История русской церкви

Слухи об этих неурядицах в 30-х годах дошли до сведения правительства. Оно воспользовалось этими трениями, чтобы разгромить общину. Духоборчество было объявлено «особо вредной» сектой, и духоборцам было предложено либо перейти в православие и остаться на Молочных Водах, либо переселиться в Закавказье. Часть богатеев сейчас же перешла в православие и завладела лучшими землями. «Сион» дал им все, что мог, и дальнейшее преуспеяние возможно было для них только в качестве «воистинных людей», но уже «Вавилона»; с ними осталось еще несколько сот рядовых духоборцев, всего около 1000 человек. Но большая часть рядовой массы не пошла на отречение от своих идеалов и стремлений и предпочла переселиться; в 1841 г. около 4000 духоборцев снялись с насиженных мест и двинулись в Ахалцыхский округ, где им были отведены земли. На /312/ месте «Сиона» была выстроена православная церковь; на землях «Духобории» хозяйничали ренегаты, новоявленные сыны Каина. Духоборческий летописец, которого мы цитировали выше, находил, что эта катастрофа является заслуженной карой за «отступление от закона божьего». На самом деле это был естественный конец духоборческой эпопеи на почве крепостного права. Ибо при самом своем начале духоборчество, подобно хлыстовщине 70-х годов, было организацией тех «пиявок», по ленинскому выражению, которые в лице мелких торговцев и скупщиков были хозяевами мелких местных рынков; и вполне естественно, что на якобы коммунистических молочноводских дрожжах развелись жирным образом тоже пиявки, хотя несколько иного рода, отпавшие от общины, когда она была ими высосана.

На Кавказе духоборческая организация опять прошла через тот же процесс дифференциации и разложения, который она пережила на Молочных Водах. Первоначальная кавказская организация, правда, не могла быть простым повторением молочноводской коммуны вследствие совершенно иных местных условий. Недаром свое первое селение на Кавказе духоборцы назвали Горькое; горная каменистая почва и соседство с воинственными и враждебно настроенными горцами делали невозможным производительный земледельческий труд и настраивали колонистов на мирный лад по отношению к правительству, единственному защитнику от набегов горцев. Пришлось жить мелкими промыслами и ограничиться артельным устройством с известными отчислениями в общую кассу; по отношению к власти духоборцы пошли на еще большие уступки: платили налоги и даже отбывали воинскую повинность, а во время войны 1854–1855 гг. обслуживали обоз русской армии и принимали на себя другие подряды и поставки. Война эта и помогла начаться новому процессу дифференциации; он был ускорен и обострен новыми условиями народнохозяйственной жизни после 1861 г., и потому рассмотрение заключительного периода истории духоборчества на русской почве удобнее всего сделать в связи с историей сектантства после эмансипации.

