Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории

Вы поняли, что в распространившейся очень широко братско–сестринской любви появлялись почти сплошняком «недочеловеки»? И не заметить этого было совершенно нельзя, ведь брачные узы – очень наглядная «статистика». Как брат с сестрой, — так недочеловеки, как из тотема в тотем – так нормальные ребятишки получаются. Я особо хочу подчеркнуть, что это все видно невооруженным глазом, не надо никаких «научных» исследований, глянул вокруг, спросил, кто папа с мамой, и все ясно.

Геронтократы срочно собрались. Председатель сделал доклад. Звучал он приблизительно так. Охотников почти не осталось, молодежь почти вся лежит и глядит в одну точку, но есть хотят. Матери с ног сбились, отцы их молодые – почти такие же, ни для рыбалки, ни для охоты негодны. Причину на прошлом заседании я вам уже докладывал – любовь. При этом любовь любви – рознь. Как только она разгорится в одном конкретном тотеме, – так жди беды, а не начинающего охотника. Как – между представителями соседних тотемов, — так все в порядке. Особенно хорошо получается, когда любовь возникает у представителей разных фратрий. Я не знаю, чем это объяснить. Я обошел всех стариков и старух, тщетно. Но, симптомы новой, ранее неизвестной, болезни, посетившей нашу орду, не оставляют никаких сомнений. Я знаю одно: причина – поспешно, без достаточной проверки на опытных тотемах, утвержденная вами любовь. Предлагаю любовь упорядочить: в пределах одного тотема – ни–ни. Ни при каких смягчающих обстоятельствах. Прошу также учесть следующее. С самого нашего основания, вспомните рассказы умерших стариков, когда мы с вами были мальчишками, никогда, повторяю, никогда запрета у нас на такое дело не было. В этом вопросе, с этого дня мы его будем называть «щекотливым», всегда разрешалось все в отношениях мужчины и женщины, в любых вариантах. Поколения наши родились с этим, с этим жили и умирали. Это было их неотъемлемое право, как право дышать. Поэтому борьба будет долгая и трудная. Я все сказал.

Застарелую болезнь лечить надо радикально. Впервые в Австралии была введена смертная казнь, и выдвинут юридический принцип неотвратимости наказания. Помогать стало быстро, «новая болезнь» исчезала на глазах. 

А теперь посмотрите, сколь ювелирно точно «геронтократия отсекла разом в обеих фратриях самый опасный, братско – сестринский инцест, отсекла и второй по опасности, и только третий – менее всех опасный, пока оставила в силе. В женской фратрии пришлый в тотем муж мог сколь душе угодно инцестировать со своими дочерями, ведь он был из другого тотема, а те наследовали тотем матери. А мать с сыновьями по новому табу уже не могла себе позволить «обучать» сыновей, ибо она была с ними одного тотема. В мужской же фратрии все было наоборот: пришлая жена–мать могла инцестировать со своими сыновьями, ведь они унаследовали тотем отца, а вот отцу со своими дочерями инцестировать стало невозможно, ибо дочери тоже стали наследницами тотема отца. Как вы полагаете, «пришлые» в тотем мать или отец, которым по новому табу один из видов инцеста остался «разрешенным», меньше же принесут «вреда» этому тотему, чем «постоянные» его члены? Я думаю, что меньше. А «постоянные члены тотема» этим табу были напрочь отсечены от возможности осуществления инцеста. Вот поэтому–то я и хвалю геронтократию и здесь, и немного выше.

Надо прямо сказать, что с этой «любовью», так поспешно утвержденной геронтократией, хлопот было, не оберешься. Почти все приходилось заново законодательно «утрясать». Возник вопрос женской верности, особенно во фратрии «петуха». Мужикам приходилось неспавши, неевши, прямо с работы, бегать и разгонять любовников жены. Ведь как проверишь и примешь от жены свое наследование, когда она такая потаскуха? Геронтократия понимала их страдания, вникала в распри и споры по поводу сомнительности наследников, а потом прямо и однозначно постановила: с такого–то лунного месяца принимать в мужскую фратрию в качестве невесты только непорочных девушек, как доказательство, что и в будущем они будут такими же. Для проверки создать комиссию из незаинтересованных бабушек. Отцам в женской фратрии, по старинке все еще испытывающим своих дочерей на пригодность к браку, прямо не говорили ничего. Закон табу не позволял их прямо наказывать. Они же разных тотемов. Но все же предупредили, что, если по решению бабушкиной комиссии их дочерей не признают годными к браку, то кормить им их до пенсии. Начинало действовать, да и жена ругалась: «Ах, я уже такая старая, к дочке бегаешь? Вот возьму и нарушу табу с сыном. Меня казнят, кто тебе варить суп будет? Не эта же вертихвостка?».

