Хроники открытия Америки

Тут я подумал, что ежели неприятелю удастся закрепиться в башне, то не только будут из нее причинять нам большой урон, но еще наберутся дерзости в своих атаках, и я решился выйти из крепости, хотя и не владел левой рукой из-за раны, полученной мною в первый день, и, привязав свой щит к плечу, направился к башне с несколькими последовавшими за мною испанцами и велел окружить ее внизу кольцом, что было не очень трудно, хотя стоявшие в оном кольце не оставались без дела, но, держа круговую оборону, отбивались от индейцев, которых на выручку своим навалило видимо-невидимо; я же стал взбираться по лестнице башни, и за мною несколько испанцев. И хотя, поднимаясь, мы встретили яростное сопротивление, да такое, что были убиты три или четыре испанца, но с помощью Господа и Его Пречистой Матери, чьим домом мы сделали оную башню и поместили туда ее изображение, мы все же забрались наверх, и там завязалась такая страшная схватка, что индейцы, спасаясь, прыгали на окружавшие башню карнизы шириною не более шага. И таких выступов было у той башни три или четыре, один ниже другого примерно на три эстадо, и некоторые индейцы падали наземь, и, кроме ушибов от падения, там еще ожидали стоявшие вокруг башни испанцы и приканчивали их. А те, кому удалось удержаться на выступах, сражались столь отчаянно, что мы потратили более трех часов на то, чтобы всех их перебить; таким образом погибли там все индейцы, ни один не спасся, и поверьте мне, Ваше Священное Величество, что захватить оную башню было чрезвычайно трудно, и ежели бы Господь не подрезал им крылья, довольно было бы двадцати индейцев, чтобы помешать подняться тысяче воинов. Как бы то ни было, сражались они весьма храбро, до последнего вздоха, и затем я приказал поджечь оную башню и другие, какие были в той мечети, а святые изображения оттуда были уже вынесены, и никого из наших там не оставалось.

Когда индейцы потеряли эту твердыню, спеси у них поубавилось и стало заметно, что они повсюду слабеют; тогда я снова взошел на кровлю мечети и позвал вождей, которые со мною говорили прежде, а ныне пришли в смятение от того, что им довелось увидеть. Вожди эти тотчас явились, и я им сказал, что, как они сами видят, им не устоять, и что мы с каждым днем причиняем им все больший урон, и что множество индейцев погибнет, а город мы сожжем и разрушим и не остановимся до тех пор, пока ни от города, ни от них не останется и следа. Вожди отвечали, что они и сами видят, какой большой вред мы им причиняем, и что много их людей погибнет, однако они решили все умереть, только бы с нами покончить, и они просят меня взглянуть, сколько у них народа на всех улицах, и площадях, и кровлях. И они, мол, рассчитали, что, ежели их людей погибнет двадцать пять тысяч на каждого нашего солдата, все равно нам конец придет раньше, ибо нас мало, а их много, и они предупреждают меня, что все дороги, ведущие в город, разрушены, как оно и было на самом деле, ибо они попортили все дороги, кроме одной, и что нам никаким путем не уйти, кроме как по воде; и они, мол, хорошо знают, что съестных припасов у нас мало и пресной воды в обрез и долго мы не продержимся и перемрем с голоду, даже ежели нас и не убивать.

И по чести сказать, они были правы: не будь у нас иных врагов, кроме голода и отсутствия съестных припасов, мы бы и так вскорости все бы перемерли. И мы еще долго с ними толковали, и каждая сторона старалась выставить себя более сильной. И когда стемнело, я с отрядом испанцев сделал вылазку, и поскольку мы застали индейцев врасплох, то захватили у них одну улицу, на которой сожгли более трехсот домов, а обратно я пошел по другой, ибо туда уже сбежался народ, и на этой улице также сжег много домов, а главное — несколько с плоскими кровлями возле крепости, откуда индейцы сильно нам досаждали, и оной ночной вылазкой я нагнал на них изрядного страху и в ту же ночь приказал починить и наладить наши щиты, которые нам накануне повредили.

