Мифы о Беларуси

Еще любопытная деталь: во время вторжения Наполеон пытался установить в бесправной России европейские порядки, существовавшие во Франции. Так, 1 октября (19 сентября по старому стилю) назначенный Наполеоном интендант Лессепс обратился к жителям Москвы с сообщением о том, что в Москве учреждается «Муниципалитет, или Городское правление», во главе которого будет стоять «градской голова» (во французском тексте — мэр).

«Новое правительство назначило двух генеральных комиссаров и 20 комиссаров, поставленных во всех прежних частях города» («Бумаги» Щукина, том 1, приложение).

Вот так Москвой более чем за 100 лет до Троцкого и Ленина стали править 20 комиссаров, набранных из москвичей. На это «Русский вестник» откликнулся рядом карикатур: «Прогоним воров-комиссаров из Москвы» — русский солдат дает под зад московскому комиссару.

Поразительная аналогия, учитывая, что точно с таким лозунгом Гитлер наступал на Москву в 1941 году: «гнать поганой метлой из Москвы воров-комиссаров». И карикатуры такие же: русский дает под зад московскому комиссару, у которого, правда, не французские, а еврейские черты.

Что касается введения Наполеоном муниципалитета в Москве, то такого органа народной власти там никогда не было, в отличие от Беларуси с ее Магдебургским правом и шляхетским самоуправлением. Когда в 1795 году Россия окончательно захватила Беларусь, то повсеместно упразднила самоуправление как «ненужную вольность». Теперь Наполеон ее возвращал во всех городах на оккупированной (или освобожденной — с точки зрения этих норм) территории Беларуси, и впервые устанавливал в городах России. Например, в Смоленске: «открывается новое присутствие под названием муниципалитет, т. е. градской правительственный совет» (из французского воззвания в Смоленске. Отечественная война в пределах Смоленской губернии. СПб., 1912). Глава города (мэр) избирался на свою должность. Мэром Смоленска был избран титулярный советник Рутковский («Русская старина», 1901, апрель).

В России мэров не было до 1991 года. Глав городской администрации там назначали свыше, они были звеньями «вертикали власти». С 1991 года в России все главы городов стали мэрами — уже избираемыми, а не назначаемыми.

Таким образом, французская оккупация несла России гражданские свободы и социальный прогресс, а российские войска воевали за реакционные порядки — и уже потому ту войну вряд ли можно считать «отечественной». Впрочем, иные беларуские идеологи даже сегодня полагают, что выборность мэров — это для Беларуси «огромное западное зло». Понятно, что при таком «мировоззрении» порядки, вводимые французами (а также существовавшие у нас 400 лет) — это нечто «идеологически чуждое и вредное». Дескать, «весь беларуский народ героически восстал против французов, потому что отвергал самоуправление и не желал отмены рабства крестьян».

И еще один аспект: кого в той войне следует называть «оккупантом»? Французы не собирались присоединять Беларусь к Франции. Наоборот, Наполеон попытался восстановить ВКЛ. А вот русская армия воевала за сохранение наших земель в своей империи. По этому простому и понятному критерию оккупантами были русские, французы — освободителями. Если кто-то с этим не согласен, то пусть будет последовательным: называет русскую армию оккупационной в ходе войны с Турцией 1877–78 гг., когда была отвоевана Болгария, получившая национальную свободу и государственность. Хотя на обелиске на Шипкинском перевале русская армия названа «освободительницей».

Однако у идеологов-западнорусистов и здесь «двойные стандарты». По их представлениям болгары имеют право на свое государство и на отрицание интеграции в турецкий этнос, а вот беларусы не имеют права на собственное государство и подлежат русификации.

