Путь к империи

Наполеон согласился с тем, что положение Венеции критическое, но, не теряя времени на обсуждение причин этого, предложил вопрос. «Вы хотите, – сказал он, – арестовать тех, кого называете врагами, но это – те, кого я называю своими друзьями. Вы вручаете власть людям, известным своей ненавистью к Франции. Вы набираете новые войска. Что еще остается вам сделать, чтобы была объявлена война? А между тем ваша гибель будет полная и немедленная.

Напрасно вы надеетесь на поддержку эрцгерцога. Не пройдет и восьми дней, как я прогоню его армию из Италии. Есть одно средство вывести вашу республику из тягостного положения, в котором она находится: я предлагаю ей союз с Францией. Я гарантирую ей владения на материке и даже власть над Брешиа и Бергамо, но требую, чтобы она объявила войну Австрии и выставила для присоединения к моей армии контингент в 10 000 человек пехоты, 2000 кавалерии и 24 орудия.

Я полагаю, что было бы своевременно вписать в Золотую книгу главные фамилии материковых владений; однако я не ставлю это условием sine qua non. Возвратитесь в Венецию, обсудите это в Сенате и приходите для подписания договора, единственно могущего спасти ваше отечество». Пезаро согласился, что это разумный проект, и уехал в Венецию, обещая вернуться не позже чем через две недели. 11 марта французская армия начала движение для переправы через Пьяве.

Как только это известие достигло Венеции, тотчас же последовал приказ арестовать в Бергамо и предать суду десять виднейших жителей этого города. Руководители патриотической партии, вовремя предупрежденные одним преданным им венецианским чиновником, перехватили курьера, арестовали самого проведитора, подняли знамя восстания и провозгласили свободу Бергамо. Делегаты, которые были ими посланы во французскую главную квартиру, застали ее на поле сражения у Тальяменто.

Это событие вызвало недовольство Наполеона, но дело было непоправимо. Бергамо уже вступил в переговоры о федерации с Миланом, столицей Ломбардской республики, и с Болоньей, столицей Транспаданской республики. Такая же революция произошла несколько дней спустя и в Брешиа.

Две тысячи словенцев, находившихся там, были обезоружены; проведитора Батталью не тронули, но отправили в Верону. Венецианский главнокомандующий Фиоравенти выступил против восставших, занял Сало и угрожал Брешиа; миланский генерал Лагоц двинулся ему навстречу, разбил и прогнал из Сало.

Пезаро вернулся, как и обещал, в главную квартиру, которую догнал в Герце. Эрцгерцог был уже разбит на Тальяменто; Пальманова открыла свои ворота, и французские цвета развевались над Тарвисом, по ту сторону Изонцо и на вершине Юлийских Альп. «Сдержал ли я слово? – сказал ему Наполеон. – Венецианская территория занята моими войсками. Австрийцы бегут передо мной. Через несколько дней я буду в Германии. Чего хочет ваша республика? Я предложил ей союз с Францией, согласна ли она его принять?»

«Венеция, – отвечал Пезаро, – радуется вашим триумфам. Она сознает, что ей можно существовать только при помощи Франции, но, верная своей старой и благоразумной политике, она хочет оставаться нейтральной. При Людовике XII, при Франциске I ее армии еще могли что-либо значить на поле сражения. Ныне, когда все население становится под ружье, какую выгоду даст вам наша помощь?»

Наполеон сделал последнюю попытку, она потерпела неудачу. Прощаясь с Пезаро, он сказал ему: «Хорошо, раз ваша республика хочет оставаться нейтральной, я согласен; но пусть она прекратит свое вооружение. Я оставляю в Италии силы, достаточные, чтобы быть в ней хозяином, и двигаюсь на Вену.

То, что я прощал Венеции, когда был в Италии, сочтется неизгладимым преступлением, когда я буду в Германии. Если на венецианской территории моих солдат будут убивать, а обозы – перехватывать, если коммуникации окажутся прерванными, то ваша республика перестанет существовать; она сама произнесет себе приговор».

