Цесаревич" Часть I. Эскадренный броненосец. 1899-1906 гг.

Это предложение, доложенное генерал-адмиралу 26 декабря 1898 г., было им одобрено. Как говорилось в журнале, "Его высочество изволил разрешить приступить к постройке одного броненосца в Новом адмиралтействе согласно предложению МТК, приняв все возможные меры к тому, чтобы не произошло перегрузки и чувствительного изменения морских качеств. Балтийскому же заводу продолжать начатую разработку проекта с увеличенной паропроизводительностью котлов, по возможности не превосходя тех же 13500 т, до которых будет доведен проект броненосца при постройке его в Новом адмиралтействе".

В развитие этих указаний МТК разработал обстоятельную, в пяти пунктах, программу дальнейших работ. Так, строителем головного корабля в Новом адмиралтействе с разрешения управляющим морским министерством был избран младший судостроитель Д.В. Скворцов. Он и должен был осуществлять "вышесказанную переделку теоретического чертежа броненосца, как только он будет получен от Лаганя". Ему также предлагалось учесть (приводилась и таблица) грузы, которых недоставало в проекте А. Лаганя и предусмотренный им 198-тонный запас водоизмещения увеличить еще на 100 т. Более глубоко доработанный (но по той же идее А. Лаганя) проект Балтийского завода поручалось осуществлять на Галерном островке старшему судостроителю Н.В. Долгорукову, который с полной обстоятельностью успел изучить французский проект.

Все эти решения по журналу № 6 управляющий морским министерством одобрил резолюцией от 13 января. Что касается приспособления нижних угольных ям для хранения нефтяного топлива (предложение В.П. Верховского), то к этому вопросу управляющий приказал вернуться после испытаний Балтийским заводом системы нефтяного отопления на специально построенном для этих опытов котле Бельвиля.

Так состоялось окончательное размежевание двух направлений проектирования броненосцев типа, или, правильнее говоря, по типу, "Цесаревича". Родоначальник типа — проект фирмы "Форж и Шантье" отпустили в "свободное плавание" для осуществления в одиночку во Франции, где он уже дальнейшим существенным изменениям не подвергался. В России же продолжали работать над проектами видоизменения французского типа. И хотя это не привело к тому удручающему результату, которого когда-то достигли тульские мастера, подковавшие "аглицкую блоху", но несомненно и то. что труд, талант и энергия, затраченные на воспроизведение навязанного свыше проекта, могли быть употреблены с несравненно большей пользой для России и ее флота.

Вместо ускоренного пополнения флота менее трудоемкими, но не уступающими по эффективности одинаковыми, действительно однотипными кораблями собственного башенно-казематного типа, отечественные верфи были вовлечены в мучительный и затяжной процесс создания без достаточной необходимости усложненного (подчас явно неоправданной вычурности) чужого образца. Эту не поддающуюся пониманию волюнтаристскую акцию великого князя и конформистской верхушки морского министерства можно было бы отчасти оправдать в мирное время, когда столь масштабные эксперименты лишь истощали казну, но не создавали прямой угрозы безопасности государства. В условиях же надвигавшейся войны сооружение в России броненосцев по французскому образцу нельзя не признать грубой стратегической ошибкой.

К истории этих кораблей, уже частично раскрытой в книге автора "Броненосцы типа "Бородино"", нам предстоит вернуться и в работе о броненосце "Слава". Пока же обратимся к оставшемуся в одиночестве и сооружавшемуся во Франции броненосцу "Цесаревич" Не сыграв ожидавшейся от него роли эталона для типового воспроизведения, он становится теперь (за малыми отклонениями) просто образцом французского судостроения той эпохи.

5. “Цесаревич” на стапеле

Приказом по Морскому ведомству (№ 9 от 11 января 1899 г.) за подписью управляющего морским министерством сообщалось, что 21 декабря 1898 г. государь император Николай II "высочайше повелеть изволил" дать название первым кораблям новой программы. В этом самом большом (три броненосца, пять крейсеров, 14 миноносцев и минный транспорт) в истории флота одновременном зачислении в списки броненосец и крейсер, заказанные во Франции, получали названия "Цесаревич" и "Баян".

