История Парижской Коммуны 1871 года (ЛП)

Версальцы не решились препятствовать отходу Вроблевски, хотя они владели частью бульвара Сен‑Марсель, вокзалом Орлеан, а их канонерки двигались по Сене. Канонерки задержались на некоторое время у входа в канал Сен‑Мартин, но, набрав ход, они преодолели препятствие и вечером оказывали поддержку наступлению на одиннадцатый округ.

Наконец, весь левый берег оказался в распоряжении противника. В центре сражения оказались Бастилия и Шато д’О.

Теперь на бульваре Вольтера можно было видеть всех самоотверженных людей, которые не погибли, и чье присутствие не требовалось в их кварталах. Одним из самых активных был Верморель, который в ходе борьбы продемонстрировал отвагу, сочетавшую в себе пылкость и хладнокровие. Верхом на коне, обвязанный красным шарфом, он скакал от баррикады к баррикаде, подбадривая людей, доставляя подкрепления. К двенадцати часам в мэрии проводилось еще одно заседание. Присутствовали двадцать два члена Совета. Десять других членов Совета руководили обороной в своих округах. Другие были неизвестно, где. Арнольд сообщил, что прошлым вечером секретарь мистера Уошберна, посла Соединенных Штатов, вышел с предложением о посредничестве немцев. Коммуне, сказал он, достаточно сейчас только направить комиссаров в Винсеннес для выработки условий прекращения огня. Этот секретарь, представленный собранию, подтвердил свое заявление, и начались дебаты. Делеклюз не проявлял готовности принять этот план. Какие мотивы побуждали иностранца вмешаться? Положить конец пожарам и обеспечить гарантии этого, ответил тот. Но гарантии могли дать лишь власти Версаля, чей триумф в данный момент не вызывал сомнений. Другие утверждали всерьез, что отчаянная оборона Парижа вызвала восхищение пруссаков. Никто не задался вопросом, нет ли в этом нелепом предложении западни, не был ли самозваный секретарь обычным шпионом. Члены Совета ухватились за последний шанс спасения, как утопающие за соломинку. Арнольд даже предложил основу перемирия, подобную той, что выработал ЦК. Четырем членам Совета, включая Делеклюза, поручили сопровождать американского секретаря в Винсеннес.

В три часа они дошли до ворот Винсеннеса, но комиссар полиции не позволил им пройти. Они показали свои шарфы и удостоверения членов Совета. Комиссар настаивал на предъявлении охранного свидетельства Комиссии общественной безопасности. Пока проходил этот разговор, подошли некоторые федералы. — Куда вы идете? — спросили они. — В Винсеннес. — Зачем? — По поручению. — Последовала резкая перепалка. Федералы решили, что члены Совета хотели укрыться от правосудия, и даже собирались грубо обойтись с ними, когда кто–то узнал Делеклюза. Это спасло других, но комиссар все еще настаивал на охранном свидетельстве.

Один из делегатов побежал за ним в мэрию одиннадцатого округа, но даже по приказу Ферре часовые отказались спустить подъемный мост. Делеклюз сказал им, что на карту поставлено общественное благо, но мольбы и угрозы не смогли одолеть подозрения в дезертирстве. Делеклюз, обескураженный, вернулся назад. На некоторое время его заподозрили в трусости. Это было невыносимо для него.

У мэрии он обнаружил толпу, обругивавшую несколько флагов с вензелями в виде орлов, которые, как они утверждали, только что были отбиты у версальцев. Из Бастилии доставляли раненых. Мадмуазель Дмитриева, сама раненая, поддерживала Франкеля, раненого на баррикаде в предместье Сен‑Антуан. Когда Вроблевски вернулся с холма Кай, Делеклюз предложил ему пост главнокомандующего. У вас есть несколько тысяч решительных людей? — спросил Вроблевски. — В лучшем случае, несколько сотен, — ответил делегат. Вроблевски не мог взять на себя ответственность командовать в таких неравных условиях и продолжал сражаться простым солдатом. Он остался единственным генералом Коммуны, который был способен командовать корпусом. Он всегда просил присылать к нему те батальоны, от которых отказывались другие, умудряясь использовать их в деле.

