Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв.

В декабре 1577 года отряд немцев-наемников, служивших в литовском войске, ночью тихо подошел к замку Венден. Немцы открыли ворота заранее изготовленными ключами, внезапно бросились на спящих московитов и, несмотря на попытки сопротивления, всехубили. После этого в январе 1578 года король Магнус бежал из Оберхалена к Стефану Баторию. Он уже понял, что его отношения с московским царем, это отношения мышки с кошкой. Датский принц, воспитанный в иных традициях, нежели московские князья, вовсе не желал покорно ждать той минуты, когда кошка забавы ради оторвет ему голову.

Стефан Баторий лишил его большей части владений в Ливонии, в результате чего Магнус обеднел и больше не употреблял титул «король Ливонский». Он поселился в Курляндии, тяжело переживал полное крушение всех своих планов и через пятьлетумер, едва достигнув 43-х лет. Его молодая вдова с маленькой дочкой осталась жить в Риге. Возвращаться в Москву, кубийце своих родителей* она не хотела.

ПЕРЕГОВОРЫ МЕЖДУЛИТВОЙ И МОСКВОЙ (январь 1578 г.)

Баторий и Замойский (которого король назначил канцлером) деятельно готовились к войне с Москвой. Ведь одним из условий избрания Стефана королем явилось его обещание вернуть Речи Посполитой те земли, которые отобрали у нее московские государи. Карамзин сообщает:

«Стефан Баторий... получил польскую корону на условиях, явно враждебных Московскому государству — отнять все, что в последнее время было захвачено царем. Таким образом, вместо желанного соединения и мира, Ивану Васильевичу со стороны Польши и Литвы угрожала упорная решительная война, тем более опасная, что теперь в соседней стране власть сосредоточивалась не в руках вялого и слабого телом и душой Сигизмунда-Августа, а в руках воинственного, деятельного и умного Стефана Батория.

Гордый вызов был этим сделан со стороны московского государя. Месть была уже решена в уме Батория; он отложил ее только до укрощения внутренних беспорядков в польских владениях».

Но для этого надо было, во-первых, срздать Подготовить мощную армию. Во-вторых, требовалось найти на это деньги. В-третьих, следовало укротить своевольных магнатов и буйную шляхту.

Поэтому на поход И вана в перешедшую под контроль ВКЛ часть Ливонии король Стефан поначалу отреагировал лишь упреком царю, что тот, не объявив войны, отбирает у него ливонские города. Он предлагал обойтись без кровопролития, вернуть ливонские города по мирному соглашению.

В ответ царь Иван привел свой излюбленный довод:

«Мы с Божиего долею отчину свою, Лифляндскую Землю очистили, и ты бы свою досаду отложил. Тебе было в Лифляндскую землю вступаться непригоже, потому что тебя взяли с Седмиградского княжества на Корону Польскую и на Великое княжество Литовское, а не на Лифляндскую землю. О Лифляндской земле с Польшею и Литвою что велось, то делалось до тебя: и тебе было тех дел, которые делались до тебя, перед себя брать не пригоже. От нашего похода в Лифляндскую землю наша опасная грамота не порушилась; неприязни мы тебе никакой не оказали, искали мы своего, а не твоего. Литовского великого княжества и литовских людей ничем не зацепили. Взяв города свои в Ливонии, я выслал оггудалюдей твоих без всякого наказания. Ты король, но не Ливонский. Такты бы кручину свою и досаду отложил и послов своих отправлял не мешкая».

Послы Речи Посполитой прибыли в Москву в январе 1578 года: воевода мазовецкий Станислав Крыйский и воевода минский Николай Сапега.¹¹¹ Они заявили, что перемирие нарушено действиями Ивана Васильевича в Ливонии и что король Стефан уполномочил их заключить «вечный мир» при условии возврата всей Ливонии и всех Северских земель.

