Гражданин, политик, воин

Последним населенным пунктом, куда нам удалось добраться на технике, стал Пасишах-Мардан, где располагались штаб Ахмад Шаха, тюрьма и его администрация.

Столь стремительное продвижение и быстрое подавление слабого сопротивления отдельных огневых точек застало боевиков врасплох. Моджахеды в спешке покидали кишлак. Из их штаба даже не успели вывезти папки с документами, со списками и удостоверениями, фотографии членов партии ИОА и вооруженных отрядов. Все было второпях брошено в 100–300 метрах от здания. Видимо вертолетчики НУРСами прошлись по разбегавшимся в разные стороны мятежникам.

Затем, оставив под прикрытием технику, мы по горной тропе выдвинулись к самому последнему населенному пункту. Ночью, выставив боевое охранение, дали возможность личному составу отдохнуть.

Разведчикам была поставлена задача ночью обходными тропами выдвинуться и перекрыть отход моджахедов из последнего населенного пункта, что было четко выполнено. А с рассветом основные силы двинулись на последний кишлак. Навстречу нам вышла группа старейшин с красными и белыми флагами. “Шурави, оставайтесь, будем подчиняться, мы крестьяне, для нас все равно, чтоб только не убивали нас, наши семьи”, — говорили они.

Все! Панджшер наш. Победа! Дальше надо было установить гарнизоны, связь, взаимодействие со старейшинами. Действиями разведывательных и десантно-штурмовых подразделений, спецназа при поддержке вертолетов выловить или уничтожить все разбежавшиеся еще неорганизованные группы моджахедов. Создать новые органы власти и обеспечить их безопасность.

Но увы! Сделали все совсем по-другому. Во второй половине дня поступил приказ руководителя операции генерала Печевого: срочно отходить, выдвигаться в район Пасишах-Мардана, где осталась техника. Не знаю, чем он руководствовался, отдавая такой приказ, ведь нам надо было пройти более 30 км по горной тропе, что до наступления ночи сделать было невозможно. Аккумуляторы на радиостанциях разрядились. На просьбы доставить питание для радиостанций вертолетами не отреагировали. Доставили только сухие пайки. Возвращались назад ночью, без связи, без прикрытия вертолетов по единственной горной тропе. Как следствие, разведдозор попал в засаду. Я с ребятами бросился на выручку разведчикам. Завязался жестокий бой. Мы, конечно, отбились, но были потери. Досталось и мне. Разрывной пулей перебило предплечье правой руки, да и еще раз зацепило. Мне оказали первую помощь, и я продолжал командовать батальоном. С большим трудом удалось добраться до места расположения нашей бронетехники. Обратно мы выдвигались, не встречая сопротивления моджахедов, навстречу нам шел другой батальон. Потом меня отправили в Ташкентский военный госпиталь, а затем перевезли в Москву, в Центральный клинический военный госпиталь имени Бурденко.

Говорили, что после этой операции Ахмад Шах тоже лечился с ранением в руку во Франции.

Офицеры, солдаты, которые увольнялись, заходили ко мне в госпиталь в Ташкенте, потом в Москве в “Бурденко” и недоуменно спрашивали: “Почему мы ушли так поспешно из Панджшера? Какой смысл был в этой операции?”

Что я им мог ответить на вопрос, который мучил меня самого все бессонные ночи в госпиталях? Мы ценой жизней и здоровья солдат и офицеров выполнили поставленную нам боевую задачу, а потом те, кто нам эту задачу ставил, бездарно распорядились ее результатами. Они просто не знали, что же делать дальше. И в дальнейшем, на протяжении всей этой войны практически все операции заканчивались подобным образом. Развязывали боевые действия, гибли наши солдаты и офицеры, гибли военнослужащие правительственных сил, гибли моджахеды и мирное население. После окончания операции войска уходили из района ее проведения, и все возвращалось на круги своя. Наши престарелые и безвольные правители рисковали чужими жизнями и получали “героев”, проводя бессмысленные боевые операции по принципу “пришел — ушел”, переливая из пустого в порожнее.