Наступающие войска становились все ближе и ближе к Шато д’О. Эта площадь, сооруженная с целью контроля предместий и переходившая в восемь больших авеню, в действительности, не имела укреплений. Версальцы, занявшие театр оперетты и улицу Шато д’О, атаковали площадь, обойдя казармы принца Евгения. Они зачищали улицу Маньян дом за домом, освобождая ее от детей Коммуны. Брюнель, сражавшийся с врагом четыре дня, был ранен в бедро. Дети Коммуны пронесли его на носилках через площадь Шато д’О под градом пуль.

С улицы Маньян версальцы вскоре добрались до казарм. Федералы, слишком малочисленные, чтобы обороняться, оставили их.

Падение этой позиции открыло доступ на улицу Турбиго, позволив версальцам занять всю верхнюю часть округа и окружить Академию искусств и ремесел. После продолжительного боя федералы оставили баррикаду у Академии и заряженный пулемет. С ним также осталась женщина. Как только солдаты оказались в пределах досягаемости, она открыла по ним стрельбу.

Баррикады на бульварах Вольтера и театра Дежазе с этих пор подвергались обстрелу со стороны казарм принца Евгения, бульвара Мажента, бульвара Сен‑Мартен, улиц Темпл и Турбиго. За этими ненадежными укрытиями федералы отважно встречали эту лавину огня. Сколько людей именовались героями, не проявив и сотой доли этой обычной храбрости без сценических эффектов, без претензий войти в историю, храбрости, которая воссияла в эти дни в тысячах мест Парижа! На Шато д’О девятнадцатилетняя девушка, молодая и обаятельная, с черными вьющимися волосами, одетая в форму морского стрелка отчаянно сражалась весь день. Там же перед баррикадой был убит лейтенант. Пятнадцатилетний мальчишка Дотей подобрался к покойнику, чтобы забрать его кепи, когда вокруг свистели пули. Он вернулся обратно под приветственные возгласы товарищей.

В уличных боях, как и на полях боев, дети проявляли отвагу, не меньше мужчин. На баррикаде в предместье Темпл самым неутомимым стрелком был мальчишка. Когда баррикаду захватили, ее защитников расстреляли, настала также очередь этого ребенка. Он попросил три минуты отсрочки расстрела, «чтобы передать матери, которая жила напротив, свои серебряные часы. Чтобы она, по крайней мере, потеряла не все». Офицер, невольно растрогавшийся, позволил ему уйти, не ожидая его возвращения. Но через три минуты мальчишка появился вновь и сказал: — Я здесь! — Он прошел по мостовой и встал у стенки рядом с трупами своих товарищей. Париж не погибнет, пока рождает таких людей.

Площадь Шато д’О словно подверглась воздействию циклона. Стены домов были разбиты снарядами и бомбами. Обрушились громадные блоки зданий. Львы фонтанов были пробиты пулями или опрокинуты, бассейны разбиты. Из двадцати домов вырывалось пламя. Деревья стояли без листьев, их сломанные ветки висели, словно члены, отсеченные от тела. Из разоренных садов поднимались клубы пыли. Невидимая рука смерти повисла над каждым камнем.

В 6.45 мы увидели у мэрии одиннадцатого округа Делеклюза, Журде и около сотни федералов, двигавшихся в сторону Шато д’О. Делеклюз оделся, как обычно, на нем была черная шляпа, пальто и брюки. Его красный шарф, как правило, неприметный, был повязан теперь вокруг талии. Он шел без оружия, опираясь на палку. Опасаясь паники на Шато д’О, мы последовали за делегатом. Некоторые из нас задержались у церкви Св. Амброзия, чтобы получить оружие. Затем нам повстречался торговец из Эльзаса, который, возмущенный предательством страны, сражался в течение пяти дней и был тяжело ранен. Далее, лежал Лисбон, который, как и Брюнель, часто бросал вызов смерти и пал, наконец, на Шато д’О. Его вынесли почти мертвым. Наконец, мы увидели Вермореля, которого ранили рядом с Лисбоном. Тейц и Жаклар несли его на носилках, оставляя за ними крупные пятна его крови. Мы постояли некоторое время позади Делеклюза. Примерно в восьми метрах от баррикады охранники, сопровождавшие его, метнулись назад, поскольку разрывы снарядов преградили вход на бульвар.

Делеклюз продолжал идти вперед. Вот сцена, которую мы засвидетельствовали. Пусть она войдет в анналы истории. Солнце садилось. Старый изгнанник, не опасаясь того, где идет, шел размеренным шагом, единственное живое существо на пути. Подойдя к баррикаде, он повернул налево и взобрался на булыжники.