Back-Office Михаила Суслова, или Кем И Как Производилась Идеология Брежневского Времени

Ответ на этот вопрос можно найти, если рассмотреть социальный и возрастной состав сотрудников аппарата. Работники аппарата ЦК КПСС 1965‑1985 годов были гомогенной группой не только с точки зрения культурных, но и социальных показателей. Комплекс из 191 подробных биографий работников ЦК КПСС этого периода (из них работники идеологических отделов — 54), составленных на основе интервью, мемуаров и сведений, предоставленных мне родственниками, даёт удивительно однородную картину.

Это в основном мужчины, пришедшие в аппарат ЦК КПСС в возрасте около 35‑40 лет. На более чем 85 % это русские, восточные украинцы, белорусы, которые в трех поколениях вообще не имеют никаких иноэтничных предков (или не знают о них). 70 % из них выросли в семьях от среднего и высшего класса сталинского времени. Их родители работали в диапазоне от бухгалтера предприятия, армейского офицера, председателя колхоза до директора завода и заместителя министра. По своему социальному происхождению родители в равной степени (и нередко в рамках одного брака) представляли дореволюционный средний (иногда — высший) класс и новых «служащих», сделавших советскую карьеру благодаря участию в революции, Гражданской войне или прокоммунистическому активизму (комбеды, исполкомы, комсомол, служба в армии и ОГПУ‑НКВД) в 1920‑е годы. Как минимум 76,1 % будущих работников ЦК КПСС имели полную семью до момента окончания школы.

Спецификой собственно отдела пропаганды является то, что весомая часть его сотрудников вышла из семей с высоким уровнем интереса либо к политике, либо к религии. Так, например, пять сотрудников отдела пропаганды, из 36, чьи биографии вошли в рассматриваемый биографический массив (и лишь в двух случаях — сотрудники других отделов), заявили о своём родстве с видными политическими деятелями дореволюционного времени. В их числе оказались трое депутатов Государственной думы от разных левых партий [44]. Кроме того, упоминавшийся выше Алексей Козловский был внучатым племянникoм двух членов Государственного совета Российской империи, а Юрий Сапожников — внукoм видного народовольца, ставшего затем заметным эсером на Юге России [45].

Что касается интереса к религиозности, то в этом отношении сотрудники отдела пропаганды были не уникальны, в других отделах также были люди с детским религиозным опытом или воспитанныe в религиозных семьях, однако в процентном отношении сотрудники отдела пропаганды составляют около 80 % от числа людей, заявивших об этом.

Другой вопрос, что будущие работники отдела примерно к 12 годам разрывали все связи с прошлым — как религиозным, так и «несоветским»‑семейным. Сохраняя высокий уровень интереса к абстрактным идеям, они переключались на новую веру, которая «сияющей дорогой строительства коммунизма» твердо вела их к социальному успеху.

На мой взгляд, можно выделить три наиболее существенных фактора в формировании менталитета работников аппарата ЦК КПСС.

Первым из них было то, что 80 % из них получили полное среднее образование в советской школе. Остальные (за двумя исключениями) окончили техникумы (почти все с красным дипломом). Из числа окончивших среднюю школу не менее 34,7 % (в том числе среди сотрудников идеологических отделов — не менее 55 %) получили на выходе атестат об отличии, золотую или серебряную медаль. Школы, которые они окончили (преимущественно в 1930-х — начале 1950‑х годов) были в основном «хорошими школами», располагавшимися в центре городов. Другим важным обстоятельством являлось активное участие будущих работников ЦК КПСС в общественной деятельности на школьном уровне, в частности тот факт, что высокий процент их них (по далеко не полным данным — 37,9 % в целом по массиву и 49 % для сотрудников идеологических отделов) становился председателями пионерской дружины или комсоргами школ.

Вторым фактором было массовое поступление этих детей в вузы, в том числе их учеба в наиболее крупных и престижных вузах страны — МГУ, МГИМО, ЛГУ. 55,5 % из нашего биографического массива учились в московских вузах, дававших наиболее качественное в стране образование (из числа сотрудников идеологических отделов — 50 %). Почти половина из них (и четверть от массива) учились в МГУ и МГИМО. Среди сотрудников идеологических отделов таких было 38,2 % от общего количества или три четверти учившихся в Москве (21 из 27). В ЛГУ и других ленинградских вузах учились ещё шестеро (4 и 2 соответственно). И хотя успехи их в учебе были не такие яркие, как в школе, но тем не менее образование они получили полное и, что не менее важно, продолжали активно участвовать в политической деятельности — были комсоргами и членами партбюро. Учеба подавляющего большинства из них пришлась на период 2-й половины 1940‑х — 1950-e годa.

Третьим фактором стало получение частью их них, прежде всего теми, кто не учился в аспирантуре после окончания в вузе, дополнительного идеологического образования в стенах Академии общественных наук при ЦК КПСС (АОН). Двухлетняя учеба в АОН была последним периодом, когда они имели возможность читать серьезную литературу и закреплять в голове идеологические концепции, передаваемые им преподавателями.

Таким образом, работники аппаратa ЦК КПСС в целом и отдела пропаганды — в частности, были в первую очередь лучшими воспитанниками «хорошей» сталинской школы и идеологических факультетов лучших вузов страны. Это обеспечивало им единый и довольно сильно унифицированный культурный базис. Который заключался не только и не столько в апологетике самого Сталина (отношение к которому было разным и нуждается в отдельном описании [46]), сколько в аппеляции к неизменным и не подвергавшимся сомнению культурным нормам.

Что писали русские классики и как надо правильно их цитировать. Какие советские писатели важны. Какие марксистские авторы важны и какие их работы нужно изучать. Кого из иностранных авторов должен знать культурный человек (который при случае может и иностранца «посрамить» правильно ввернутой цитатой из Шиллера или Гёте). Что однозначно доказано исторической наукой (особенно в сфере истории дореволюционной России) и каких исторических персонажей должен знать образованный человек. Что такое заграница и как там думают, как относятся к русским и Советскому Союзу. Кто были герои революции. Какие были предатели родины после революции (с небольшими поправками на реабилитированных, про которых написали в прессе и мемуарах советских полководцев). Каких героев Великой отечественной войны надо помнить.

Всё это сохранялось в качестве непреложной истины, незнание которой или тем более сомнения в которой вызывают у информантов и мемуаристов откровенные порицания в адрес молодых поколений. Дискуссия с работниками аппарата ЦК КПСС по этим символами была невозможна, поскольку для них, отличников в учебе, один раз выучивших, что правильно, а что — нет, любая другая интерпретация означала попросту неверный ответ, рассматривавшийся в парадигме советское‑«антисоветское». Чтобы избежать встречи с «антисоветским», которое травмировало их своей неправильностью, работники Отдела пропаганды, даже не являющиеся представителями консервативного крыла или недалекими региональными партработниками, отказывались читать «тамиздат», хотя он был им при желании доступен. То есть слушать по радио западные новости на русском языке они были готовы, но читать что‑либо более содержательное, развернутое они решительно не хотели. Поскольку им было это (как многократно прозвучало в интервью) «не интересно».

Учеба в вузе, аспирантуре или в АОН приводила их, правда, к некоторым подвижкам в своей позиции, поскольку образование в сталинской школе все равно не могло дать ответа на все вопросы мироустройства и политической реальности. Однако они готовы были находиться только в рамках заложенной идейной парадигмы, в диапазоне между ревизионизмом и сталинизмом, извлекая из своего школьного опыта и рассказов родителей те факты и свидетельства, которые подтверждали благоприобретенную политическую позицию.