Падение царского режима. Том 1

Штюрмер. – Нет, ведь охрана есть.

Смиттен. – Ведь вы говорили, что Распутин от наблюдения других ускользал и находился под наблюдением приставленного Манасевича-Мануйлова, но Мануйлов не пользовался у вас репутацией человека безукоризненного, как же вы ограждали государственные интересы?

Штюрмер. – Я не видел, в чем государственные интересы нарушаются.

Смиттен. – Тогда для чего же было наблюдение за Распутиным. Не только охрана, но и наблюдение?

Штюрмер. – Потому что думали, что охрана не достаточно твердо исполняет свои обязанности.

Соколов. – Наблюдение в целях охраны значит было?

Штюрмер. – Так сказать, я в это не вмешивался.

Соколов. – Значит, наблюдение в целях того, не занимается ли Распутин вредным делом, или наблюдение в целях только установить правильно ли он охраняется?

Штюрмер. – В охранном отделении записывались все фамилии, кто у него бывал.

Председатель. – Вы не отвечаете на вопрос. Вопрос заключается в том, чтобы выяснить, какую цель имело наблюдение. Превратностью судьбы или волею судьбы этим делом в России стал заниматься председатель Совета Министров, т.-е. председатель Совета Министров русский. Председатель Совета Министров занимается охраной Распутина, устанавливает за ним наблюдение и тогда, когда волею судеб это завершилось, вам ставят вопрос: какова была цель того наблюдения, которое вы установили. Не то, что можно прочесть в листках, там о цели наблюдения меньше всего можно прочесть, а цель знает тот, кто учреждает это особое наблюдение.

Штюрмер. – Исходный пункт был тот, что на него было сделано покушение. Надо было исследовать, правильно ли это или нет. Помог в этом Мануйлов, потому что у него были связи. С этого и началось. Затем последовали жалобы, что Распутина не могут охранять, потому что он никого не слушает и делает все по-своему.

Председатель. – От Глобачева, от департамента полиции?

Штюрмер. – Да, и от департамента полиции и оттуда шли на Распутина жалобы. Тогда был под рукой человек, который его знал лично, бывал у него, который мог ему объяснить то, чего не могли объяснить низшие агенты. Этот человек и был к нему приставлен.

Председатель. – Так что это для проведения наблюдений и для примирения с этим наблюдением Распутина?

Штюрмер. – Я извиняюсь. Я не был подготовлен к этому. Вот сейчас я вспоминаю, что было два случая, когда было заявлено, что приходили к нему два офицера ночью, опрашивали его, хотели бить. Потом другой случай был, что какой-то Таль хотел покушение сделать. Это поддерживало убеждение, что обыкновенные агенты не могли ничего сделать. Он их к себе в комнату не пускал, нельзя было установить внутреннее наблюдение. Это наблюдение велось охраной, но так как этого было недостаточно, возбуждалось опасение, что может повториться такой случай, который был в Сибири, когда на него было произведено покушение. Тогда к нему приставили Манасевича-Мануйлова с специальным поручением охранять его.

Соколов. – Вы упоминали, что получили секретное поручение расследовать дело о покушении Ржевского на Распутина. Какие-нибудь секретные поручения вы получали…

Штюрмер. – Из того же источника?

Соколов. – Из того же источника или из другого.

Штюрмер. – По вопросам политическим не могу вспомнить.

Соколов. – Какие вопросы?

Штюрмер. – Их было много.

Соколов. – Те, которые были.

Штюрмер. – Я начал с того, что я знал.

Соколов. – Кроме этого секретного поручения, были еще другие?

Штюрмер. – Опять таки мне это трудно сказать; что вы называете секретным? В Министерстве Внутренних Дел все секретно. Я не могу иначе сказать, чем секретно. Например, оценка какого-нибудь чиновника выдающегося, который непосредственно к государю императору имеет отношение, это опять таки секретно; но тем не менее я никогда не получал секретных отношений относительно его.

