Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность

В г. Дубенки Грубешувского уезда Люблинского воеводства во время немецкой оккупации был немецкий комендант, старшиной, старостами и полицейскими были предатели из украинско-немецких националистов, которые бежали с немцами. Гитлеровцам удалось натравить украинцев на поляков и поляков на украинцев. Они организовали резню украинскими националистами поляков и польскими националистами украинцев. Немецкие ставленники из украинско-немецких националистов, находясь у власти, всячески издевались над поляками, убивали их. Польские националисты вырезали украинцев. В селах Черничен, Теребин, Модрынь и Сагрынь они убили до 700 украинцев. Из бесед с поляками выяснилось, что они ненавидят украинцев даже больше, чем немцев, из бесед с украинцами также явствует, что они настроены против поляков [640].

Кроме того, говоря о Польше, следует отметить крайне неоднородную внутриполитическую обстановку. Даже существующие в Польше партизанские отряды, действующие под эгидой разных политических партий, не согласовывали своих действий против немецких оккупантов. Вследствие такого разнородного внутриполитического положения наши бойцы значительно чаще, чем это было в первые дни пребывания на польской территории, стали задаваться вопросом: «Стоит ли нам проливать кровь за Польшу?» [641]. Повсеместно бойцы и офицеры обращали внимание на то обстоятельство, что мужское польское население живет дома, занимается своим хозяйством и в войне против немцев пока не принимает никакого участия, так как мобилизация населения в Войско Польское практически пока не проводится. Это обстоятельство, а также и то, что 1 Польская Армия никаких выдающихся боевых дел на территории Польши пока не совершила, вызывало среди личного состава такие суждения: «Мы несем на себе всю тяжесть войны, мы освобождаем Польшу, а поляки сидят дома», «Наш народ напрягает все силы, переживает трудности, а поляки живут и горя не знают. Нужно, чтобы поляки побольше несли на себе бремя войны», «И зачем нам идти так далеко по Польше и очищать ее, смотрите, сколько ходит поляков, здоровые, ничего не делают, пусть они теперь воюют, а мы свое дело сделали», «Глядя на этих молодых и здоровых лоботрясов, обидно как-то становится. Мы выгнали немцев почти всюду из нашей страны, теперь проливаем кровь в Польше, а поляки отсиживаются у себя дома с бабами».

В отличие от периода первых восторженных встреч и взаимных приветствий, которые были повсеместно в момент вступления советских частей в освобожденные города и села Польши, у многих бойцов и офицеров в оценке местного населения появилось разочарование. Многие военнослужащие неодобрительно отзывались о собственнической «душе» польских крестьян, особенно зажиточных, заметно проявляющейся скупости. Сержант Кандагура (185 сд 47 А) заявил: «Поляки – это не русские. Наш народ поделится последним, а они имеют по 6 коров, но ни один из поляков не предложит бойцу или офицеру выпить кружку молока. За все требуют плату. Вот и воюй за них». Такого рода далеко не единичные высказывания военнослужащих были и в других армиях. Например, капитан Зацера (114 ск 70 А) рассказывал: «Недавно я пришел из части и заставил своего ординарца приготовить мне поесть. Он пошел на кухню, поставил котелок на плиту, а хозяйка этому воспротивилась. Когда ординарец ей сказал, что ему нужно покормить офицера, она ответила: “Какое мне дело до вашего офицера, у меня вон свиньи голодные”. После этих слов, говорит капитан Зацера, у меня так вскипело в груди, что я еле сдержался от хорошего нагоняя ей только потому, что помнил приказ по поводу взаимоотношений с местным населением». В той же армии отмечены случаи, когда зажиточные поляки отказывались предоставить сарай для ночлега бойцам, не говоря уже о доме.

Об изменившемся отношении к воинам Красной Армии в Румынии также свидетельствуют факты, когда, убедившись в отсутствии агрессивных намерений Красной Армии, некоторые жители истолковывали это как разрешение вести себя вызывающе. Крестьяне, еще вчера ждавшие, что их расстреляют, сегодня уже выражали недовольство, например, тем, если кто-либо из бойцов или офицеров располагался у них на ночлег.

