Площадь диктатуры

Они немного поспорили, но в конце концов Лариса заплатила за два кофе и пирожные. Себе она взяла "корзинку" и "картошку" - она любила их с детства.

- Не знаю с чего начать, - боязливо оглянулась Ася Залмановна, когда они устроились за угловым столиком. - Прежде всего успокою: вы абсолютно здоровы. Даю вам честное слово, вы совершенно здоровы и никаких отклонений по моей специальности у вас никогда не было.

Не понимая, о чем хочет она сказать, Лариса только кивнула.

- Но кто-то хочет, чтобы вы оказались больны!

- Кому это надо, кто хочет? - начиная волноваться, спросила Лариса.

- Утром, как только пришла на работу, меня вызвали в отдел кадров. Там сидел какой-то мужчина, назвался Владимиром Петровичем. Но, думаю, он соврал. Когда я входила, начальник отдела назвал его по-другому, я не расслышала, но что не Владимиром Петровичем - точно. Впрочем, это не важно. Он стал расспрашивать о вас, как вы ко мне попали, уверена ли я в правильности диагноза, и знаю ли, что будет, если диагноз ошибочен. Я сказала, что уверена, и спросила, кто он такой. Вмешался начальник отдела кадров, закричал, что я из государственного института устроила частную лавочку, беру с пациенток деньги и с вас тоже, и что меня надо отдать под суд. Я ответила, что никаких денег не брала, и мои выводы не могут быть ошибкой.

Лариса заметила, что ее руки трясутся так, что она не может донести чашку до рта.

- Не волнуйтесь, Ася Залмановна, в конце концов, ведь ничего страшного не случилось, - сказала она.

- Тогда они стали меня уговаривать, чтобы я аннулировала вашу справку, сказали, что так нужно. А потом этот, который Владимир Петрович, показал мне какое-то удостоверение и велел подписать бумагу, что никому не расскажу. Но я уже не могла сдержаться, порвала ее и ушла. Они меня не отпускали, но я пригрозила, что начну кричать. Я в институте двадцать два года работаю. Я никогда не поставлю ложного диагноза, никогда! Просто не могу, меня все знают! - Ася Залмановна выпрямилась и повторила: - Никогда! Многим можно поступиться, но только не этим.

- Они выгонят меня с работы, а мне всего год до пенсии, - помолчав, сказала Ася Залмановна.

- Не выгонят! Ничего они вам не сделают. Я обещаю, даю честное слово, - сказала Лариса, еще не зная, что надо сделать. - Не волнуйтесь, Ася Залмановна, все будет хорошо.

Выйдя из кафе, они попрощались. Ася Залмановна пошла к себе на работу, а Лариса снова вышла на набережную. Она не понимала почему, но была твердо уверена, что во всей этой истории так или иначе был замешан Николай. В любом случае он что-то знал, иначе почему вдруг заговорил о справке?

"Но зачем? Зачем ему это надо?" - думала Лариса и не могла придумать ответа. Внезапно она решилась. Третья из проезжавших мимо машин остановилась.

- В Смольный! Скорее! - сказала она водителю и, не спрашивая согласия, захлопнула за собой дверцу.

- Пятерик вперед, - не трогаясь с места, сказал шофер.

- Зачем вперед? - спросила Лариса, протягивая ему пятирублевку.

- Так, на всякий случай, вдруг передумаете.

- Закурить не найдется? - спросила, чувствуя как сильно бьется сердце.

- У меня только "Беломор"!

Лариса закурила, но закашлялась от первой же затяжки, на глазах выступили слезы и она бросила папиросу в окно.

Из вестибюля Смольного она позвонила мужу. Секретарша сказала, что он скоро придет и позвонила, чтобы выписали пропуск. Лариса легко нашла кабинет мужа - небольшую комнатку с выгороженным фанерой закутком для секретаря.

Николай уже пришел и встретил ее с удивлением.

- Рассказывай, что случилось? - спросил он, отворачивая лицо, но Лариса все равно почувствовала знакомый запах коньяка.

- Не я, а ты рассказывай, зачем затеял эту гнусь с моей болезнью! она почти кричала, но ей казалось, что говорит шепотом, заметив, как суетливо двигаются по столу руки мужа.

- Нет, я хотел, как лучше, хотел, чтобы ты дома, Миша совсем большой, ему внимание нужно, - сбиваясь, говорил Николай.

- Киста яичника! Омерзительней ничего не смог придумать?