Как и у всех названных в приказе броненосцев и крейсеров, названия были исторически преемственными. "Цесаревичем" называли балтийский 44-пушечный фрегат (состоял в списках флота с 1838 по 1858 г.) и заложенный в 1853 г. в Николаеве парусно-паровой 135-пушечный линейный корабль. Построенный в 1857 г., он в 1859 г. перешел под парусами на Балтику, где на нем установили машину. В списках флота корабль оставался до 1874 г. Вместе с исключенным из списков в 1880 г. "Ретвизаном", "Цесаревич" завершил эпоху парусно-паровых линейных кораблей. Теперь же два корабля с этими названиями начали эпоху качественно новых эскадренных броненосцев. Продолжив славные традиции флота, они должны были обеспечить ему очередные победы.

Но для победы одной лишь славы предков было недостаточно. Не прислушались в министерстве и к поверью о том, что одноименные корабли нередко повторяют судьбы своих предшественников. А оно уже за время работ во Франции обернулось явственно обозначившемся долгостроем.

Из трех одновременно зачисленных в списки броненосцев "Цесаревич" начали постройкой позже всех, ровно через год после начала постройки "Победы" и спустя полгода после "Ретвизана". Но когда И.К. Григорович при своем назначении наблюдающим за постройкой пожелал получить у В.П. Верховского руководящие инструкции и наставления, тот с нескрываемым самодовольством отвечал, что в них нет никакой необходимости. Адмирал был убежден, что подписанные им контракты и спецификации "разработаны до последней подробности", а потому никаких вопросов и неувязок в работе комиссии произойти не может.

Но обнаружились они неожиданно быстро. Машиностроительный завод фирмы в Марселе, будучи, по существу лишь сборочно-отделочным, ничего почти не производя сам и занимаясь лишь коммерцией, с легкостью разбросал свои обширные заказы едва ли не по всей территории Франции… Это ему позволяло отсутствие в контракте обязанности фирмы оплачивать разъезды наблюдающих инженеров для испытаний и приемов материалов и изделий. Казна несла ощутимые убытки, а инженеры вместо наблюдения за работами должны были немалую часть своего времени проводить в поездах железных дорог французской республики. Будь фирма обязана оплачивать эти разъезды она, конечно, как замечал наблюдающий инженер Д.А. Голов, позаботилась бы "о большем сконцентрировании своих заказов".

Пришлось вызывать из России второго механика. Им стал Н.В. Афанасьев (по-видимому сын известного механика В.И. Афанасьева). Окончивший в 1896 г. минный класс по специальности минного механика, а в 1896 г. Морскую академию, он имел "звание" помощника старшего инженер-механика. Такие громоздкие "звания" вместо военных чинов изобрела бюрократия, чтобы ощутимее отделить чернь флота — механиков от его аристократии — строевого офицерства. Это откровенное унижение должны были нести и дворяне, которые себе на беду избрали непрестижную долю механиков.

Наблюдавший корабельный инженер (в звании "младший судостроитель", недавно произведенный из звания "старший помощник судостроителя") К.П. Боклевский (1862–1928), также требовал прислать помощника или разрешить в необходимых случаях передоверять приемки отдельных заводских заказов официальным приемщикам французского правительства. Так делалось для кораблей бразильского и японского флотов. "Отбились" французы и от непредусмотренного контрактом требования МТК вести при постройке весовой журнал (учет поступления и распределения металла в корпус корабля на стапеле) и от ежемесячного представления (как было принято в отечественном судостроении) сведений о количестве поставленного металла и числе мастеровых (по цехам), занятых на постройке. Наблюдающему инженеру французы на это требование отвечали, что у них это "не в обычае". Такой же ответ получил и пытавшийся несколько раз воздействовать на завод наблюдающий И.К. Григорович.