В привезенной ими грамоте Баторий опять величал себя ливонским государем, а Ивана не назвал ни царем, ни смоленским и полоцким князем, снова обращался к нему как к «брату». Карамзин описал эти переговоры следующим образом:

«Послам объявили, что бывший дом Ягеллонов происходил отполоцких князей Рогволодовичей и на этом основании московский государь, какро-

дич последних, считает Великое княжество Литовское и королевство Польское своим наследием. Царь... приказывал через своих бояр перед польскими послами говорить разные оскорбительные речи его именем. «Ваш король Стефан не ровня нам и братом быть не может. Мало кого выберете вы себе в короли! Носились слухи, что вы хотите посадить себе на королевство Яна Костку или Николая Радзивилла. Что ж, по вашему избранию разве и этих считать нам братьями? Ваш король недостоин такого великого сана; можно бы и хуже что-нибудь сказать про него, да не хотим для христианства».

Дополним его слова цитатой из Нечволодова:

«В упоении своих успехов, Грозный потребовал для заключения мира, кроме Ливонии — Курляндию и Полоцк, также Киев, Канев и Витебск, и не скрывал своего пренебрежения к Баторию:

«О Седмиградском же государстве мы нигде не слыхали», передавал он послам, «и государю вашему Стефану в равном братстве с нами быть непригоже, а захочет с нами братства и любви, так он бы нам почет оказал».

Послы обиделись, указавши на царя Давида, избранного из низкого звания. Но Грозный приказал им ответить на это: «Давида царя Богизбрал,, а не люди... В том ваша воля, хотя бы кого и хуже родом выбрали — то вам государь; а нам с кем пригоже быть в братстве, тот нам и брат, а с кем непригоже, тот нам и не брат».

Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга 4, с. 198

При таких обстоятельствах удалось продолжить перемирие лишь на три года, считая от 25 марта 1578 года. При этом грамота, подписанная от имени царя, содержала важное условие;

«Тебе, соседу нашему, Стефану королю в нашей отчине, Лифляндской и Курляндской земле, в наши города, мызы, пристанища морские, острова и во всякие угодья не вступаться, не воевать, городов не заседать, новых городов не ставить, из Лифляндии и Курляндии людей и городов к себе не принимать до перемирного срока».

В грамоте, подписанной послами от имени короля Стефана, это условие отсутствовало. Однако король Стефан и без того не собирался подчиняться столь унизительным требованиям.

В это время обстоятельства уже начали изменяться не в пользу Москвы. Еще в 1577 году шведский адмирал Гилленанкер атаковал с моря Нарву, сжег там деревянные укрепления, убил либо взял в плен несколько десятков московитов. Шведское войско опустошило часть Кексгольмского уезда. Шенкенберг со своми ополченцами атаковал московские гарнизоны и обозы в северной Эстлян-дии. Он сжег предместье Дерпта, а всех захваченных московитов казнил, в том числе женщин и детей. Карамзин по этому поводу сказал:

«Не было милосердия, ни человечества: обе стороны в ужасных своих

лютостях оправдывались законом мести».

Лишь князь Иван Елецкий и дворянин Леонтий Валуев с горстью людей, испытывая нехватку провианта', выдержали месячную осаду рижских немцев в замке Ленварден. Они сражались как герои, питались мясом и кожей своих лошадей, своим терпением победили неприятеля. Враг ушел, оставив немало трупов под стенами.

Осенью 1577 года литовские воеводы хитростью заняли Дина-бург. Как бы в знак дружбы они прислали тамошнему московскому гарнизону несколько бочек вина. Ратники перепились, а литвины ночью ворвались в крепость и всех их убили.

Немцы из войска Батория в декабре того же года легко взяли Венден, то самый город, где погибли сподвижники Магнуса, а жители стали жертвами жестокой расправы царя. Беспечная стража ночью спала. Немцы подделали ключи к городским воротам, ночью тихонько открыли их и вошли в город, а затем перебили сонных московских ратников.

До той поры царь Иван IV меньше всего думал о мире. Но встревоженный потерей Динабурга и Вендена, Нарвы и Дерп-та, он послал к Баторию своих послов, думныхдворян Карпова и Головина, с письмом, в котором заявил, что согласен мирно решить судьбу Ливонии, для чего ждет в Москве новых королевских послов. Но Баторий уже усмирил Данциг и готовился к войне с царем Иваном.