Соколов. – Вы считаете секретным отзыв о тех чиновниках, которые имеют непосредственное отношение к государю. Так вот, какие отзывы приходилось вам давать о лицах, имеющих непосредственное отношение к государю?

Штюрмер. – Их было немного.

Соколов. – Тем легче вам будет перечислять, если их было немного.

Штюрмер. – Я бы просил опять таки, чтобы это осталось, не оглашалось, если возможно, тут по поводу Ржевского.

Председатель. – Относительно этого, тут уже оговорка есть. Значит, вам известно, что просьба о каком-нибудь сохранении секретов между нами совершенно неуместна.

Штюрмер. – Я бы хотел, чтобы это не попало в газеты.

Председатель. – Позвольте, без деталей. Обратите внимание на то, что между нами не может быть никаких договоров относительно секретов. Я вам уже объявлял несколько раз о целях Комиссии и из этих целей вы уже сами можете сделать известный вывод относительно того, насколько это подлежит оглашению.

Соколов. – Вы начали о Ржевском.

Штюрмер. – Из этого дела о Ржевском возникла переписка между «Биржевыми Ведомостями» и другой какой-то газетой. Изложена была беседа корреспондента с Белецким, сенатором, который был назначен иркутским генерал-губернатором. Я счел своим долгом доложить государю императору, как это было.

Соколов. – Когда вы доложили, какое последовало распоряжение?

Штюрмер. – Он не был назначен генерал-губернатором.

Соколов. – Чем вы мотивировали, почему он не был назначен?

Штюрмер. – Отсутствие служебного такта.

Соколов. – В чем Белецкий проявил отсутствие служебного такта?

Штюрмер. – Он рассказывал свои интимные отношения служебные с бывшим императором, то, что тот ему сказал, что он ему ответил. Это такого рода служебная тайна, которую разглашать не дозволялось.

Соколов. – Вы говорите о том интервью, где Белецкий говорит, что Хвостов, вместе с Ржевским, имел замысел убить Распутина? Вы считали, что это интимная вещь, которую нельзя оглашать.

Штюрмер. – Нельзя оглашать, потому что я убедился, что это неправда, а он напечатал. Он не должен был писать против министра.

Соколов. – Он не был назначен генерал-губернатором, но остался сенатором?

Штюрмер. – Это дело министра юстиции.

Соколов. – Вы не возбуждали вопроса о его служебном преступлении, что он, пользуясь званием товарища министра и сенатора, распространяет заведомую клевету о министре внутренних дел?

Штюрмер. – Это послужило поводом…

Соколов. – К тому, что он не получил должность генерал-губернатора?

Штюрмер. – Да.

Соколов. – А сенатор он оставался. А о том, чтобы возбудить служебное расследование…

Штюрмер. – Я сообщил министру юстиции.

Соколов. – Кто был министром юстиции?

Штюрмер. – Хвостов.

Соколов. – Что же вам ответил Хвостов?

Штюрмер. – Что он очень возмущен, отрицательно относится к этому и остановился на мысли о том, что он не должен оставаться сенатором.

Соколов. – Это осуществилось или нет?

Штюрмер. – Нет.

Соколов. – И вы терпели, как председатель Совета Министров, что лицо, с заведомой клеветой выступившее в печати, оставалось на этой должности?

Штюрмер. – Я был по должности министра внутренних дел, а в должность, касающуюся министра юстиции, я не вмешивался.

Иванов. – Скажите, когда вы получили сведения о неблаговидной деятельности Манасевича-Мануйлова, то вы изволили содействовать расследованию его деятельности. В чем-нибудь выразилось это содействие?

Штюрмер. – Нет, я его специально назначил заведывать охраной Распутина, никаких других поручений я ему не давал. Это было гораздо раньше.

Иванов. – Вы не сделали распоряжения, чтобы было быстрое расследование?