- Это не я! - вскричал он. - Я не знал деталей.

- А шантажировать врачей тоже не твоя инициатива? - чувствуя его растерянность, каким-то свистящим шепотом спросила Лариса.

- Я никого не шантажировал, а кисту Арцыбулин придумал. Я не знал подробностей, честное слово коммуниста - не знал. Я только хотел, чтобы ты больше не летала. Если бы ты не принесла справку, ничего бы не случилось...

- Я бы ходила по врачам, валялась в больницах - это ты называешь "ничего бы не случилось"?

- Ну, в общем... Я хотел, чтобы ты отдохнула, в Свердловке были бы созданы все условия...

- Все условия, чтобы попасть в психушку - ты это задумал? Признавайся: задумал? - закричала Лариса и, схватив со стола стакан, изо всех сил бросила его об пол. В кабинет заглянула секретарша, но тут же захлопнула дверь.

- Ты - мерзавец! - стараясь успокоиться, проговорила она, чувствуя, как дрожат губы. - Немедленно, - слышишь, немедленно, - позвони и все отмени. И чтобы Асю Залмановну оставили в покое. Нет, пусть ей объявят благодарность в приказе.

- Я не могу, отменить не в моих силах, там же комитетчики поработали.

- Твоего Арцыбулина давно выгнали. Неужели ты думаешь, что я ничего не вижу и не слышу?

- Сейчас не могу! Может быть, через несколько месяцев, когда все успокоится. Обещаю, что к лету я все устрою, только не сейчас, заискивающе улыбаясь, просил Николай. - Согласна? Я обещаю! Я понимаю, что виноват, только прости меня.

- Даю два дня. В четверг я пойду к знакомому журналисту и расскажу про все ваши мерзости, как вы к выборам готовитесь, какие слухи запускаете и про активные эти... вы их называете операции ...

- ... активные мероприятия, - машинально поправил Николай.

- пусть будут активные мероприятия! Расскажу все ваши клички: "Следопыты", "Дымки" и "Волокодавы"! Я помню, о чем ты с приятелями по пьянке болтал, пусть и другие знают, - задыхаясь, кричала Лариса.

- Только не "Волкодавы", - побледнев и сразу же покрывшись красными пятнами, сказал Николай.

- "Волкодавы" - в первую очередь. Про Горлова и Рубашкина, и кому вы наркотики подсунули - я все знаю, - заметив испуг мужа, настаивала Лариса.

- Замолчи сейчас же, ты не понимаешь, что говоришь, - попытался прервать ее Волконицкий.

- Не замолчу! Я сегодня же расскажу Пете Рубашкину, а то за два дня ты еще какую-нибудь пакость для меня придумаешь...

- Откуда ты знаешь Рубашкина?

- Представь, знаю! Если хочешь знать, это он устроил мне консультацию в институте Отто.

Волконицкий еще пробовал уговаривать, но Лариса чувствовала, что он сделает, как она велела. На душе было мерзко.

- Я не буду с тобой жить. Надеюсь, не будешь скандалить при разводе? уходя, сказала она. - И помни - у тебя два дня!

- Николай Владимирович, вам плохо? Может, врача вызвать? - спросила секретарша.

- Не надо врача! Догоните ее!

- Попросить, чтобы вернулась?

- Она забыла пропуск, отдайте, иначе не выпустят, - беспомощно махнув рукой в сторону лежавшей на приставном столике бумажки, сказал Волконицкий.

Немного погодя, он выпил граммов пятьдесят коньяка и вспомнил, что не сказал Ларисе, как он ее любит, и не сможет без нее жить.

3.21 ТРОЙКА, СЕМЕРКА ... ТУЗ!

Все утро до обеда Горлов провел у себя в Объединении. Главкомат Военно-Морского Флота торопил, и документы, необходимые для начала работы по новому блоку наведения, пришлось готовить в спешке. Однако успели, и все бумаги были подготовлены к отправке в Москву. Прежде, чем сдать их в режимщикам, Горлов еще раз проверил каждую строчку и сделал выписки в спецблокнот - докладывать все равно придется, так лучше подготовиться заранее.

Для будущего изделия Горлов придумал сокращение: "БПГЛВ/ММ", что означало "Боевой противокорабельный гиромагнитный лазерный ведущий/море-море". Первые пять букв были его и Ларисы инициалами, он придумал название, зная, что об этом никто никогда не узнает.