Генерал Керпен взял пример с генерала Жубера, приступившего 20 марта к операциям. Он покинул Тироль и направился через Зальцбург и Роттенманн в долину Мура, где надеялся соединиться с эрцгерцогом, но, упрежденный в Шейфлинге быстрым маршем французов, перешел обратно через горы и присоединился к армии только на Венской равнине.

Генералу Лаудону, оставленному им всего с 2000 человек регулярных войск для охраны Тироля, удалось реорганизовать 10 000 человек тирольского ополчения, разошедшегося было по домам и упавшего духом после стольких поражений. Такое подкрепление дало ему значительное численное превосходство над небольшим обсервационным отрядом, который был оставлен Жубером для прикрытия Триентской дороги. У генерала Сервье было около 1200 человек. При приближении противника он эвакуировал оба берега Авинчио и отступил на Монте-Бальдо.

Лаудон занял Триент. Овладев всем Тиролем, он наводнил Италию воззваниями. Им распространялись в Венеции, в Риме, в Турине, в Неаполе известия о поражениях французов: «Тироль стал могилою для войск Жубера. Наполеон разбит на Тальяменто. Императорские армии одержали блестящие победы на Рейне; сам он вышел из Триента в Италию с 60 000 человек, чтобы отрезать всякое отступление остаткам французской армии, которых преследует эрцгерцог». В конце он призывал к оружию, к восстанию против французов Венецию и всю Италию.

При этих известиях венецианская олигархия перестала соблюдать всякую меру. Французский посланник делал тщетные усилия, чтобы доказать Сенату, какую пропасть он роет под своими ногами. Он разоблачил ложные сведения о поражении Жубера в Тироле и такую же ложь о поражениях Самбро-Маасской и Рейнской армий.

Он доказал, что эти армии еще не начинали военных действий. Он дошел до того, что сообщил Сенату план кампании, из которого вытекало, что оставление Тироля Жубером было заранее согласованной операцией, что этот генерал движется через Каринтию на Пустерталь и что он не только не погиб, а, наоборот, достиг своей цели.

Пезаро не придавал никакой веры этим сообщениям, он слишком горячо желал поражения французов. Со своей стороны, Венский двор не пренебрегал никакими средствами, чтобы разжечь страсти врагов Франции. Для него было очень важно организовать восстания в тылах армии.

Резервный корпус, оставленный в Пальманове, гарнизон Озоппо и благоразумие проведитора Мочениго [68] удержали в спокойствии Фриуль. Возможно также, что и сами жители, находившиеся ближе к театру военных действий, были лучше осведомлены о положении вещей.

Сбор всеобщего ополчения в Веронской провинции был подготовлен уже давно. Более 30 000 крестьян получили оружие и ждали только сигнала для начала резни; 3000 человек венецианских и словенских войск были посланы в Верону, чтобы составить ее гарнизон. Проведитор Эмили, преданный Сенату, договорился с Лаудоном. Он известил его о слабости французского гарнизона и, как только счел для себя обеспеченной поддержку австрийских войск, дал сигнал к восстанию.

17 апреля, на второй день Пасхи, после вечерни, ударил набат. Восстание разразилось одновременно в городе и в деревнях. Повсюду происходили убийства французов. Неистовство народа дошло до того, что было зарезано 400 больных в госпиталях. Генерал Баллан с гарнизоном заперся в фортах. Артиллерийский огонь с фортов, направленный им против города, заставил веронские власти просить о переговорах, но народ в бешенстве воспротивился этому.

Подкрепление в 2000 словенцев, высланное проведитором Фоскарини из Виченцы, и приближение войск австрийского генерала Нейперга еще более возбудили народ. За ущерб, причиненный бомбардировкой города, он отомстил тем, что перебил гарнизон Киузы, уже раньше вынужденной капитулировать перед всеобщим ополчением горцев.

Генерал Кильмен, командовавший в Ломбардии, при первых же сведениях, полученных им о восстании в Вероне, принял меры для оказания помощи генералу Баллану.