Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 1. 1913-1933

28 мая 1928 года на встрече со студентами Института красной профессуры и Комакадемии Сталин впервые публично заявляет о том, что есть верный и удобный способ изъятия хлеба у крестьян. Он говорит: "Это переход от индивидуального крестьянского хозяйства к коллективному, общественному хозяйству".

Л. Д. Троцкий перед высылкой из СССР

Через полтора месяца на июльском пленуме 1928 года Сталин формулирует свой знаменитый тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму.

На том же июльском пленуме Сталин говорит по поводу очередного налога на деревню: "Добавочный налог на крестьянство — это есть нечто вроде дани, которую мы берем, чтобы сохранить темп развития индустрии". Употребление Сталиным слова "дань" показательно. В одном смысле дань определяет финансовые отношения победителя с завоеванным населением. В другом смысле дань — это феодальная система налогообложения. В любом случае прозвучавшее в устах Сталина слово "дань" означает, что страна по многим направлениям возвращается в средневековье.

Крестьяне платят налоги: подоходный, поземельный, сельскохозяйственный, промысловый, добавочный. В 1928 году вводится налог самообложения. По официальной версии, средства от нового налога подлежат расходованию на социальные и культурные нужды деревни.

И. В. Сталин

Мужики в деревне реагируют: "Наверное, политика та, что мужик хлеб не везет, вот поэтому-то и проводится самообложение". Сумма налога должна быть принята общим собранием деревни. Для сбора налога на места направляются тысячи уполномоченных. Уполномоченным запрещено возвращаться до полного взимания налога. Общие собрания идею самообложения проваливают. Из района уполномоченным спускают указание: раз собрание деревни не голосует за самообложение — резко увеличить число "лишенцев", то есть классово чуждых элементов, лишенных права голоса. Сельсоветы составляют списки недовольных, отправляют в райисполком. В райисполкоме список подписывают не глядя. Сельсоветам рекомендуют опираться на бедняцкий актив. На самом деле в короткий период НЭПа в условиях рынка деревня естественным образом быстро разделилась на трезвых, работящих, предприимчивых и полупьяную голытьбу, которая не умеет и не желает работать, а потому склонна к зависти. Голытьба, которая в ближайшие годы составит опору советской власти в деревне, и бедняки — это совсем не одно и то же. И водораздел в деревне на самом деле не проходил между кулаком и бедняком. Бедные в деревне образца 1928–1929 годов — это категория лиц, чей доход в силу субъективных обстоятельств ниже, чем у середняков и кулаков. Обстоятельства эти в деревне всегда начинаются с количества сыновей в семье и состояния здоровья. Дочери в семье — всегда убыток. Малькову повезло: у него три брата и сыновья, правда, сыновья маленькие. Старший умер. Два раза в год на время сева и уборки нанимают пять батраков. В нэповской деревне с 1922 года разрешено использование наемного труда. На кулацкие хозяйства приходится 15 процентов всех батраков, на бедняцкие хозяйства — 9 процентов наемных рабочих.

Начало коллективизации. Погрузка изъятого хлеба

Основная масса наемного труда — в середняцких хозяйствах, которых к 1929 году большинство. В кулаки часто выбивались крестьяне, воевавшие в Красной армии в Гражданскую. Вот эти люди, и кулаки и середняки, не хотят и не могут платить лишний налог. И, чтобы собрать налог, сельские сходы для соблюдения процедуры устраивают по 8-10 раз. Противников нового налога арестовывают. В отчетах уполномоченных фраза "отдано распоряжение об аресте" самая распространенная.

Михаил Устинович Мальков с братьями и их женами обсуждают происходящее. В соседнем селе на первый сход из 360, имеющих право голоса, пришли 33 человека. На другой день собрали 71 человека. За налог проголосовало 48 человек. То есть большинство. В протоколах количество присутствующих не указывается. Только факт положительного голосования.

В другой деревне уполномоченный встретил на улице пьяную бабу, арестовал, посадил на ночь под замок. Наутро, угрожая тюрьмой, узнал, кто варит самогон. Самогоноварение запрещено. Все самогонщики оказались абсолютной нищетой. Всем им обещана свобода под обязательство голосовать за налог и призывать к тому активных потребителей самогона. Налог в той деревне приняли с первого захода.

Михаил Мальков проголосовал за налог со второго захода. Бросать хозяйство, уезжать из деревни Михаил Устинович не собирался. Значит, деваться некуда.

Тем временем в деревне начинается принудительная подписка на займы. К Михаилу Малькову пришли ночью.

В памятке распространителям займа рекомендовалось приходить для беседы по поводу займа ночью. Михаил Устинович уже знал, что в школе на уроках его детям говорят, что каждый учащийся должен сделаться активным пропагандистом приобретения займа в своей семье. Мальков не стал искушать нестойкие души своих детей. Он согласился купить облигации. Чтобы заплатить за них, он забил корову. Повсеместно в связи с финансовой агрессией государства идет забой скота. В статистике это негативное и крайне опасное явление расценивается как рост товарного животноводства.

Многие соседи Малькова сразу же попытались сбыть государственные бумаги. Массовый сброс облигаций в деревне и городе — характерное явление начала 1929 года. В ответ при сельсоветах создаются так называемые комиссии содействия займам. Сдавать облигации можно только по разрешению комиссии. То есть практически запрещено. Через два года облигации будет велено отнести на хранение в сберкассы на срок не менее трех лет. Результаты этой принудительной меры будут называться ростом срочных вкладов населения.

Михаил Устинович Мальков облигации сбывать не стал. Он обклеил ими внутреннюю поверхность крышки сундука.

Еще с 1928 года вовсю применяется 107-я статья Уголовного кодекса РСФСР. Это лишение свободы с конфискацией. Фокус в том, что 107-я статья не адресована именно кулакам и поэтому ее действие может быть распространено на любого крестьянина, не отдающего хлеб по бросовой цене. Конфискация имущества грозит всем, варьируются сроки лишения свободы. Укрывательство хлеба носит массовый характер.

Особым образом прячут семена. Крестьяне берегут семена так, как в войну берегут детей. Запасы семян закапывают на выселках, в лесу, прячут в колодцах. Подворные обыски обычны уже в 1928 году. В руках у представителей власти вилы и металлические щупы. Прощупывают все в амбаре, осматривают баню. Заодно переписывают все, что сгодится для возможной конфискации.

Уполномоченный из деревни запрашивает район: "Можно ли делать обыски в семьях красноармейцев?"

"Можно", — отвечает секретарь райкома.

Уполномоченные не в состоянии уследить за каждым мужиком. Тогда и приходит мысль завести информаторов из членов семьи. Начинается активная работа по разложению крестьянской семьи. В кампании по изъятию хлеба незаменимы члены комсомола. Он живут в деревне, не работают, хлеб не производят, они его отбирают. Но их мало: деревенская молодежь с детства включается в работу и о политике не думает. Они кормят себя и страну. Женщины в информаторы не годятся. Они хотят реального семейного благополучия. На подарки их не купишь. В 1929 году, после сворачивания НЭПа, подарков уже и не сделаешь: полный дефицит промтоваров. Жена Михаила Устино-вича Александра Никифоровна поехала по случаю в Курган, заодно попробовала купить простого мыла. Не удалось. В лавке сказали: "На получение мыла больших перспектив нет".