На Ахмад Шаха у меня злости никогда не было. В общем-то, он достойный противник. При встрече в бою лестно было бы с ним сразиться. Вне боя я с удовольствием выпил бы с ним по пиале чаю. К тем, против кого воевал, никогда ненависти не испытывал. Моджахеды были достойным противником.

Перед афганцами — “зелеными”, как мы называли правительственные войска, которых мы предали и продали, уйдя из Афганистана, оставив их и их семьи на растерзание, — у меня осталось чувство вины и горечи».

К исходу четвертого дня подразделения, участвовавшие в операции, соединились в районе населенного пункта Хаару и завершили боевые действия. В итоге операции мятежники были рассеяны и понесли потери в живой силе и вооружении, что ослабило группировку Ахмад Шаха и способствовало прекращению диверсии и обстрелов на Южном Саланге. Проведя «зачистку» кишлаков, разогнав или уничтожив оказывающих сопротивление моджахедов, войска, принимавшие участие в операции, возвратились в места постоянной дислокации. Потери советских и афганских войск были незначительными.

И хотя советские войска в первых боях действовали довольно успешно, управление ими осуществлялось с большими просчетами. Докладывая Маршалу Советского Союза С.Л.Соколову 12 апреля свои замечания о работе оперативной группы 40-й армии, руководивший боевыми действиями в ущелье Панджшер в этой операции генерал-полковник В.П.Шутов отмечал: «Генерал-майор Л.Н.Печевой развитие боевых действий докладывал нечетко. Рабочей карты в оперативной группе нет. Положение подразделений указывается на плане боевых действий и не отражает действительного развития событий. Уточнение задач подразделениям на карте не отражается. Нет жесткого управления подразделениями. Не чувствуется тесного взаимодействия батальонов с поддерживающей авиацией. Командир 2-го батальона 345-го опдп 10 апреля потерял ориентировку и не мог поставить задачи авиации, в результате чего батальон лишился авиационной поддержки и понес потери, хотя в это время три пары боевых вертолетов находились в воздухе.

Темп продвижения подразделений малый, от 0,4 до 1,25 км в час. При переходе к действиям в пешем порядке 2-й батальон 345-го опдп минометы с собой не взял, в результате чего, встретив организованное сопротивление противника, в течение четырех часов продвижения не имел. При расположении на ночной отдых машины остаются в колонне, круговая оборона не организуется. При действии в ущелье связь с подразделениями осуществляется через ретрансляторы (Р–145, вертолеты) ⁷ ».

Следует заметить, что в различных СМИ и заявлениях западных политиков часто декларировался тезис об оккупации советскими войсками Афганистана. Пример этой, да и остальных операций, проводимых советскими войсками в ДРА, наглядно показывает, что такой цели у Советского Союза не было. Обычно, когда осуществляется оккупация какой-либо страны, то страна-агрессор в захваченных районах устанавливает свой контроль, создавая для этих целей органы оккупационной власти, устанавливающие особые порядки и собирающие налоги с населения. Ничего подобного в Афганистане не было. Наоборот, Советский Союз стремился улучшить жизнь афганцев, проводил значительные социальные мероприятия и осуществлял крупные поставки в Афганистан (часто на безвозмездной основе) техники, вооружения, продовольствия и других предметов первой необходимости. Советские войска во всех случаях оказывали помощь правительственным войскам в их борьбе с оппозицией, передавая контролируемые районы афганской администрации. Однако из-за отсутствия поддержки со стороны населения режим НДПА не смог утвердиться во многих районах страны. Главная ошибка советского руководства как раз и заключалась в том, что оно поддерживало режим, отвергаемый большинством населения Афганистана.

И на сей раз, после завершения операции и выхода советских войск из долины, мятежники снова восстановили над ней свой контроль, несмотря на то что в Рухе оставили воинский гарнизон (332-й пехотный полк 8-й пехотной дивизии ВС ДРА). Это стало возможным из-за того, что правящим режимом результаты этой операции не были закреплены необходимыми политическими, экономическими и социальными мероприятиями в «освобожденных районах», а Масуд пользовался поддержкой населения.