Заговор генералов

У отряда британских бронеавтомобилистов действительно были особые заслуги: в дни отступления в июле они расстреливали отходящие русские подразделения.

- Список уже готов, - Аладыш выложил на стол главковерха лист, испещренный фамилиями и званиями англичан.

"Однако!.." Корнилову на мгновение показалось, что его всасывает в какую-то воронку. Но в следующую секунду подумал: "Братья-союзники играют мне на руку". Правда, было нечто странное в однозначности предложений эмиссара англичан и его собственного ординарца: лишь вчера Завойко, поведя разговор, какие части наиболее преданны Ставке, предложил наградить всадников Текинского конного полка - из них состояла личная охрана главковерха. Текинцы не видывали передовой, и награждать их было не за что. Ординарец нашел формулу: "За разновременно проявленные подвиги в текущей кампании". И тоже: "Они нам скоро пригодятся". Значит, идея носится в воздухе?..

До поры генералу не дано было понять, что его ординарец отнюдь не так простодушен, как представлялось по внешности, и что совсем не случайно оказался он в самом ближайшем окружении верховного главнокомандующего, стал его первейшим советником.

Стоило бы Корнилову проявить больше интереса, он не без удивления узнал бы, что Завойко не какой-то "сатиновый нарукавник" с нефтепромыслов, а родовитый дворянин, сын адмирала, владелец обширных угодий и имений в Подолии; что оп, выпускник Царскосельского лицея, невзирая на младые лета уже успел побывать уездным предводителем дворянства; что помимо всего прочего этот "нижний чин" - крупный коммерсант, поверенный фирмы "Нобель", директор-распорядитель общества "Эмба и Каспий" и товарищ председателя правления среднеазиатского общества "Санто", владелец стекольных и кирпичных заводов, соиздатель газеты "Русская воля", принадлежавшей бывшему министру внутренних дел Протопопову, и сам владелец журнала "Свобода в борьбе", выходящего в эти самые дни в Питере... Может быть, Корнилов и понял бы тогда, что отнюдь не для услаждения его слуха симпатичный молодой сом сочиняет ультиматумы Керенскому и пышнословные жития, тешащие самолюбие генерала. И если бы понял, то, наверное, задумался бы: а какие же свои цели преследует сей ординарец?..

Но даже и ознакомившись со всеми сторонами жизни странного ординарца, Лавр Георгиевич не узнал бы одного обстоятельства - самого существенного, но до поры скрытого от глаз всех. Того, что сам Завойко лишь играет роль в спектакле, авторы которого крупнейшие тузы российского делового мира Путилов, Вышнеградский, Рябушин-ский и другие, а режиссером-постановщиком является не кто иной, как Родзянко. Эти-то тузы, объединившись под скромной вывеской "Общества экономического возрождения России", составили некий пул, который своими миллионами должен был финансировать предприятие, к которому ординарец Завойко планомерно и последовательно побуждал упоенного медью литавр генерала.

Отдельные сценки в спектакле Завойко разыгрывал и без прямого участия Корнилова. Чтобы отвлечь внимание Питера, в первую очередь Керенского и Савинкова, он совершенно конфиденциально сообщил комиссарверху Фи-лоненко, что у него имеются сведения о монархическом заговоре. Об этом же мифическом заговоре донес непосредственно министру-председателю - но уже не из Ставки, а из Москвы - прокурор Московской судебной палаты. Поэтому-то Савинков и подготовил список подлежащих аресту монархистов, уже по собственной инициативе прибавив к нему большевиков.

Ни о чем этом Корнилов понятия не имел. Как не по разуму было ему понять, какую роль отводят генералу "братья"-согозники, приглашая через своего антрепренера Аладьина принять участие в их собственном спектакле...

- Надеюсь, что в ближайшее время я смогу передать вам необходимую сумму, - сказал, готовясь подняться, Аладьин. - Она поступит в мое распоряжение со дня на день.

Он не объяснил, да это было и ни к чему, что во время их беседы в Петрограде посол Великобритании сэр Бьюке-нен уведомил Аладьина: человек, с которым еще в Лондоне английскому разведчику была назначена встреча, находится уже в пути.

- Деньги меня не интересуют, - сухо отозвался Корнилов.

- Не поймите превратно, ваше высокопревосходительство: они - лишь масло, смазывающее шестеренки механизма, - произнес гость.

Когда Аладьин вышел, главковерх в нетерпении посмотрел на часы. Уже вечер, но ответа от Керенского нет. Брыкается? Ничего! Он взнуздает и министра-председателя! Питерский округ со всеми полками и дивизиями должен быть подчинен Ставке! Выжидать далее он не намерен.

- Пригласите ко мне генерала Лукомского, - приказал он адъютанту.

И когда начальник штаба Ставки вошел в кабинет, четко, слово к слову, выговорил:

- Прошу принять надлежащие меры к переброске Кавказской туземной дивизии и Третьего конного корпуса с Юго-Западного фронта сюда, - он показал по карте, - в район Ново-Сокольники - Невель - Великие Луки.

3

Все заключительные документы съезда были перепечатаны. Яков Михайлович Свердлов проверил их. Заклеил в объемистый пакет, вручил Серго:

- Отправляйтесь немедля.

Орджоникидзе выехал к Ленину.

Теперь-то дорога была ему известна. А тогда, в первый раз... В пути Серго снова и снова возвращался воспоминаниями к недавнему, так остро пережитому.

В первый раз после возвращения в Россию из эмиграции Владимир Ильич покинул Питер в конце июня. Серго и другие товарищи видели, что он чувствует себя плохо, осунулся. Надежда Константиновна сказала: его замучила бессонница. А сколько приходилось ему писать статей, встречаться с товарищами, выступать на заседаниях, собраниях, у рабочих и солдат!.. Они решили: "Владимир Ильич, вы должны отдохнуть!" Он устало улыбнулся: "Партийной дисциплине подчиняюсь".

Он уехал в маленькую деревеньку Нейвола в пяти верстах от станции Мустамяки. Комнатка была в лесу неподалеку от озера. Они радовались: чистый воздух, освежающая вода, оторванность от всех забот восстановят его силы. Уже потом узнали: Владимир Ильич дал себе отдыха всего два дня. Потом снова дорвался до пера и бумаги. А уже на шестой день устремился назад. Потому что в Питере произошли непредвиденные грозные события...