«Сталинские соколы» против асов Люфтваффе

На аэродроме, рядом с одним из ангаров, была стоянка самолетов, на которой еще находились давно снятые с вооружения самолеты — И-5, Р-зет, Р-5…

С первых же дней нагрузка на нас, курсантов школы, показалась весьма тяжелой. После подъема и зарядки — обязательная строевая подготовка, затем теоретические занятия не менее шести часов, так называемое «свободное время» также использовалось для занятий. Мы добросовестно изучали «Теорию полета» Висленева и Кузьменко, «Аэронавигацию» Кудрявцева и другие учебники, а «Наставление по производству полетов» и «Курс учебно-летной подготовки» (КУЛП) знали почти назубок. Много времени уделялось изучению, как тогда говорили, материальной части самолета-истребителя И-15бис и мотора М-25. Программа летной подготовки предусматривала небольшой налет на самолете У-2. Большая часть курсантов нашего выпуска завершила этот налет отработкой специального элемента «скоростной посадки» на У-2 применительно к истребителю. Самостоятельный вылет на И-15бис предусматривался без инструктора, так как самолетов с двойным управлением — спарок — не было.

^{Самолет И-15 (бис). На нем готовили летчиков-истребителей в 1941–1942 гг. в ВВАШП}

Следует сказать, что для летных школ к тому времени были разработаны новые программы летной подготовки, предусматривавшие сокращенный срок обучения в мирное время — девять месяцев с налетом 55 часов и в военное — шесть месяцев с налетом 35 часов. Автор этих строк, поступив в мае 1940 года в летную школу, окончил эту школу в октябре того же года, проучившись всего шесть месяцев, и в числе четырех выпускников был оставлен летчиком-инструктором. За время обучения у нас был очень большой отсев. Так, из девяти курсантов нашей летной группы, начавших полеты на У-2, к полетам на истребителях были допущены только двое: Павел Палагин и я. Нас перевели в другую летную группу, где инструктором был энергичный и требовательный лейтенант Чуланов Дмитрий Владимирович, который вскоре после нашего выпуска был направлен в специальное авиационное подразделение, которое во время войны занималось перегонкой самолетов, поступавших к нам из США по ленд-лизу, по трассе Аляска — Красноярск. После Великой Отечественной войны мы с Чулановым долгое время дружили семьями.

В нашем наборе курсантом был и чемпион страны по боксу Николай Королев. Однако выдающийся боксер в летной профессии не преуспел и был отчислен.

В Серпуховской школе одновременно с нами, курсантами, по приказу наркома обороны учились летать на самолете У-2 командиры стрелковых корпусов и командующие общевойсковыми армиями. На петлицах их гимнастерок и френчей вместо старых ромбов теперь сверкали золотые звездочки только недавно введенных в Красной Армии генеральских званий. Однако летное дело всегда было весьма сложным, и затея эта успеха не имела.

В то время молодежь стремилась в небо. В предвоенные годы авиация показала свои огромные возможности. Все понимали, что там решается главное. Профессия летчика считалась элитной. Помимо всеобщего уважения и почета, они носили красивую форму, их труд и риск высоко оплачивался. Помню, за полеты на истребителе И-15бис, на котором я заканчивал училище, платили так называемые скоростные — 127 рублей в месяц. А максимальная скорость у него была лишь 360 километров в час, то есть немного больше, чем посадочная скорость у бомбардировщика Ту-22, на котором я летал в 60-е годы, будучи испытателем.

Внимания авиации уделялось очень много и в прессе, и в кино, однако все же технические возможности нашей страны тогда были ниже, чем у немцев, которые не ограничивали своих истребителей в полетах.

Даже дети многих высокопоставленных родителей стремились тогда в авиацию, а не в дипломатию или внешнюю торговлю, как в 70–80-е годы. Это Василий Сталин, Тимур Фрунзе, сыновья Микояна, Ярославского, Булганина, даже Хрущева, хотя боевой путь последнего не назовешь славным.