Увидев собственными глазами капиталистические отношения в Польше, разговаривая с рабочими, батраками, деревенской беднотой, некоторые военнослужащие говорили: «Нам совершенно не интересно освобождать Польшу для того, чтобы в ней остались помещики и капиталисты», «Уж если освобождать поляков, то надо освобождать не только от немцев, но и от своих помещиков и капиталистов. Надо установить в Польше советскую власть, чтобы в дальнейшем не возиться с Польшей». «Мы шли освобождать многострадальную Польшу, а тут вон что».

Такого рода настроения были связаны также с недоверием к Польскому государству и в разговорах подкреплялись ссылками на исторические факты (о стремлении польских панов к захвату Украины, о войнах Богдана Хмельницкого с поляками, об участии поляков в походе против молодой Советской России, о различных конфликтах и интригах, которые исходили от Польши на протяжении всего периода существования ее как самостоятельного государства). Исходя из этого, некоторые военнослужащие говорили: «Поляки, после того как русские помогут им освободиться от немцев, поживут немного, опомнятся, а потом вновь пойдут на захват украинских и белорусских земель».

Такие настроения и высказывания расценивались как крупный недостаток в проводимой политработе, когда далеко не всеми военнослужащими осознавались цель вступления советских войск на территорию Польши, существо советско-польских отношений и основные принципы нашей политики в польском вопросе.

Ведя боевые действия за пределами Советского Союза, советские люди впервые столкнулись с системой капиталистического устройства государств.

Весной 1944 г. в ряде политдонесений 2-го Украинского фронта отмечалось, что появились факты, когда наши военнослужащие, вступив на территорию капиталистической Европы, не вникнув в существо окружающей их среды, пройдясь по центральным улицам румынских городов, где увидели прилично одетую буржуазию и магазины, полные товаров, приняли все это за благополучие всего народа Румынии. У отдельных военнослужащих появились неправильные и вредные, с точки зрения советской морали, настроения, которые в той или иной форме высказывались в беседах с товарищами. Так, военфельдшер 119 гв. сд Массный в разговоре со ст. сержантом Липовиным говорил: «Вот как живут румыны, всего вдоволь, культура, а у меня в Пензе семья живет впроголодь» [642]. Как свидетельствовала военная цензура, некоторые военнослужащие в письмах на родину выражали желание остаться после войны в Румынии или Венгрии, мотивируя это тем, что якобы здесь легче прожить, здесь больше культуры и лучше народ. Однако, как стало выясняться позже, это первое впечатление оказалось не соответствующим действительности. Проходя через небольшие города и села, бойцы и офицеры Красной Армии видели всю ужасающую нищету рабочих и крестьянства.

Политработники, учитывая эти настроения, строили свою работу, разъясняя сущность капиталистического строя и одновременно с этим – преимущества социалистического строя, мощная социалистическая экономика которого выдержала все испытания самой суровой войны, которая в истории не имеет себе равной. Разъясняли, что именно социалистическая экономика обеспечила вооружение и снаряжение Красной Армии всем необходимым и совершенным, а при правильном политическом и военном руководстве – и победы на фронтах, поэтому не румыны и венгры находятся сейчас в нашей стране, а мы находимся победителями в их стране.

В проводимой в подразделениях агитационной работе широко использовался фактический материал из местной жизни. Когда наши войска занимали то или иное село, политработники знакомились с условиями жизни местного населения и использовали этот материал в агитационной работе. Особое внимание обращали на показ работы советского тыла по восстановлению разрушенного хозяйства в освобожденных от немецких захватчиков районах. В то же время армейские и дивизионные газеты размещали цикл статей, вскрывающих роль румынских и венгерских фашистов, которые привели свои страны к экономическому и политическому закабалению [643].