Пороховой погреб Европы

Очевидно, именно идеологическая переориентация и игнорирование исторических истоков российской внешней политики на Балканах способствовали тому, что официальная Москва слишком поспешно поддержала западный вариант разрешения югославского конфликта. Но получилось так, что прошлое продиктовало свою логику развития ситуации на Балканах. Выступая на стороне Запада, Россия не укрепила свои позиции на Балканах и не приобрела союзников в лице возникших после распада СФРЮ новых государств. Их национальные элиты, которые и прежде в силу культурно-исторических и геостратегических причин ориентировались на Запад, лишь подтвердили, что они верны своей исторической традиции.

Причины конфликтного сценария распада Югославии носили глубоко исторический и сложный культурно-психологический характер, а существовавшая оппозиция "коммунисты-демократы" была далеко не главной. Можно предположить, что близорукость Европы в балканских делах была следствием длительной холодной войны, в период которой был несколько потерян интерес к нерешенным этническим и территориальным проблемам региона, доставшимся в наследство от периода распада Османской империи. Другим объяснением позиции, занятой европейскими государствами, может быть также их стремление использовать начавшийся распад югославского государства для изменения исторического баланса сил на Балканах в свою пользу. Так, в частности, в болгарской печати отмечалось, что на Сербию - "традиционного союзника России на Балканах, давят извне", чтобы изменить ее внешнеполитический курс и "вытеснить" Россию из региона. *

Противоречия между Россией и европейскими государствами и США практически сразу проявились в процессе их совместной деятельности по урегулированию югославского кризиса, когда стало очевидно, что на первые роли претендуют именно западные государства. Особенно выступали против такого подхода российские военные, не желавшие осуществлять миротворческую миссию в Боснии под началом НАТО. Правда, когда начался процесс распада СФРЮ, были предприняты попытки сблизить подходы России с позициями западноевропейских государств ради прекращения военного конфликта в Боснии и Герцеговине. Можно предположить, что все-таки взаимодействие России и европейских государств помогло бы в конечном итоге найти наиболее оптимальные пути разрешения многих существующих на Балканах проблем, в том числе смягчить напряженность в отношениях между мусульманами и христианами, албанцами и сербами. Но этого не произошло по вине обеих сторон.

В связи с расширяющимся сотрудничеством бывших социалистических стран, в том числе бывших югославских республик с НАТО, Москва начинает дистанцироваться от западных государств, а Югославия начинает рассматриваться опять как "исторический союзник" на Балканах. Такой поворот в российской дипломатии вполне удовлетворил национал-патриотические круги России, постоянно критиковавшие президента и тогдашнего главу российской дипломатии А. Козырева за их прозападный курс и настаивавшие на политике, которая основывалась бы на таких ценностях, как "славянское братство".

Можно было бы сделать вывод, что коррекция внешнеполитического курса Москвы - результат давления оппозиции. В какой-то степени так и было: в постсоветский период МИД России уже не может не учитывать общественное мнение. Но представляется, что это было прежде всего проявлением общей закономерности, которая выражается в том, что обострение внутренних противоречий неизбежно вызывает подсознательную потребность использовать внешний фактор для консолидации общества. Так, в Российской Федерации, находящейся в состоянии кризиса, усиливаются антизападнические настроения и в очередной раз происходит реанимация идеи панславизма. Вместе с тем очевидно, что возврат к этой идее, которая была весьма популярна в общественных кругах в прошлом, уже не возможен. Исторические пути славянских народов разошлись давно, а их системы ценностей уже не совпадают. Иной стала и сама Россия.

Другое дело, что самой России трудно отказаться от того, что, как было уже отмечено, является частью ее истории. Но несомненно, что при следовании историческим традициям своей внешней политики на Балканах Российской Федерации нужно учитывать новые тенденции в развитии своего многонационального и поликонфессионального общества и в международных отношениях.

Так, с одной стороны, элиты национальных регионов России, особенно мусульманские, сдержанно относятся к неопанславистским и православным мотивам во внешней политике России. Более того, Чечня, бросая своеобразный вызов Москве, предложила свои посреднические услуги в албано-сербском конфликте в Косово, взяла под свое покровительство черкесскую общину в Косово и способствовала ее возвращению на Северный Кавказ. Эти отдельные и неординарные примеры подтверждают, что у национальных субъектов Российской Федерации существуют свои взгляды на международные отношения. Они, значительно повысив свой политический статус за советский период развития, а в постсоветский период получив почти все атрибуты суверенного государства, претендуют на самостоятельную международную деятельность или, по крайней мере, на свое полное право участвовать в формировании федеративного внешнеполитического курса. В ряде случаев их международные связи и позиции не всегда совпадали с официальным внешнеполитическим курсом. Кроме того, существовали и определенные сепаратистские настроения и действия. Все это влияло на российскую внешнюю политику на Балканах. В частности, это проявлялось в том, что Россия сдержанно относилась к проблемам албанцев в Югославии и других государствах, выступая за такие подходы к их решению, которые бы не вели к изменению государственного статуса тех или иных территорий, то есть не являлись бы стимулирующим примером для национальных субъектов Российской Федерации.

С другой стороны, панславистско-православная идея принималась и принимается далеко не однозначно славянскими и православными народами. Например, в Болгарии существуют мнения, что панславитская доктрина России имеет четко выраженный русоцентризм. * По признанию же первого демократически избранного президента Болгарии Желю Желева, в стране есть как русофилы, так и русофобы. Если же говорить о Сербии, то на Балканах настороженно относятся к этой стране. В частности, президент Хорватии в своем интервью "Независимой газете" отметил, что по-прежнему сохраняется риск "подъема сербского национализма". ** Поэтому не только современной прозападной ориентацией, но и существующими историческими противоречиями между славянскими народами можно объяснить тот факт, что на обращение группы российских парламентариев к болгарским коллегам с предложением поддержать сербов в их противостоянии НАТО положительного ответа не последовало. То, что к этому были не готовы российские парламентарии говорит, скорее всего, не об их незнании балканской специфики, а о силе национального мифа.

Албано-сербский конфликт в Косово после перехода его в военную стадию стал серьезным испытанием для внешней политики России. Первоначально позиция России в связи с обострением политической обстановки в Албании в начале 1997 года была весьма острожной, что можно объяснить нежеланием обременять себя дополнительными проблемами, когда существовали свои подобные. Такое же мнение высказал президент Б. Н. Ельцин, когда через год обострилась обстановка в Косово. Но активные действия западных государств по стабилизации политической обстановки в Албании и в связи с обострением конфликта в Косово вынудили Москву заняться вплотную и албанским вопросом. Особенно, когда возникла опасность, что ситуация в Косово могла выйти из-под контроля Белграда.

Москва, ориентируясь по-прежнему на поддержку сербской стороны, попыталась локализовать конфликт в рамках внутренней проблемы Югославии. Представители российской дипломатии заявили, что военные столкновения в крае не угрожают безопасности Европы. Правда, в то же время Белграду было настоятельно рекомендовано прекратить военные действия и начать переговоры с албанцами по вопросу предоставления автономии.