Решено было приучать девушек к скромности с детства. Им почти с пеленок начинали внушать, что «это» нехорошо, вот вырастешь, все поймешь, замуж выйдешь, у тебя только тогда будут детки, как у нас с папой. Чтобы закрепить это воспитание, а то матери с отцами бывают разные, не воспитывают детей пока они «поперек лавки лежат», ввели практику «заточения при наступлении половозрелого возраста», чтобы прочувствовали на всю оставшуюся жизнь (см. выше). Будущие мамы в мужскую фратрию начали поступать в приемлемом виде, показатели социалистического соревнования отцов семейств, охотников и рыбаков резко улучшились.

Надо отметить также, что сорванцы–мальчишки, когда судить их по закону тотема было еще рано, возраст не вышел, много безобразничали со своими сестрами, а те, более слабые и физически, и эмоционально, зачастую от этого выбраковывались бабушкиной комиссией. Пришлось и здесь ввести строгие правила, но по их малолетству не всегда им понятные. Поэтому прямое внушение заменили косвенным. Их стали приучать терпеть всякие «трудности», в том числе и плотские, как частный случай (подробнее см. выше).

Жизнь, теперь уже почти в государстве, налаживалась. Самыми трудными этапами ее становления теперь, спустя время, мы считаем создание мужской фратрии «петуха» и несколько позднее: законодательное оформление права на любовь.

Созданное табу на внутритотемные половые сношения старики не объясняли, оно первоначально казалось невыполнимым. Но чрезвычайно жесткие меры наказания, принятые умными стариками, довольно быстро сделало это табу одним из самых основных, жизненных правил. Выполняемых теперь уже не из–под палки, а из чистого, но необъяснимого, вытесненного из сознания. Как говорит Фрейд, хочется, но абсолютно нельзя.

Собственно, что такое инцест, эндогамия и экзогамия, мы, австралийские аборигены, не знаем. Поэтому и вам, ученым, объяснить не можем. На что и жаловались ваш Фрейд и Фрэзер в своих произведениях. Знаем только, что внутри тотема половые связи запрещены. Но посмотрите, сколько за это время тотемов развелось? Плюнуть некуда. Так что, мы не замечаем сложностей относительно женитьбы. И родители стали более образованными, но это и есть мы с вами.

Хотели уже изобретать электричество. Но тут приплыли английские каторжники и привезли с собой столько виски, что мы, совершенно непривычные к этой дряни, спились мгновенно. И забыли не только о своем намерении насчет электричества, но и некоторые табу у нас из головы выскочили, и названия тотемов, редко встречающихся, забыли. Вот такая «оптимистическая трагедия».

Хочу здесь добавить, что я не зря упоминал выше, как моя знакомая русская женщина за неполных два года чуть не забыла русский язык, которым не пользовалась все это время. Что, и как делать порох, если бы не постоянные войны, забыли бы через год. Вот здесь эти сведения мне и требуются. Я хочу спросить: долго вы помните доказательство любой теоремы и конечную формулу ее, например «пи эр квадрат или «аш два о»? Доказательство забывается в день экзамена, конечно, после его, а формулу я и сейчас еще помню. Точно так и с причиной табу, магией и прочим. Ненужное забывается, «сухой остаток» – остается.

Населению не объясняли особенно подробно, почему вводятся те или иные табу. Издали устный текст табу и наказание за его нарушение, и достаточно. Если вам это кажется мало обоснованным, приведу пример из вашей собственной жизни. Когда в конце прошлого века проводили железную дорогу мимо деревень, много объясняли крестьянам, что такое контргайка? Если бы объясняли, то Чехов не написал бы рассказ «Злоумышленник», в котором крестьяне свертывали эти самые контргайки на грузила к своим сетям, как абсолютно лишние на железной дороге. Ведь гайку–то они не трогали, видели, что она рельсы скрепляет, а контргайка — лишняя. А крестьянина все равно посадили, вот ему и непонятно было, за что? Или сегодня. Полстраны украл, ничего не будет, а за гроздь бананов – дитя побаловать, три года дадут. Видите, и здесь понятной всем «мотивации» нет.