ничего.

- Ты же видишь, государь, что Карзоаз имеет одну цель - отделиться от государства. Он на своем куске земли тоже мечтает стать царем!

- Неправда! - сопротивлялась царица.

- Нет, правда! Для этого он злодейски погубил Пасиона, преданного законному царю! Он захватил богатства этого благородного и угодного богам мужа! Он пытался сделать наложницей своей юную деву, едва переступившую порог детства! Это ли не подлость? Это ли не насмешка над законами божескими и человеческими?.. Девушка, словно из плена, бежала из Фанагории, спеша найти у тебя защиту и справедливость. Неужели ты откажешь ей в этом? А Карзоазу позволишь дальше укреплять свою власть, накапливать богатства, что минуют твою казну и валятся, как золотой дождь, прямо на плечи этому человеку, злоупотребившему родством с тобою?.. Неужели?.. О государь!..

- Но, Саклей,- растерянно пытался возражать Перисад, стараясь не глядеть на царицу,- кто докажет все это?

- Да,- подхватила царица,- кто докажет это?

- Сама дочь Пасиона - Гликерия, дева непорочная! Она уже доказала вину Карзоаза на площади, и народ пантикапейский ждет ответа - когда ты накажешь злодея?.. Но этого мало! Ты перестал брать пошлины с фанагорийцев. А убытки возмещаешь налогами, что собираешь втройне с пантикапейцев. И я считаю, что эта уменьшило любовь народа к тебе. Тогда как Карзоаз в Фанагории раздает народу хлеб и вино и привлекает к себе демос, готовит себя во властители. Или ты стал плохо видеть?

Перисад понимал, что Саклей во многом прав. Но положение в царстве было таким шатким, что начало решительной борьбы с Карзоазом могло нарушить неустойчивое равновесие, всколыхнуть народ.

- Никогда, никогда,- заговорила со страстью Алкмена,- никогда мой отец не посягал на власть выше той, которая дана ему царем! И он докажет это!

Почти одновременно с этими словами прибыл посланный из Фанагории и сейчас, запыхавшись, поднимался по ступеням дворцового входа. Он требовал, чтобы его пропустили к царице со срочным письмом от Карзоаза.

Олтак, узнав, в чем дело, поспешил на помощь посланному и провел его во дворец особым ходом.

- Мудрому Карзоазу известно, что происходит здесь,- сообщил гонец,- и он приказал доставить царице это письмо.

Алкмена немедля вышла к гонцу и дрожащими руками взяла послание отца, перевязанное лентой и опечатанное.

- Читай! - приказала она Олтаку нетерпеливо.

Тот быстро сорвал печать и начал ровным голосом чтение письма. По мере того как становилось ясным содержание последнего, прояснялось и лицо царицы. Она выхватила из рук Олтака пергамент и поспешила в зал, где Саклей продолжал убеждать царя.

- Вот! - вскричала царица, потрясая письмом.- Вот! Это доказательство невиновности моего достойного родителя, избранника народа и жреца всех храмов Фанагории!.. Читай, Олтак, так чтобы все слышали!

Олтак, вошедший следом, принялся громко и ровно перечитывать письмо. Карзоаз в спокойном и возвышенном тоне приветствовал свою дочь и просил зачесть его послание Перисаду. Он выражал сожаление, что не может сам по болезни прибыть в Пантикапей. Далее он сообщал, что оплакивает гибель Пасиона, убитого аланами, так как всегда был другом этого человека. Что же касается споров между ними, то это были споры государственных мужей, одинаково пекущихся о народном благоденствии и царских доходах. Он, Карзоаз, очень печалится, что не мог самолично ввести дочь покойного лохага во владение наследством. И несмотря на странные и необоснованные обвинения, возводимые на него девушкой, просит передать ей, что все имущество и ценности, оставшиеся после отца, будут нетронутыми до прибытия ее, как законной наследницы. Далее следовало пожелание здоровья, а также уведомление о посвящении пантикапейским храмам дорогих ваз.

- Ну что? - подскочила к Саклею торжествующая царица.- Получил по заслугам, гадкий старик? Теперь ты не будешь говорить, что отец мой несправедлив!

С этими словами она поднесла к носу изумленного лохага два кукиша.

- Что твой отец вовремя опомнился - это делает честь его уму,ответил он, подумав,- Карзоаз понял, что затеял дело неправое, и решил исправить ошибку. Допустим, что это так. Однако этим самым он признал права девушки, в которых ранее отказал ей. О государь, одним решением дела дочери Пасиона не может удовлетвориться народ пантикапейский. Народ стоит на площади и ждет, когда ты, государь, восстановишь налоги на Фанагорию, а с Пантикапея излишнее бремя снимешь. И если Карзоаз почтительный подданный - пусть он признает право твое на взимание царской доли со всех грузов, что идут через пролив. Что же касается обвинения Карзоаза в умышлении против жизни Пасиона, то твое дело признать их или отвергнуть. Следует вызвать сейчас сюда девушку и всех представителей народа. Гликерию надо выслушать и передать ей содержание письма Карзоаза, а народу объявить твою волю о снижении налогов и восстановлении торговых пошлин.

Решительность, с которой действовал Саклей, смутила Алкмену. Она стушевалась под взором вельможи. Перисад безмолвно согласился с доводами последнего. Царь старался не замечать взглядов царицы, ее несколько растерянных улыбок. Саклей заметил эту перемену в лице Алкмены и в душе усмехнулся. Он победил! Только - надолго ли?..