Площадь диктатуры

- Скорее направлял то течение, которое меня понесло. В детстве я любил осушать лужи. Да, да не смейся! Особенно весной, когда тает снег. Я рыл канавки и пускал в них кораблики. Чем быстрее текла вода, тем было интереснее. И, пожалуй, ты права: я представлял, будто это настоящие реки, и я плыву на корабле, - Горлов ощущал, что говорит несвязно и едва сдерживался, чтобы не закрыть глаза.

- Ты совсем спишь, - наконец заметила Лариса. - Боренька! Если бы ты знал, как я не хочу тебя отпускать!

- Давай попробуем, - сказал Горлов. - Давай попробуем друг друга не отпускать. Мне почему-то кажется, что сегодня особенный день, и все получится ...

Он встал и пошел искать официанта. Тот сидел за столом в подсобном помещении и пил чай.

- Здесь рядом гостиница "Репинская". Можешь устроить на ночь два номера: один для меня с водителем, другой для дамы? - спросил Горлов. Правда, дама забыла паспорт.

- А ваш и водителя? - поднявшись, попросил официант.

- Лучше обойтись без этого, - решил Горлов.

- Двести, - оглянувшись, прошептал официант.

- Бери! Здесь по счету, а остальное - тебе! - Горлов достал бумажник и отсчитал семьсот рублей. - Захвати в номер яблок, апельсинов и так далее, сам знаешь.

- Отнести в тот, где вы с водителем? - подмигнул официант, но заметив недовольный взгляд Горлова, стал серьезным. - Минут через десять. Я скажу, чтобы пока мороженое и кофе принесли.

- Володя, переночуем здесь. Иди с товарищем, он по дороге все объяснит, - позвал Горлов шофера и, дождавшись, когда они уйдут, вернулся к столику.

Официант все устроил и через четверть часа они перешли через двор в гостиницу. Номер на пятом этаже был обычным: две кровати, разделенные тумбочками, два стула, стол, на котором едва помещался поднос из ресторана рядом с треснувшим и пыльным графином.

- Представляешь, горячая вода течет, - сказала Лариса через открытую дверь ванной. Потом раздался шелест падающей воды. Горлов постоял у окна там было черно, только вдалеке, у самого горизонта вспыхивал и вновь зажигался маяк. Он решил полежать и, раздевшись, забрался под одеяло, но крепко заснул, едва коснувшись подушки.

- Стало рано светать. Скоро будут белые ночи, - сказала Лариса, заметив, что он открыл глаза. Она сидела на соседней кровати, укутавшись в одеяло, и ела яблоко. - И лето! Ненавижу осень и зиму. Кругом мрак и непогода. Лица кажутся желтыми и зелеными, и люди, будто во сне, будто спят на ходу.

- Иди сюда, - еще не совсем проснувшись, позвал Горлов. Не опуская с плеч одеяло, она перешагнула к нему и, прижавшись, прошептала:

- Я всю ночь ждала, когда ты проснешься... - он не дал ей договорить, и спустя мгновенье она счастливо засмеялась. - Господи, какой ты колючий, как наждачная бумага, как глупая наждачная бумага...

* * *

- Нагулялась? Где ж ты всю ночь пропадала? - спросила свекровь, услышав, как открылась дверь.

- У подружки, - удивляясь, что совсем не смущается, соврала Лариса. Посидели, выпили шампанского.

- С чего вдруг?

- У меня все в порядке! Я прошла обследование в институте Отто и совершенно здорова. Врач сказала, что мне рожать и рожать!

- Это дело! А то мой Колька весь извелся. Приходит - из себя черный, уходит - зеленый, лицо - словно из болота вынырнул.

- С детьми подождем. Я летать буду, я еще летать хочу.

- Вижу, что не налеталась! Экая у тебя подружка! Посмотри в зеркало: глаза-то бесстыжие, да шальные, как из-под хорошего мужика только что вылезла.

- Все-то вы видите, Евгения Васильна, - легко рассмеялась Лариса. - И почему я раньше не знала, что вы добрая?

- Потому что дура, в голове ветер, и жизни не знаешь. А я всегда дочку хотела, но не получилось. Среди мужиков жила, так без внучки и помирать придется, - уходя, беззлобно проворчала свекровь.

- Чуть не забыла, тебе из отдела кадров звонили. Если до послезавтра не привезешь заявление, уволят по статье, - крикнула она из кухни.