Так можно ли называть «отечественной для беларусов» войну за ту страну, которая отрицает нашу свободу и государственность? Причем она воюет со страной, желающей эту государственность нам дать. Как видим, у наших идеологов явно «турецкие» («янычарские») взгляды на отечественную историю…

Более того, еще один парадокс состоит в том, что российский царь склонялся к идее дать литвинам (ныне беларусам) автономию. Об этом просил его в своем довоенном меморандуме князь Огинский, обещая, что тогда в будущих войнах наш народ всецело будет на стороне России. Но оказалось, что большинство российского дворянства категорически против: начиная от потомка татарского мурзы Карамзина, который писал царю возмущенные письма, и до будущих «декабристов», решивших свергнуть своего императора, если он посмеет признать автономию ВКЛ-Беларуси. Но если уж сам царь склонялся к тому, чтобы дать автономию беларусам, то почему она кажется «сепаратистским злом» идеологам нынешней суверенной Беларуси? Это вне моего понимания…

Западнорусисты оценивают нашу историю через призму постулируемой ими мысли, что беларусам никогда не было нужно свое государство. Именно этой идеей пронизан снова показанный на беларуском ТВ сериал 2008 года «Летопись времен» по сценарию Вадима Гигина, редактора журнала «Беларуская думка», систематически публикующего всевозможные фальсификации на темы беларуской истории (например, материалы, «разоблачающие» К. Калиновского и возвеличивающие Муравьева-вешателя). Получается, что главная «беларуская думка» беларусов на протяжении всей своей истории — ни в коем случае не иметь своего национального государства (ибо это «сепаратизм» по отношению к восточному соседу), это мечта о вечном подчинении Москве.

Здесь мы снова упираемся в главный вопрос: что считать беларусам «своим» и «отечественным»? Свое национальное государство? Или автономию в составе России либо Польши? Или вообще растворение беларусов пополам в России и Польше, к чему стремятся идеологи-западнорусисты, разделяя беларусов на католиков (поляков) и православных (русских)?

Заключение. БЕЗ ВЕЛИКОГО ПРОШЛОГО — НЕТ ВЕЛИКОГО БУДУЩЕГО

Как формируются представления современного человека? Школа, телевидение, кино, газеты, журналы и книги, непосредственный круг общения — таковы главные «модераторы», создающие стереотипы отношения к тем или иным реалиям и соответствующие модели поведения масс. Эти стереотипы крайне поверхностны, не соответствуют сути вещей, а часто являются откровенными заблуждениями.

Как правило, мировоззрение обывателя далеко от логической стройности, от системы. Например, он может охаивать Запад, но при этом копить западную валюту — доллары и евро. Может презирать «так называемые права человека», считая их «выдумкой западных либерастов», но почему-то возмущается, когда местный чиновник попирает его собственные права. Когда одному попу РПЦ задали в Минске вопрос, как он относится к евреям, то он — следуя вложенному в его мозги стереотипу — четко ответил: «негативно отношусь, потому что евреи распяли Христа». А когда ему напомнили, что Христос и Богоматерь Мария вообще-то были евреями, это ввело попа в ступор. Он долго ломал голову и, наконец, выдал: «Это неправда. Христос был русским!» Вот пример того, как заданный стереотип формирует заблуждения.

Этническое сознание формируется на основе так называемых национальных мифов. Фантастические басни о ледовых побоищах и куликовских битвах лежат в основе русского самосознания, хотя не было в действительности ни сражения на льду Чудского озера, ни битвы на Куликовом поле. Это мифы, ставшие «знаковыми символами», чем-то вроде икон для миллионных толп. Мифы не анализируют, в них просто верят.

В этом плане беларусам не повезло. За десяток поколений они пережили чудовищную ломку и стереотипов, и национальных мифов, и национального самосознания: от литвинского — к российскому, от российского — к советскому, от советского — к непонятно какому.

Английский историк Норман Дэвис писал в недавно изданной книге «Исчезнувшие королевства»:

«Литва и Польша были вместе в счастье и в горе долгих 409 лет». Но, согласно «новым указаниям», поляков следует воспринимать как «врагов», а русских — как «старшего брата». И миллионы беларусов, следуя этим «новым указаниям», стали, как зомби, хором повторять: «Польша — плохо, Москва — хорошо».