^{Ноябрь 1940 г. Баевская В.Ю., Баевский В.А., Баевский А.М., Баевский Г.A.}

…Забегая вперед, скажу, что в Вязниковской школе была создана специальная группа с очень сильным инструктором. В числе курсантов этой группы были Александр Щербаков, сын крупного партийного и государственного деятеля A.C. Щербакова, а также сын H.A. Булганина и Алексей Микоян, будущий генерал, командующий воздушной армией. Уже после войны в Академии им. Жуковского я учился вместе с Сашей Щербаковым и Степаном Микояном, которые стали великолепными летчиками-испытателями. С ними меня связала крепкая дружба.

Время учебы пролетело стремительно и почти незаметно. Выпуск состоялся уже в первых числах ноября 1940 года. В торжественной обстановке нам зачитали приказ наркома обороны о присвоении воинских званий. Наш выпуск оказался последним, курсантам которого было присвоено командирское звание «младший лейтенант» и на голубых петлицах которых появился «кубик», соответствующий этому званию. В последующем выпускники летных школ получали звание «сержант». Более 100 наших выпускников получили назначения в западные военные округа, на полуостров Ханко — легендарный Гангут (Финляндия), на Дальний Восток.

Представляет определенный интерес запись в моей сохранившейся записной книжке тех лет о прохождении летного обучения в Серпуховской военной авиационной школе летчиков:

Общий налет на самолете И -15бис за этот период по летной книжке у меня составил всего 22 часа 15 минут!

С таким же налетом на боевом самолете мои однокашники-выпускники убыли в строевые части, где через полгода, 22 июня 1941 года, они вступили в жестокие бои с немецкими захватчиками…

А в целом результаты 1940 года в этой же записной книжке я тогда охарактеризовал так: «1940 год — самый ценный из всех моих предыдущих лет, год коренной ломки моей жизни. Успехов и побед много: 1) Я — летчик-истребитель, младший лейтенант, т. е. моя мечта сбылась и довольно быстро. 2) Я — самостоятельный человек, не только слез с шеи родителей, но и оказываю им материальную помощь (1231 рубль, полученный при выпуске, что-то да значил в то время, в том числе 127 рублей так называемых „скоростных“, которые положены за полеты на истребителе). 3) Мое образование — 10 классов, несмотря на то что испытания на аттестат об окончании средней школы я не сдавал. 4) Отпуск (18 ноября — 18 декабря): Москва — Харьков — Чугуев (там служил в летном училище мой двоюродный брат Владимир Дорохов) — Киев (родственники) — Серпухов. Друзья, театры, концерты, рестораны, бильярд — самостоятельная жизнь. Да, 1940 год — это год больших достижений!»

Но так не бывает, чтобы были одни успехи… Сразу же по прибытии из отпуска узнаю о приказе НКО № 362, в соответствии с которым мы, молодые летчики-инструкторы, и не только мы, с января нового, 1941 года переводимся на казарменное положение. Многие, особенно те, кто постарше, восприняли этот приказ болезненно, с возмущением. Но я в этом ничего плохого не усмотрел, посчитал, что это способствует моей лучшей подготовке как командира-летчика. И никто из нас еще не представлял себе того, что готовит каждому новый, 1941 год…

Тот год обещал быть напряженным в отношении летной работы, и это радовало. Уже в январе я был введен в строй как летчик-инструктор, а в феврале начались полеты с курсантами (их в моей группе было 11 человек). Пока идут полеты на У-2. Считаю свою личную летную подготовку как летчика-истребителя слабой, явно недостаточной. Скорее бы начать полеты на боевых самолетах, хорошо бы освоить истребитель И-16, который так хорошо показал себя еще в Испании, на Халхин-Голе, а затем — в строевую часть! А когда-нибудь и по пути Чкалова, Громова, Коккинаки… Это если повезет. Это планы и мечты! А пока мы на казарменном положении, в апреле традиционный, пока не вошли в строй раскисшие аэродромы, отпуск и опять полеты с курсантами. В начале июня перелет в лагеря Степыгино. Начинаем полеты с курсантами на истребителях.