И, дабы укрепить победу, ниспосланную нам Господом, я на рассвете пошел по той же улице, где нас третьего дня разгромили, и мы там опять встретили ничуть не меньшее сопротивление; но, поскольку для нас дело шло о жизни и чести, а по той улице оставалась невредима мощеная дорога, которая вела на сушу, — хотя там надо было пройти восемь длинных мостов над водою большой глубины и вдоль всей улицы было много высоких домов с плоскими кровлями и башен, — решимость наша и отвага были столь велики, что, с Божьей помощью, мы захватили у них в тот день четыре улицы и сожгли там все дома и башни до единой. Правда, наученные уроком прошлой ночи, индейцы на всех мостах устроили много весьма крепких заграждений из кирпичей и глины, таких, что наши пушки и арбалеты не могли их пробить. Но мы в тех местах засыпали каналы, навалив кирпичей и глины из заграждений и кучи камней и дерева из сожженных домов; правда, дело сие было небезопасно и многие наши испанцы были ранены. В ту ночь я выставил надежную стражу возле тех насыпей, чтобы их у нас снова не отбили, и на другой день поутру опять сделал вылазку, и Господь опять послал нам удачу и победу — хотя оные насыпи и заграждения и пробитые ими в ту ночь бреши обороняла тьма-тьмущая индейцев, мы все эти каналы захватили и засыпали.

И тотчас по ним поскакали на сушу наши верховые, вдогонку за неприятелем и за победой; и когда я был занят починкой мостов и засыпкой каналов, ко мне прибежали с известием, что индейцы обступили крепость и просят мира и там ждут меня некоторые их вожди. И я, оставив весь свой отряд и несколько пушек, отправился только с двумя верховыми узнать, чего те вожди хотят, каковые мне сказали, что ежели я пообещаю, что им не будет никакого наказания, то они снимут осаду, и снова наведут мосты, и починят мостовые, и будут служить Вашему Величеству, как прежде служили. И попросили меня вывести к ним одного как бы их первосвященника, что был у меня и плену, а у них считался вроде главного в их вере. Его привели, и он с ними поговорил и скрепил уговор между ними и мною; и потом они как будто послали — так было мне сказано — гонцов к вождям и отрядам в окрестных усадьбах с предложением прекратить осаду крепости и все прочие военные действия. На том мы расстались, и я пошел в крепость подкрепиться, но едва сел за стол, как прибежали с вестью, что индейцы снова захватили мосты, которые мы в тот день у них отбили, и что погибло несколько испанцев; сия весть меня огорчила несказанно, я уже думал, что, обеспечив себе выход, нам больше нечего тревожиться; я поскакал туда во весь опор, промчался по всей улице с несколькими верховыми, нигде не останавливаясь, и ударил по индейцам, и снова отбил у них мосты, и гнался за ними до самого берега озера.

Но пешие наши солдаты были утомлены и многие ранены, опасность нам грозила огромная, но ни один из них не последовал за мною. Посему я, уже пройдя по мостам, решил возвратиться, и тогда индейцы снова захватили мосты и разбросали насыпанные нами переходы через каналы. И по обе стороны вдоль мощеной дороги было полным-полно индейцев и на земле и на воде в каноэ; они забрасывали нас палками и камнями, и, кабы Господь неисповедимою волей своей не пожелал нас спасти, живыми мы бы оттуда не ушли, а по городу уже распространился слух, будто я убит. И, добравшись до ближайшего моста, я увидел, что все верховые, за мною последовавшие, там лежат и одна лошадь бродит сама по себе. Так что дальше двигаться я не мог, пришлось одному сражаться с неприятелем, и все же мне удалось немного расчистить дорогу, чтобы лошади смогли пройти, и когда мост освободился, я тоже его одолел, хотя от его конца до суши был зазор шириною почти в эстадо и его надо было преодолеть одним скачком, но, поскольку и я и лошадь были надежно защищены, нас не ранили, а только немного ушибли.

И так индейцы в ту ночь одержали победу и взяли оные четыре моста; я же на других четырех оставил крепкую охрану, затем отправился в крепость и приказал сколотить из дерева настил, который несли сорок человек; сознавая, сколь великая опасность нам угрожает и сколь огромен урон, наносимый индейцами каждый день, и опасаясь, как бы они и эту дорогу не испортили, как сделали с другими, — ежели бы ее перерезали, нам бы не избежать голодной смерти, и вдобавок все мои солдаты не переставая твердили, что надобно уходить, причем все они или большинство были ранены и так плохи, что не могли сражаться, — я решил уходить, и в ту же ночь, собрав все золото и драгоценности, причитавшиеся на долю Вашего Величества, сложили их в одной из комнат и там, увязав в узлы, вручил чиновникам Вашего Величества, коих я от Вашего королевского имени назначил, и попросил и убедил всех алькальдов, и рехидоров, и солдат, которые там были, помочь мне это унести и спасти, для чего дал одну из моих кобыл, на каковую нагрузили все, что я сумел собрать; и я назначил нескольких испанцев, моих слуг и других, сопровождать оное золото и вести кобылу, а все прочее золото чиновники, и алькальды, и рехидоры, и я распределили и раздали нашим испанцам, чтобы каждый нес свою долю.