Параллельно с духоборческим шло молоканское движение, которое было во многом сходно с первым, отличаясь от него лишь в деталях. Основатель молоканства Семен Уклеин был бродячим деревенским ремесленником, по специальности портным; разъезжая по тамбовским /313/ деревням и селам, он встретился с Побирохиным, сблизился с ним и примкнул сначала к духоборчеству. Но с Побирохиным он не поладил из-за деспотического характера последнего и некоторого расхождения во взглядах и решил действовать самостоятельно. Уклеин имел дело с несколько иной социальной средою, чем Колесников и Капустин. Первые его шаги в Тамбове, где он объявил себя мессией, были неудачны; он попал в тюрьму, а его 70 апостолов разбежались. После освобождения он пошел по Волге и проповедовал среди той массы беглых и бывших людей, которыми всегда кишели берега средней Волги, начиная от Самары. В этой среде уже действовали разнообразные влияния, начиная с иргизской пропаганды и кончая иудействующим направлением, которое не считало Иисуса мессией и потому признавало Моисеев закон неотмененным. Вследствие неудачи прямого мессианизма Уклеин преобразовал здесь свою прежнюю, близкую к духоборчеству идеологию, учтя также все те течения, с которыми он столкнулся на Волге. Тут не годились ни аллегория, ни гностико-дуалистические построения: надо было все строить по писанию. Укленн и провозгласил идеалом первоначальное христианство, не искаженное соборами. Он не отрицал, безусловно, ни таинств, ни постов, ни обрядов, отвергнув только монашество и внешний храмовый культ с его крестами, иконами, мощами и драматическим богослужением, признал даже догмат троичности и некоторые постановления Моисеева закона (запрещение есть свинину и рыбу без чешуи). Но зато по отношению к современному ему государству и обществу Уклеин провозгласил почти такое же непримиримое отношение, как и духоборчество. Все люди равны, не может быть ни богатых, ни бедных, ни неблагородных, ни благородных, ни рабов, ни господ; война, военная служба и присяга — богопротивные действия, и правильно поступает тот, кто убегает из войска. По нужде молокане, правда, могут повиноваться монархической власти, но только таким ее повелениям, которые не противны божественному закону. Эта проповедь собрала вокруг Уклеина массу последователей; с ними он спустился до Ахтубы и там организовал первую общину; вторая была организована на Иргизе много позже, в 30-х годах XIX в., на развалинах тамошних старообрядческих монастырей.

Организация молоканских общин исходила из положения, что истинная церковь и гражданское общество /314/ являются тождественными — истинная церковь есть гражданское общежитие «евангельских христиан». Поэтому общежитие должно строиться на «евангельских» началах любви и равенства их членов. Тут нет прямого требования коммунизма, и на практике первые молоканские общины не были полными коммунами. В них было организовано на коммунистических началах лишь производство, но не потребление, да и производство было поставлено на общинные начала не столько ради соблюдения принципа первоначального христианства, в котором существовал как раз коммунизм потребления, сколько в силу характера хозяйственной деятельности — иргизские и волжские рыбные ловы сами по себе требовали артельной организации. Подлинным основателем молоканского коммунизма надо считать другого крупного деятеля 30-х годов — самарского крестьянина Михаила Акинфиевича Попова. Попов всецело проникся мыслью о том, что молоканская организация должна восстановить организацию первоначальных христианских общин. Поэтому он начал с того же, с чего начинали, по словам Деяний, все новообращенные христиане: роздал все свое имение соседям и сразу приобрел последователей в лице всего населения двух селений — Яблонского Гая и Тяглого Озера. За такое действие Попов сейчас же был сослан на Кавказ, а за ним ушли и все его сторонники. Они образовали колонию в Шемахинском округе; Попов дал ей коммунистическую организацию, устройство которой определено «Уставом упования общего учения», написанным самим Поповым. Это был настоящий фаланстер, который привел бы в восхищение самого Фурье [87]. Все движимое и недвижимое имущество и все доходы с них принадлежат, по этому уставу, общему братскому союзу, состоящему из отдельных слобод или партий. Партия есть единое целое, она сообща выстраивает слободку, в которой поселяются ее члены. Дома, скот, земледельческие орудия, телеги, весь домашний инвентарь, земли, сады, огороды, мельницы, пчельники, кожевни и всякие другие мастерские, какие только могут быть, /315/ все это есть достояние партии, и доходы со всего этого имущества принадлежат общей кассе партии. Выборные распорядители или распорядительницы регулируют производство и потребление: распределяют домашние и полевые работы и отпускают из общего имущества и общей кассы все предметы потребления по числу душ. В каждой слободе кроме распорядителя были еще выборные судьи, учителя, обучающие детей в училищах, устроенных в каждой слободе, молитвенники, совершающие общественную молитву, и другие. Определенного культа, как и у духоборцев, не было. Брак был поставлен также, как и на Молочных Водах. Во главе всего фаланстера стоял высший совет из 12 выборных апостолов. Слава об этой общине разнеслась далеко по Волге, и за Закавказьем установилась репутация обетованной земли для молоканства, привлекавшая туда паломников и новых колонистов.