- Фигушки им, а не заявление! Не дождутся! Здорова я, Евгения Васильна, здорова, как... Как, не знаю кто! - зайдя следом, воскликнула Лариса.

- Как кошка недраная, вот, как кто! - буркнула свекровь, и Лариса, не удержавшись, чмокнула ее в щеку.

- Иди, мойся, сейчас пирог вынимать стану! - смущенно отворачиваясь, сказала Евгения Васильевна.

* * *

- Что вы мне эти бумажки тыкаете? Почему я должна верить вашему заключению, а не себе и не врачам из Свердловки? - кричала на Ларису врач-гинеколог. Ее лоб покрылся испариной, она то и дело вытирала его марлей, а на щеках выступили красные пятна.

- Но вы меня только осмотрели, и в Свердловке - тоже. А в институте Отто провели полное обследование и эту... - Лариса замялась, забыв, как называется эта штука, которую вводили ей внутрь. - Я же принесла полостную, - кажется она так называется? - фотографию. Мне говорили, что по ней даже первокурсник может сказать, что никакой болезни у меня нет.

- Хоть десять фотографий и справок принесите, к полетам не допущу!

- А кто может допустить? Главный врач может? - чувствуя, что спорить бесполезно, спросила Лариса.

- Главный врач может! Идите к нему, он решит ваш вопрос, - врачиха сразу успокоилась и, вложив Ларисины бумаги в ее подшивку, велела медсестре, чтобы та позвала следующую.

- Отдайте, пожалуйста мою справку, - вставая, попросила Лариса.

- Она останется в вашей истории болезни, - снова занервничала врачиха. - Идите, не мешайте работать!

Главврач был у себя, но Ларисе пришлось ждать почти час, пока ее приняли. Главный врач был сравнительно молод, из-под накрахмаленного белого халата выглядывала импортная сорочка и модный шелковый галстук - Лариса видела такие в спецотделе "Березки", когда выбирала подарок мужу на день рождения.

- Ваше заболевание не входит в перечень профессиональных, поэтому направить вас в нашу больницу я не могу. У вас есть прикрепление к Свердловке. Там хорошие врачи, думаю, вас вылечат, - сказал он, перекладывая лежавшие на столе бумаги.

- От чего меня лечить, если я совершенно здорова? - удивилась Лариса. - Я принесла справку и прошу допустить меня к полетам.

- Относительно вашей справки не все ясно. Кто вам ее выдал, на каком основании вы проходили обследование в институте Отто? Туда вас никто не направлял. Ведь у вас не было направления, не так ли? Во всем этом мы разберемся и виновные в том, что ввели вас в заблуждение, будут серьезно наказаны, - он смотрел куда-то в сторону, и Ларисе показалось, что он недоговаривает.

- Кто будет наказан? - спросила она.

- Те, кто организовал вам незаконное обследование и выдал на руки ложное заключение, - вежливо улыбнувшись, объяснил главврач.

- Организовал мой муж, он работает в Обкоме, - соврала Лариса, испугавшись, что у обследовавших ее врачей из Отто будут неприятности.

- Ваш муж? Это меняет дело, - удивился главврач, но, спохватившись, тут же добавил: "Все равно, пока не будет полной ясности, я не могу допустить вас к работе".

- Я буду жаловаться! - воскликнула Лариса.

- Ваше право, - ухмыльнувшись, пожал плечами главврач.

- Я буду жаловаться в Обком! - уточнила она.

- Это - самое лучшее решение. Полагаю, ваш муж поможет принять верное решение, - с видимым облегчением заключил главврач.

Лариса не могла понять, почему в медсанчасти наотрез отказывались допустить ее к полетам. Всю дорогу до дома она вспоминала, что ей говорили, и тем более странным ей это казалось. Как будто никто не интересовался, больна она или нет, их это совсем не интересовало, главное - чтобы она не вернулась к летной работе. И при чем здесь муж? Почему главврач так облегченно вздохнул, когда она пригрозила пожаловаться в Обком? Другой на его месте, наверное, испугался, а он нет - словно обрадовался.

Остаток дня она провела с сыном. Они долго гуляли, потом вместе делали уроки, и Лариса даже смогла решить две задачи.

- Мамочка, ты больше не улетишь? - укладываясь в кровать, спросил Миша.